Лариса Райт - Жила-была одна семья
— Как?
— Думать, я же тебе говорю, балда, думать надо. Ты мне на прошлой неделе принесла куклу и спросила: «Кто это? Кого это я такого сделала, дядя Нодар?», а я что ответил?
— Красная Шапочка.
— А почему я так быстро угадал?
— Из-за шапочки.
— Вот. Правильно. А если бы ты принесла мне печальную темноволосую куклу в платье из итальянского шелка и парчи, что бы я мог сказать?
— …
— Ну, я бы не молчал, конечно, я бы предложил варианты: Джульетта, Тоска, Беатриче… Просто грустная итальянка… Но точно я определить бы не смог. А знаешь, чему больше всего радуется посетитель музея? Не специалист?
— Чему?
— Собственному уму и сообразительности. Человек счастлив до безумия, когда ему кажется, что он сумел разгадать замысел автора, а табличка у экспоната лишь подтверждает это. Но правда в том, что догадаться мы можем лишь тогда, когда художник позволит нам сделать это, и никак иначе. Далеко не у всех людей настолько богатое воображение, чтобы понять Дали и позднего Пикассо, но, знаешь ли, эти гении умели производить впечатление. Кто-то запоминается своей неординарностью, кто-то — великолепной детализацией и высокой степенью достоверности. Главное — произвести впечатление, а какой путь выбрать — каждый решает сам.
Саша этот вопрос так до сих пор и не решила. В ее художественном воображении абстрактное прекрасно уживалось с предельно реальным и естественным. Она могла неделями думать, как сделать куклу Наташей Ростовой и никем иным, а могла за несколько часов смастерить коллаж из лоскутков и тряпочек, назвать этот взрыв эмоций «Летним настроением», собрать хорошие отзывы критиков и получить гонорар от того, кто впечатлился и решил, что разгадал замысел творца. Она так и не научилась всегда следовать совету дяди Нодара. К сожалению, думать получалось далеко не так часто, как хотелось бы. Зачастую руки опережали мысли, а иногда и слова слетали с губ раньше, чем удавалось сообразить, к каким последствиям может привести сказанная фраза.
Дядя Нодар уже тогда видел, что в их любимой Сашуре в равной степени сочетаются порывистость и усидчивость. И Саша порой страдала и от своих внезапных поступков, и от слишком долгих раздумий над персонажем, в то время как ее идею с успехом воплощали конкуренты. Но… она придерживалась принципа, что мера хороша всегда и во всем, и старалась не переступать ту грань, за которой стремительность превращалась в резкость, а вдумчивость оборачивалась медлительностью.
И в данный момент ей не в чем было себя упрекнуть. Решение приехать в Роудон было, конечно же, искренним, волнительным, добрым порывом, но порывом, осуществление которого она планировала несколько недель. Планировала, но так и не сумела вывести четкой стратегии своих действий. В конце концов, вряд ли кому-нибудь часто приходится стоять на пороге дома тех, с кем когда-то виделись чуть ли не каждый день, а потом не общались почти двадцать лет. Стоишь и не можешь решить, постучать ли или все-таки позволить себе смалодушничать: спрыгнуть с крыльца и исчезнуть еще лет на двадцать, до следующего взрыва внезапно нахлынувших чувств.
Она стояла перед дверью, она уже сжала руку в кулак, чтобы поднять ее и постучать, как вдруг из дома послышался веселый смех.
«Знакомые нотки, но они не принадлежат дяде Нодару. Они… они…»
И за секунду до того, как Саша поняла, кого слышала за дверью, она распахнулась, и на пороге возник обладатель веселого смеха. Улыбка сползла с его лица, выражения сменялись одно за другим: удивление, боль, неверие, надежда, радость. Радость? Ну уж нет. Радоваться она ему ни за что не позволит. Ее лицо при всем потрясении осталось непроницаемым. Она только машинально и как-то безучастно отметила: «постарел», повернулась, сошла с крыльца, не замечая, что ее зовут, за ней бегут. Увидела лишь в зеркало заднего вида: тетя Эсма такая же маленькая и худенькая, волосы седые и почему-то кудрявые. «Наверное, химию сделала. Мечты сбываются». А дядя Нодар такой же огромный, но грузный и прихрамывает, поэтому и не догнал, поэтому и остался стоять растерянно посреди дороги и что-то кричать, когда она метнулась в «Фиесту» и в мгновение ока сорвалась с места. Она не смотрела на двух пожилых людей, застывших в недоумении и провожающих ее машину с нескрываемой болью в глазах, она не могла оторвать взгляда от человека, не сделавшего и шага, от того, кто так и остался стоять, прислонясь к косяку двери, от того, кого хотела видеть меньше всего на свете, от того, на которого хотела посмотреть еще хотя бы мгновение, прежде чем машина увезет ее из внезапно возникшего прошлого. «И кто сказал, что возвращаться всегда приятно? Какая-то чудовищная, циничная, абсолютно лживая ересь! Никаких возвращений! Только вперед!»
7
— Самат! Это непростительная глупость! Если упустишь эту девушку, бобылем останешься. В конце концов, статус статусом, но не многие родители согласны дочерей за своих ровесников отдавать. А ты не молодеешь, Самат! И я не молодею, а я внуков хочу. И не просто улыбаться им из кровати паралитика, а воспитывать. Принимать деятельное участие и…
— С чего ты взяла, что тебя разобьет паралич?
— Разобьет, если ты не женишься в ближайшее время.
— Мам, а что, если я женюсь чуть позже на женщине с ребенком? Внук уже готовый будет, и не совсем маленький, так что и ждать не придется, а можно будет сразу начинать воспитывать.
— У тебя есть женщина с ребенком? — Мать, как всегда, была слишком проницательна. — Разведенных татарок не бывает.
— Да сколько угодно, мам. Мы в двадцать первом веке, а не в каменном. Татарки бывают всякие. Так же, как и все остальные. И женятся люди по нескольку раз, и в однополые браки вступают, и в межнациональные, между прочим, тоже.
— Через мой труп!
Снова здорово. Спорить бесполезно. Он и не спорил, так — отбрыкивался машинально. Ну не жениться же, в самом-то деле, на очередной испуганной волоокой лани, которая, кроме «да», и слов-то других не знает. И где только мать их находит? Ведь уже столько лет в Москве живет, а как съездит в деревню, так возвращается с очередной «подходящей» кандидатурой для сына. Когда же поймет, что это бесполезно. Должны же быть какие-то границы у человеческой слепоты! Разве не достаточно того, что Самат не пошел наперекор ее воле, искалечил всю свою жизнь, нет, две жизни, и даже больше. Этого ей недостаточно. Теперь надо еще испортить существование какой-нибудь молоденькой несмышленой простушке только ради того, чтобы насладиться общением с внуками.
— Саматик, ну я тебя прошу, а? Я уже позвала людей! — Мать сменила тактику: вместо властной женщины на сцене теперь обиженный, вымаливающий молока котенок.
