Девушка из хорошей семьи - Мисима Юкио
– Я по возможности постараюсь прийти, а присматривать за вами будет мать. В Америке на таких вечеринках мать за всем следит, – пояснил Ититаро.
И вот наступил этот день. Мероприятие должно было состояться вечером в субботу, Масамити с женой и Тиэко пришли пораньше помочь.
Стоял ясный день, но дул сильный северный ветер. Он трепал в саду листья на стоявших пока без цветов камелиях, и в лучах солнца эти листья отсвечивали глянцем, окрашивая увядший газон в зеленоватый цвет.
Касуми вместе с матерью, Акико и Тиэко изо всех сил трудилась на кухне, готовя канапе и сласти, Масамити в гостиной, где будут танцы, настраивал проигрыватель.
Закончив часть работы, Касуми и Тиэко прямо в цветастых передниках забежали в комнату Касуми пошептаться. Тиэко веселилась, словно у себя дома, и куда больше походила на хозяйскую дочь. Она явно изголодалась по домашним удовольствиям.
– Может, нам с тобой поменяться семьями? – проворчала Касуми.
Тиэко с восторгом разглядывала стол Касуми, трогала все, как ребенок. «Какой хороший нож для бумаги»; «А закладка с картинкой Ниагарского водопада – вот уж не думала, что у тебя такая»; «Красивый конверт. Пошли мне в таком письмо»; «А пресс-папье! Прямо синий водоворот за стеклом. А вот так словно вода движется»… и все в таком духе.
– Если хочешь, забирай все, – отчаявшись, сказала Касуми. – Мне не нужно. Вот как он придет сюда после того, что было на станции «Токёэки»? С каким лицом покажется?
– Не издевайся над ним уж слишком, жалко ведь.
– Ты ему еще и сочувствуешь?!
– Вовсе нет, он же такой развратник.
– Мне просто интересно, как он станет притворяться. Слушай, ты ведь его еще в нашем доме не видела. Он отлично притворяется. Прямо образец здорового, безупречного юноши.
– Как подумаю, что он мой родственник, грустно становится. Но я-то не притворяюсь.
– Да это понятно.
Приятное волнение перед танцевальным вечером постепенно охватило даже Касуми. Она несколько раз смотрела на часы, думала о непривычных для себя вещах: например, сочувствовала гостям – гостиная небольшая, места для танцев мало. И нервничала в ожидании чего-то.
В сумерках начали появляться гости. Мать должна была сидеть в гостиной и надзирать за молодежью, но включенный на полную громкость звук грохотом отражался от стен, так что вскоре у нее разболелась голова и она ушла.
– Я не могу больше здесь находиться, как-нибудь аккуратно скажи отцу. Я ведь долго вас сторожила. Да и отец сегодня вечером на банкете – вернется, пожалуй, поздно.
– Ладно, положись на меня. – Касуми постучала себя кулаком в грудь.
Посреди этого разговора в вестибюле опять раздался звонок. Касуми открыла дверь, и прямо на пороге ей в лицо уткнулся букет белых зимних роз. За букетом стоял Саваи и обаятельно, приветливо улыбался. Касуми не могла вымолвить ни слова.
«Я проиграла. Да, точно, этот человек – актер на голову выше меня. Ну ничего, подожди немного, и я тебе такое устрою», – про себя решила Касуми, даже не задумавшись, с чего вдруг в ней взыграл этот дух борьбы. Она сверлила Саваи взглядом, пытаясь уловить запах станции «Токёэки».
Однако улыбка так и сияла на круглом лице гостя, а глаза сверкали молодым задором – он напоминал глянцевую картинку с обложки журнала для подростков: ни теней, ни загадочности. Первым делом он учтиво поприветствовал Каёри:
– Сердечно благодарен вам за приглашение на этот вечер. Бесконечно рад.
Матери Касуми нравился Саваи, и она довольно сощурилась в ответ на это обращение, отличающее молодого человека из хорошей семьи.
Саваи обходительно и галантно поздоровался с Касуми, но ей показалось странным, что сама она воспринимает это как формальную любезность. В прошлом году, в день, когда Саваи брал у ее отца интервью для журнала, она не заметила в его поведении никакой фальши. Да и вообще на его лицо не смотрела.
Гости собрались, но из-за свойственной японцам привычки смущаться танцы все никак не начинались, так что первыми выступили Масамити с Акико.
