Стивен Миллхаузер - Король среди ветвей
Почти уже рассветает и я спешу все записать. Два визита! — оба подобны ночным видениям. Или они мне и пригрезились? Первый нанес Король, разбудив меня. Я торопливо оделся и последовал за ним через внутренний двор, а там и вверх, по витым лестницам, в его башенный покой. Единственная свеча горела на столе, рядом с шахматной доской. Он сел, я сел напротив. Долгое время Король вглядывался в фигуры, затем взял белую королевскую пешку, казалось, поколебался немного, стиснул ее в ладони и откинулся назад, из пределов свечного света.
— Ты не слышал новостей о Тристане? — спросил он — тень, говорящая с тенью.
— Никаких, господин мой. Он все еще в Корнуэлле?
— Никто не знает. Королева несчастлива, — он помолчал. — Говори.
— Вы пытались его отыскать?
— Нет. Да — разумеется. Я был несправедлив к Тристану?
— Ходили слухи.
— Слухи ходят всегда. Доказательства отсутствовали.
— Слишком много времени проводили они вместе.
— По моему приказу. Я сам так решил. Ты считаешь меня несправедливым?
— Я считаю, что вы действовали так, как сочли необходимым.
— А если бы я попросил твоего совета?
— Я посоветовал бы ждать — и наблюдать.
Он взглянул мне в глаза.
— Спасибо, Томас.
Король встал в темноте.
— Тристан предан мне. Я отдал бы руку, лишь бы вернуть его. Если услышишь что-нибудь…
— Конечно.
Король шагнул к двери, но тут же порывисто вернулся к столу. Я ждал, что он скажет еще что-либо, однако Король лишь молча опустил в свете свечи белую пешку на пустой квадрат.
Сам по себе приход Короля особо меня не обеспокоил, — он давно обзавелся привычкой заходить, если ему не спится, ко мне и приглашать прогуляться по саду, или сыграть партию в шахматы, или последовать за ним каким-либо скрытным ходом, устроенным в стенах замка, в один из его потаенных покоев. Беспокоило меня, пока я двором возвращался к себе, сознание того, что изгнание Тристана не положило конец страданиям Короля. И беспокоило еще пуще — пока я взбирался по лестнице в мой покой, сознание, что и возвращение Тристана страданиям Короля конец не положит. Приближаясь со свечой на железном штыре к моей двери, я вдруг заметил в темноте некое движение. Я потянулся к мечу и услышал единственное произнесенное шепотом слово: «Пожалуйста».
И увидел в свете свечи юную женщину, глядевшую на меня испуганными, но полными решимости глазами. Удивился я до того, что служанку Королевы, Брангейну, признал не сразу.
Я провел ее к себе, и она замерла, напрягшись, стиснув ладонями локти и прижав руки к животу. Присесть за мой письменный стол или на сундук с платьем она отказалась. Несколько неловких мгновений я простоял, взирая на нее и держа перед собою свечу. Взгляд Брангейны был еще мрачнее, чем взгляд Короля. Завитки волос ее, выбившиеся из-под головной повязки, темнели и отсвечивали пуще чернил, которыми наполнен мой бычий рог. Резким толчком она закрыла за собой тяжелую дверь. И я, словно подчинясь ее знаку, пристроил свечу на стол и в полумраке повернулся к Брангейне.
— Королева шлет вам привет, — начала она.
— Королева оказывает мне честь.
— Королева считает вас верным человеком.
— Королева льстит мне.
— Королева, — она шагнула вперед и понизила голос, — молит сказать ей новости о Тристане.
— Их нет, — я отшагнул назад. Послала ли ко мне Королева служанку в порыве отчаяния? Или она различила во мне слабость, которой пожелала воспользоваться?
Брангейна вперилась в меня взглядом, словно бы норовя раскусить. И вдруг отступила к двери, в пущую тьму.
Почти незримая — темный призрак, — она выдохнула шепотом: «Я страшусь за жизнь Королевы», — и я услышал звуки открываемой двери и торопливые шаги вниз по лестнице.
Всякое действие состоит их двух частей: внешней, зримой, которая открывает то, что человек, его совершающий, желает дать нам увидеть, и внутренней, незримой части, каковая и есть его истинная суть. На взгляд внешний, Брангейна пришла, чтобы выведать новости о Тристане. Но не было ль у нее и внутренней цели, более глубокой, — выяснить, в какой мере Королева может меня использовать? Королева, коей страстное, отчаявшееся желание проведать новости о Тристане придает безумную отвагу, посылает служанку к доверенному наперснику и советнику Короля. Она рискует, не очень, впрочем, сильно, ибо, хоть преданность моя Королю хорошо известна, столь же известна и моя осмотрительность. А завершается все мастерским ходом: «Я страшусь за жизнь Королевы». Что означает: «Если вы расскажете о моем приходе Королю, то погубите Королеву». И также: «Вы можете спасти жизнь Королевы, отыскав Тристана».
