Роман Савов - Опыт интеллектуальной любви
Если бы Корнюшин не показал образец времяпрепровождения в кинотеатрах, жизнь стала бы бессмысленной даже в своей бессмыслице.
Следовало купить компьютер. Зачем? Я отвечал на этот вопрос стольким людям, но никогда не был в состоянии понять подлинную причину. Может, компьютер ассоциируется со свободой?
Причем я не самостоятельно решил его купить, не в результате долгих раздумий и вожделений, а спонтанно.
Просто, Кусто — один из грузчиков 2 цеха — купил его своей дочери.
Кусто рассказал про условия кредита, про первый взнос, который я мог бы сделать весной (если выходить все субботы), получив всего лишь одну зарплату. Как это ни парадоксально, сейчас я получаю больше, чем Секундов, больше чем Тихонов. Моя зарплата гораздо выше средней.
Но кроме работы и зарплаты у меня больше ничего нет.
А компьютер мог дать еще кое-что — "культурный" досуг, возможность выполнять контрольные и курсовые на заказ, причем, уже не от руки, а печатно, как это делал Секундов 4 года назад.
В глубине души гнездилось понимание, что компьютер не поможет, потому что он не нужен, как не нужен и автомобиль, как не нужно ничто и, возможно, никто.
Работа постепенно вытравливала из меня человеческое.
Весна была теплой и ранней. Суббота. Я работал на пэтах. Работал во вторую смену. Впервые в жизни. Вместе со своеобразным "кренделем" по имени Дима. Своеобразным потому, что производил впечатление человека крайне тщедушного и жалкого, недалекого, но, как выяснилось, когда он разделся, человека "накачанного" (к сожалению, так, что человеческая культура казалась неудачно пришитой заплаткой на прореху его мужской природы).
День был особенно тосклив, хотя ничего и не происходило. Не было ни ажиотажа, ни начальства. Уйти я должен был, как обычно, хотя пришел к двум.
Вечером она ждала меня в гости, причем ее родители должны были уехать на дачу, поэтому начинался сезон ночевок на квартире.
Одним словом, чувствовалось приближение лета. Казалось, оно уже наступило.
Каким волнующим было ее тело, обнаженное мною впервые, как тряслись руки, когда я раздевал ее, как приходили поочередно чувства!
Я вспомнил, что два лета назад ждал "дембеля", ждал свободы, представляя ее, эту свободу, во всех красках, но только где же те краски, которые нарисовали этот вечер?
Я вспомнил первый день работы, который проходил здесь же, в этом цехе, с теми же самыми девицами, что и сейчас, с которыми совершенно не хотелось разговаривать, потому что я знал — им нечего сказать мне.
За год для них ничего не изменилось, да и не могло измениться. Я улыбнулся, когда вспомнил, что одна из них — бывшая жена Бороды.
Я вспомнил, что и Настя Алешина (уже не Алешина, а как ее там?) работает здесь вместе с мужем. Я вспомнил разговор с Юрой Шацким о том, можно ли пить пиво на работе.
Бросив взгляд на "теплого" Диму, я откупорил "литрушку" и выпил ее за прошлое, потом еще одну — с солью — за будущее.
Я читал в сотый раз "Спид-инфо", который был едва ли не прошлогодним, периодически подменяя Диму.
Отупело ставил пэты на "рохлю", думая, что если бы не пиво, то не пережил бы этот день.
Смена закончилась (все когда-нибудь заканчивается). Мы сполоснулись в гулком душе. Я еще подумал, что Дима радуется такой работе. Недолго, не тяжело, без людей, тихо.
В суете и забавах, с Лысым, Женьком и Юрцом, работа казалась не столь однообразной.
Но все кончено.
Вечер тоже говорил о несбывшихся мечтах, о том, что еще можно что-то успеть, если отреагировать мгновенно, но… не мне!
Заходя к ней во двор, я вспомнил первый раз, тот первый раз, когда проводил ее лишь до шлагбаума (она все же боялась меня, хотя и предлагала переночевать).
Я звонил долго и бесшабашно, думая, как сейчас погружусь в меланхолию собственных мыслей и в покой ее постели.
Подумав, что она в ванной, пошел посмотреть, горит ли свет в окне. Света не было. Начало двенадцатого. Если я побегу, то успею на последнюю маршрутку.
Я верил ей, поэтому ждал еще полчаса, понурясь, брел домой, думая, что уж на этот-то раз ей нечего будет сказать мне, и все кончится. В глубине души я понимал, что это неправда, и я обманываю себя.
Это знание омрачало дух, потому что отсылало к прошлому, к мыслям о дурной бесконечности, которую можно наблюдать в смене времен.