Это был замечательный танец. Старший брат Касуми, с прямой спиной, в двубортном пиджаке, обняв жену, ловко двигался в танце, и на губах у него играла счастливая улыбка, а глаза за очками сияли. Ну а Акико… Касуми только сейчас обнаружила, что у невестки довольно большой зад. При движении та приближалась к мужу, и крепкие ягодицы, казалось, готовы были разорвать облегающую юбку.
Все в молчании следили за этим идеальным танцем, удивляясь: где только Масамити выучился таким сложным движениям и как это Акико так умело их повторяет.
В самый разгар танца распахнулась дверь, хотя Касуми считала, что гостей больше не предвидится. Она обернулась – явился отец с бутылкой шампанского в руках. Молодые служащие вскочили, освобождая Ититаро место, Масамити и Акико остановились.
Ититаро громко и внятно произнес:
– Прекрасно! Я сейчас в ресторане на Симбаси [8] похвалился, что дочь дома устраивает танцевальный вечер, так хозяйка тут же притащила бутылку шампанского и велела скорее нести ее сюда, угостить всех.
– Здорово! – разнесшийся эхом мягкий голос Саваи раздражал Касуми.
– Я сейчас уйду, а вы танцуйте, танцуйте. Мне приятнее в теплом кимоно посидеть на татами [9]. Ну, молодые люди, что же вы не танцуете? Не стесняйтесь, танцуйте. Я только шампанское поставлю и пойду.
Во время этого громогласного напутствия Тиэко на ухо прошептала Касуми:
– Хороший у тебя отец!
Касуми промолчала. Ей не понравилось, что своими словами отец превратил танцевальную вечеринку в некое подобие корпоративного банкета.
Повинуясь намеку Ититаро, кавалеры разом, точно заведенные куклы, поднялись и отправились приглашать девушек. К Касуми подошли Саваи и Маки, но Саваи опередил вечно рассеянного и сонного товарища, и тот, похлопав глазами с тяжелыми веками, пригласил Тиэко.
Когда Касуми оказалась в паре с Саваи, ее вдруг охватило незнакомое ощущение.
Она уже не раз танцевала с мужчиной, но подобное чувство возникло впервые. Можно сказать, что раньше она танцевала, не привнося в это никаких чувств. Его грудь в белой рубашке и ярком галстуке раскачивалась, словно поверхность воды в бассейне, и Касуми сосредоточенно смотрела на нее, как перед прыжком с трамплина.
Саваи сразу начал шутить. Касуми взглянула на белые нарциссы, стоявшие на полке с безделушками в углу гостиной. Саваи сделал поворот в танце, и она отвела взгляд от нарциссов. Недовольно подумала: «Не время смотреть на какие-то цветы».
«Чистые цветы. Саваи не такой. Но искренность не так уж и важна. Разве танцевать с ним неловко или противно?»
Она погрузилась в размышления, не обращая внимания на шутки Саваи.
Мелодия звучала три минуты. Касуми вспомнила, что хотела сказать за это время, и тут же напряглась, сердце заколотилось. Слова, которые она наконец выдавила, должны были прозвучать шутливо и легко, а получилось сурово и словно через силу:
– Знаете, господин Саваи, я как раз видела вас после Нового года на станции «Токёэки».
Саваи с невинным видом, будто не понимая, взглянул на Касуми:
– Э-э? Что значит «как раз»?
При виде такого притворства Касуми вспылила:
– Вот как?! Неужели забыли? До следующего танца постарайтесь вспомнить.
Музыка закончилась. Пластинка была долгоиграющей, они могли танцевать и разговаривать дальше, но Касуми быстро направилась к своему месту. Ее сразу же пригласил Одзаки. Касуми танцевала рассеянно и из его непрерывной болтовни не слышала ничего.
Касуми была довольна, что после окончания предыдущей мелодии, в перерыве, когда еще не затихли отзвуки музыки, ушла и бросила Саваи, встревоженного ее словами. Но чопорный тон, которым она задала вопрос, был непростителен. Это раздражало. Прямо упреки старой девы, сходящей с ума от ревности. Касуми была сама себе противна. Более того, теперь ей казалось, что, оставив Саваи без внимания на следующий танец, она получит обратный эффект. Наверное, у него в ушах все еще звучит сухой голос Касуми, и вдруг он истолкует все совершенно нелепым образом? Возникнет опасное заблуждение: Касуми его ревнует – значит «эта девочка в меня влюбилась»!
