Эбрахим Голестан - Туманная мгла над приливом
– Да-а, – протянул он в ответ.
– Что поделываешь, господин начальник?
– Ничего, так, поглядываем.
– Здесь ведь самое сырое место.
– А-а!… – протянул он, желая, видимо, сказать, что это не имеет значения.
Я подошел поближе, встал возле пальмы, посмотрел на реку. В тумане едва можно было различить берег, черный, с тиной, заливавшей камни набережной.
– Ну и туман, – повторил я.
– Бывает…
– Ведь ничего не видно, куда же ты всматриваешься? – допытывался я.
– Да так, посматриваем, – ответил полицейский. Мне показалось, он на что-то намекает.
– А ты давно здесь? – спросил я и понял, что задал пустой вопрос.
– Здесь? – переспросил он сухо. Я молчал.
– Нынче ночью? – опять спросил он. Поскольку я не отвечал, он продолжал:
– Должно, ночью работали, вернулись из конторы?
– Нет. Просто не спится. Бессонница.
– А мы привыкли не спать. К этому привыкаешь.
– Надо полагать, это не очень трудно.
– То есть как?
– Да так – ночью тихо, в такой туман никого нет. А река течет себе.
– Эх, приятель!
Мы помолчали. Но я почувствовал, что нужно что-то сказать, и спросил:
– Недавно прошел здесь буксир?
– Какой?
– Английский, тот самый, ну, наш, буксир. Он не отвечал.
– Я его из-за тумана толком не разглядел.
– И я не видал, определил по звуку, – откликнулся он.
– Вот и я по звуку.
– Да, это был он, парусник.
– Но в такое время, ночью, в этот туман.
– Должно быть, танкер нуждался в буксировке.
– Вот ты говоришь – парусник, тогда он должен был пройти бесшумно.
– Застрял бы. В такой туман он под парусами с места бы не сдвинулся.
– А на веслах? – спросил я.
– На веслах можно. Да на веслах только лодка может продвигаться. И то трудно. Надорвешься. Еще и река сейчас вспять течет…
– Ну а если кто захочет оттуда тихо пробраться сюда? – спросил я полицейского.
– Пробраться сюда, ночью?
– Да, вдруг кто-то захочет сюда пробраться?
– Да кому же охота в такую-то ночь?
– Скажем, контрабандисту, – сказал я. Полицейский посмотрел на меня:
– Совсем ничего не слыхать.
– Да, не слыхать ничего, – сказал я.
Полицейский смотрел на реку. Я опять спросил:
– Что там сейчас на реке за этим туманом?
– Рыба, – ответил полицейский.
– Какая рыба?…
– Обыкновенная рыба. Я пожал плечами:
– По-английски рыба будет «фиш»… Ночью-то наверняка и рыбы спят.
– Бог ведает, – отозвался полицейский, по голосу его было слышно, что он не придает особого значения моим разговорам.
– Ну и много рыбы в реке?
– Ну, есть, а сколько – Господь ведает.
– Да, разумеется, – согласился я, – рыба должна быть обязательно. Море близко, вот рыба и заплывает сюда.
– В основном рыба-меч заплывает.
– Дрянь рыба, грубая, – заметил я.
– Рыба как рыба, – не согласился полицейский.
– Да, рыба-то она рыба, но грубая и вонючая, – настаивал я. – А ты сам-то видел ее когда-нибудь?
– Ну, что ни говорите, она тоже рыба, – уклонился он от ответа.
– Так-то оно так. Но разве можно сравнить ее с красивыми и вкусными рыбами…
Полицейский прервал меня:
– Это вы говорите про рыбок, которые в стеклянных посудинах?
– Нет, больше про красную рыбу, – ответил я.
– Красная рыба в нашей реке не водится, она морская. К нам в реку только меч-рыба заплывает. Речная рыба всегда цвета речной воды. Вы, должно быть, недавно сюда приехали?
– Не очень давно.
– Из реки попадает рыба в море, а оттуда идет в реку только рыба-меч, да и то не крупная, а которая помельче, – заверил полицейский.
– И все же, рыба-меч грубая и вонючая, даже та, которая мельче, – настаивал я.
– Рыба разных сортов бывает. Рыба-меч тоже рыба. Рыбу не за красоту ценят.
– Ты, начальник, как я понимаю, стоишь за рыбу-меч?
Полицейский рассмеялся, смеялся он, как-то не открывая рта.
– Хорошо бы сейчас, вот прямо сейчас, одна из них выпрыгнула бы из реки сюда.
– Сейчас хоть всю реку облазь – ни одной не найдешь! Когда холодно, они уходят в море, а как потеплеет, тогда и они вернутся, – ответил полицейский.
– Они, значит, приспособленцы.
– Чего изволите? – не понял он.
– Да нет, я в порядке, не беспокойся.
– Я-то спокоен. А вот вы будьте осторожны – в реку свалитесь, – предупредил он.