Я помнил, как это все происходило на Новый год, потому-то и испытывал полусонное состояние. Все это уже происходило несколько месяцев назад.
Воспоминания уводили меня все дальше, так же далеко, как и "двойка", может быть, чуточку дальше, превращая поездку во что-то томительно-приятное. Воспоминания всегда приятны, даже неприятные, потому что они никогда не предают, потому что на них можно положиться, можно довериться, переписать их заново. Они были приятны, потому что они, прежде всего, слова, а я — специалист по словам.
Иногда казалось, что не только мысли состоят из слов, но и окружающий мир — лишь слово, благодаря которому я отражаю его в своем сознании, "но я так высоко не ставлю слова, чтоб думать, что оно всему основа".
На кругу, где несколько недель назад мы с Женьком покупали кроссворды, я нашел ларек, в котором продавали цветы, и купил розы, купил, разумеется, для Насти. Потом я зашел в магазин и купил водки (для ее отца), через некоторое время я догадался, что следует купить еще кое-что и взял мимозы для "тещи" (если какое-то слово и не вяжется с Аллой, то именно это, поэтому его и следовало использовать).
Мысленно я был уже у нее, там, дома, там, где меня ждали. Но это мысленно. Мысленно я был одинок, но это мысленно. А мысль, сопровождающая мое сознание, позволяла ему не чувствовать одиночества.
Водка не была куплена сразу. Была произведена оценка ассортимента, оценка внешнего облика продавщиц, причем одна из них была отмечена, как красивая, но когда я заговорил с ней, то убедился, что "может ли быть что доброе из Назарета?" — она была глупа, точнее, необразованна. Я достаточно долго проработал на заводе, чтобы отождествлять эти понятия, хотя весь мой предыдущий опыт говорил обратное. Но ее ножки, обтянутые колготками, были прелестны.
И вот я в тысячный раз прохожу эту железную дорогу, эту финишную прямую мимо РПК, проклиная работу, вспоминая, что работу и Настю я получил одновременно. Получил? От кого?
Я захожу в квадратные дворы военного городка, ощущая легкий озноб (на улице прохладно). Или меня знобит не поэтому? Было всегда что-то отчуждающее в месте, где живет Настя. Но почему? Никак не мог понять, однако вспоминались старинные сказки, в которых о приближении решающих или таинственных событий всегда предупреждало место (темный лес, чистое поле и т. д.).
У них было открыто окно, из которого доносился шум — значит, прибыли гости.
Женщина с ребенком. Те ли это люди, которые были на Новый год? Как ни пытался, я не мог вспомнить лиц. Мальчик. Вероятно, тот же, но он казался гораздо старше, а отношение его ко мне — неприязненным. У себя за спиной я слышал обрывки какого-то диалога, касающегося Настиного жениха, то есть меня.
Я поздоровался с каким-то мужчиной, с Ромкой, который стоял тут же, рядом, мужем женщины, обсуждавшей мои достоинства, который оказался мужиком с рыжей шевелюрой и веснушчатым лицом.
Я знал, что мужикам ничего не остается, кроме как пьянствовать, а мне хотелось побыть с ней. Мы собрались и уже через 15 минут были в лугах, как когда-то летом.
Почему-то защемило в печени и захотелось в старый дом, во время, когда была жива бабушка Мотя, во время, когда была жива Катя. Мне стало тоскливо, а Настя показалась чужеродным телом, внедрившимся неожиданно в мой мир.
Она сама начала разговор о своих родственниках. Стала охаивать тетю, по присущей всем женщинам привычке, имитируя особенности ее речи. Отметив это в своем уме, я машинально процитировал: "Слышу я звуки божественной эллинской речи, Старца великого тень чую смущенной душой".
Я отрезвил ее несколькими аргументами от разума, поэтому она вынуждена была защищаться. Защита была потрясающей.
Парировав мою апологию речью о вреде, который принесла тетя семье, о препятствиях, которые она воздвигала, лишь бы не позволить Шиндяковым получить квартиру, она перешла к дяде.
— Но я ей отомстила. Я переспала с ее мужем (так нейтрально она назвала дядю).
Меня посетило отвращение, что было немного странно, потому что я уже с головой втянулся в ее мир, и меня не так-то просто было пронять какими-либо историями о сексуальных извращениях. К тому же, я не исключал возможности, что она лжет. В пылу спора она использовала аргумент, который мог повредить ей в дальнейшем. Отсутствие рациональности в поведении повергало в недоумение.
И она как все!
Теперь-то я вспомнил, что еще тогда, в день нашего знакомства, она упоминала об этом, но я не то не поверил, не то не придал этому значения (мне было все равно, с кем она спала: с неграми, родственниками или инкубами).