И вот еще мысль, куда более тревожная: мои попытки понять что-либо никчемны — Королева уже знает, что может на меня положиться.
Со времени последней записи прошло четыре дня, я снова поздней ночью сижу за моим столом. Этим вечером я, по обыкновению, вышел прогуляться по плодовому саду. А вернувшись на замковый двор, остановился невдалеке от сада Королевы, рядом с житницей. Стена сада возвышается футов на девять, она сложена из тесанных, скрепленных известковым раствором камней и увенчана тремя тысячами разноцветных пластин черепицы. Высоко вверху возносилась в исчерна-синее ночное небо северо-восточная башня, в самом верху которой расположен личный покой Королевы — она удаляется туда всякий раз, что хочет остаться одна. Верхнее окно башни тускло светилось. Сидела ли там Королева, одиноко вглядываясь в сад? Оттуда, где я стоял, мне никого различить не удалось. Я обратил взгляд к башне северо-западной, в вершинном покое которой, глядящем на сад Короля, мы с ним сиживали за шахматной доской. И в его окне тоже различался смутный свет. Всматриваясь в чету башен, воображая Королеву в ее спальне, глядящую вниз, на свой сад, и Короля, одинокого в его спальне, глядящего на башню Королевы, я вдруг услышал чьи-то шаги и отступил к стене житницы.
У подножия садовой стены я различил во мраке некую фигуру. Что-то в ее украдчивости — в ее опасливом беззвучии — заставило меня подумать об Освине. Но едва мои пальцы сомкнулись на рукояти меча, человек этот подпрыгнул, ухватился за навершие стены и, проворно подтянувшись, оказался на ней. На миг он приник, точно животное, к верхушке стены, и сразу снырнул по другую ее сторону. И я мгновенно признал Тристана.
Выпустив меч, я заметил, как буйно колотится мое сердце. Чем было оно — то, что лишило меня твердости здесь, у стены сада? Любовью ли старого рыцаря к юной отваге? Или чем-то более предосудительным — потаенным сочувствием всему своенравному и запретному? О том, чтобы доложить об увиденном Королю, нечего было и думать: поворачиваясь, чтобы уйти, я ощущал в груди — в руках — в горле — темный, тайный восторг.
Во всяком случае, за здоровье Королевы опасаться нам более нечего.
Получил записку от Брангейны. Служанка сунула ее в мою ладонь, проходя мимо по лестнице, что ведет из главной залы к спальням наверху. В записке она благодарит меня за доброту, с которой я ее принял, и сообщает, что здоровье Королевы значительно поправилось. Хотела ли она, чтобы я прочел между этих слишком невинных с виду строк неписаное сообщение о возвращении Тристана? Или намерение ее состояло в том, чтобы сбить меня с толку, отставить в сторону — теперь, когда Королева отыскала свое целебное снадобье?
К немалому удивлению двора, королева начала проводить добрую часть дня в обществе Освина. Иногда она даже посылает Брангейну поискать его. У шептунов снова появилось занятие, они опять плетут похотливые узоры, однако истинное объяснение, конечно, менее неприятно. Истерзанная отсутствием Тристана, Королева ненавидела Освина как причину этого отсутствия. Ныне, когда присутствие Тристана вновь сделало ее счастливой, ей уже нет нужды сторониться Освина. На самом-то деле, она его просто использует: обманывая всех своим показным послушанием.
Миновали две недели со времени, как я в последний раз садился, чтобы записать мои мысли. События идут плотной и спешной чередой. Уже произошли серьезные перемены. С чего же начать?
Крепостные стены замка имеют в толщину двадцать два фута. Они сложены из блоков тесанного камня, выровнены скарпелями каменщиков и увенчаны зубчатыми парапетами; между внешним и внутренним слоями стен лежит сердцевина из рваного камня — щебня, голышей — скрепленного известковым раствором. Кое-где сердцевину удалили, выдолбив в ней ходы, достаточно широкие, чтобы по ним мог пройти человек. На самом деле, стены являют собой муравейник таких ходов, тянущихся на разных высотах, некоторые из них соединяются с верхними и нижними, кое-где камень вынут, так что получились маленькие, потаенные комнатки. Хотя устройство этих лабиринтов и расположение множества комнат дозволено знать одному Королю — сведения о них он получил во время коронации, в письме, запечатанном прежним королем, — среди рыцарей Корнуэлла бытует традиция открывать некие части лабиринта одному или нескольким доверенным товарищам, приносящим клятву хранить узнанное в тайне; паутина пересекающихся проходов, из коих многие и не ведут никуда, настолько сложна, что одному человеку удержать ее в памяти невозможно, даже если, а это наверняка не так, проходы точно отвечают сведениям, содержавшимся в запечатанном письме. За двадцать четыре года своего правления Король два десятка раз проводил меня по лабиринту и в нескольких таких случаях приглашал сенешаля или Тристана сопровождать нас.