– А главное, надо следить, чтобы не проник какой-нибудь контрабандист, – добавил я.
– Мы-то следим, – сказал полицейский и посмотрел на реку. И, желая подчеркнуть свою значимость, повторил: – Конечно, мы следим.
– Если кто и отважится нарушить границу, то едва ли одолеет эти скользкие камни, покрытые тиной. В два счета поскользнется и отправится к праотцам, – заметил я.
– Да нет, бывалый контрабандист знает, как идти. Я засмеялся:
– Ну, успокоил, начальник! Ведь как уверенно говоришь!
– Ясное дело, – ответил он.
– Ну а если набежит какой-нибудь здоровенный верзила, что тогда?
– Пока не набегал. А если появится, то велик Аллах, а мы-то зачем здесь? Найдем выход из положения, когда надо будет. Мы-то ведь тоже кое-чего умеем.
Говорил он это с улыбкой, дружелюбно и непринужденно.
– Стало быть, ты дорожишь своей должностью, а она-то ведь не очень о тебе печется, – заметил я.
– Каждый о своем заботится, верно?
Мне нечего было возразить, и я снова спросил его:
– Ну а если кто-нибудь захочет за границу перебежать?
– Перебежать, говорите? Ну, кто задумает не возвращаться… пускай идет, не беда. – Последние слова он сказал по-азербайджански, посмеялся в кулак и спросил: – Не слыхали, какой здесь случай вышел несколько недель назад?
– Какой?
– Только едва ли тот человек задумал бежать.
– Да кто это?
– Ну тот, который смастерил такой велосипед, чтобы по воде ходил.
– Я не слышал, – ответил я, хотя знал об этом. А произошло вот что.
Изобретатель, молодой еще человек, все лето трудился над водным велосипедом. Он взял два плоских бруска, пристроил к ним два больших колеса с легкими лопастями, а между колесами положил доску. Он так рассчитал: лопасти начнут вращаться, бить по воде, словно весла, и велосипед пойдет. Но, еще не проверив, как действует его машина, он решил ее усовершенствовать. Прикрепил к доскам резиновую камеру от десятитонного грузовика, чтобы придать своему детищу большую плавучесть. Затем приделал еще два колеса, поменьше лопастных, соединил их передачей. Когда он садился и начинал крутить педали, маленькие колеса приходили в движение и заставляли вертеться большие с лопастями. Все это неуклюжее сооружение с большой надутой камерой производило странное впечатление.
Но этот человек не решался днем спустить на воду свой велосипед – боялся молвы и насмешек.
Однажды, в конце лета, лунной ночью я шел медленно по берегу реки домой. Вижу, он несет свой велосипед. Тут я подумал: «Не спугнуть бы, ведь испугается и уйдет». Я знал, что он собирался глубокой ночью испробовать свое изобретение. Я свернул в сторону, присел за парапетом. Гляжу, он медленно и осторожно тащит велосипед к воде. Когда он спускал его с высокого берега, велосипед упал. Бедняга кое-как поднял его, с трудом поставил как нужно. Все это несуразное тяжелое сооружение оказалось на плаву. Потом он и сам осторожно залез туда и устроился на седле. Закрутил педалями, и велосипед, освещенный лунным светом, стал удаляться от берега. Сначала он вел его по мелководью, а потом медленно направился на середину реки. Поверхность реки была гладкой, спокойной. Небо чистое. А он уплывал на своем велосипеде все дальше и дальше по реке в лунном сиянии. И вдруг упал в воду. Издали мне было видно, как всколыхнулась поверхность воды. Велосипед перевернулся, колеса ушли под воду – и все. Водная гладь опять стала светлой и спокойной. Потом из-за поворота реки показался надутый ветром парус. Наутро между железными сваями причала обнаружили колеса велосипеда. Говорили, будто в камере был прокол. Наверное, когда он спускал велосипед на воду и тот упал, то ударился об острый камень, который оказался в тине. Понемногу воздух из камеры вышел. И когда велосипед был уже далеко от берега, он потерял равновесие и перевернулся. Наверное, так и было. А может быть, это изобретение было порочно в зародыше. Что касается трупа, его так и не нашли – ведь в реке много акул и рыбы-меч.
– Этот человек хотел прославиться, изобретать захотел. Его фото уже в газете напечатали, – сказал полицейский.
– Не читаю газет, – ответил я.
– Он хотел речной велосипед сделать.
– Ну и что, не вышло? – спросил я.
– Хотел сделать, да не успел, погиб.
– Тебе что же, жалко его?
– Конечно, жалко, молодой ведь.
– Чего же ты дал ему утонуть? – Вот такой вопрос я ему задал!
– Во-первых, он поплатился за свою глупость. Ну какой из него изобретатель? Во-вторых, я в ту ночь не дежурил. На следующий день только и узнал. Да и никто его не видел. Говорят, это все ночью было.
