Анастасия Ермакова - Точка радости
— Мне кажется, счастье можно измерять в граммах, — как-то сказал он, — и они разбросаны повсюду…
— Его что, как колбасу, взвешивать? — рассмеялась я.
— Нет, конечно. Но мне кажется, с тех пор, как мы встретились, я набрал этих граммов очень-очень много.
— До килограмма уже добрал?
— Еще нет. Но буду к этому стремиться!
И он стремился. Как только вспыхнула новая любовь, наша — померкла. Саша стал реже бывать дома, иногда вообще не приходил ночевать. Тепло из наших отношений выветривалось быстро, как из натопленной избы с открытой настежь дверью.
А тут еще моя беременность.
— Ты же знала, что я не хочу ребенка. Я ведь говорил тебе?
— Говорил.
— Ну и о чем ты думала?
— О том, что хочу стать матерью.
— А я не хочу стать отцом! Понимаешь? Мне надо писать, у меня два неоконченных романа, и ребенок сейчас мне абсолютно не нужен.
— А когда будет нужен?
— Не знаю. Может, лет через пять. Может, через десять.
— Но мне ведь уже тридцать два…
— Ну и что? И в сорок рожают. В общем, сама заварила кашу, сама и расхлебывай. Сейчас нас, к сожалению, не разведут. Давай сразу после родов, ладно?
И он переехал жить к матери.
Пора на обед. Закрываю свой кабинет и — на первый этаж, в столовую. На выкрашенной в светло-розовый цвет стене черными буквами: «Поел — убери за собой». Под надписью — стол с грязной посудой: глубокие тарелки с бордовыми разводами от борща и мелкие — с ошметками жидкого картофельного пюре и тщательно обглоданными куриными косточками. На противоположной стене сиротливо висят две репродукции картин в помпезных рамах: шишкинская «Рожь» и Ярошенко «Всюду жизнь». Там через зарешеченные окна вагона поезда заключенные с жадной тоской взирают на свободных голубей, неторопливо клюющих на перроне хлебные крошки…
Длинный стол буквой «п» для обитателей пансионата и отдельный стол у окна для работников. Раздаются методичное звяканье ложек и негромко жужжащие голоса обедающих стариков.
Киваю раскрасневшейся в белом накрахмаленном чепце и фартуке поварихе Оленьке, ставлю на поднос свою порцию.
— Оль, а что попить?
— Кисель.
— Терпеть не могу кисель. Чай есть?
— Как всегда, пятнадцать рублей.
— Ладно. И шоколадку там какую-нибудь.
— Хорошо, Анастасия Александровна. Вы пока кушайте, я принесу.
За то, что Оленька принесет, ей надо будет дать чаевые — десять рублей. Каждый зарабатывает как умеет.
Здороваюсь с физруком и Лилей. Они так нежно переглядываются, что, не будь здесь посторонних, тотчас кинулись бы целоваться. Отхлебываю несколько ложек пресного борща.
— Как вам борщ, Анастасия Александровна? По-моему, отвратительный, — жалуется Лиля.
— Зато бесплатный, — успокаивает физрук. — Посолить побольше — и ничего.
— Да, борщ, конечно, не ахти, — соглашаюсь я. — Но, может, второе лучше?
— Вот оптимистка, а! — обнимает меня за плечи подошедший стоматолог Ефимка. Следом за ним появляется и терапевт Анна Викторовна.
— Ефим, от вас ужасно пахнет, — морщится Лиля, — будто в зубной кабинет зашла…
— А вы и вправду заходите, когда вашего кавалера не будет, — заигрывает Ефимка, — а не то он меня на дуэль вызовет!
— И поверьте, убью! — обещает физрук.
— Кто бы сомневался!
Лиля с обожанием смотрит на своего отважного возлюбленного.
На подносе Ефимки, помимо положенного обеда, высится горка выпечки.
— Люблю я это дело, — кивает он на булки, — а чай попозже Оленька принесет. Представляете, моя жена руку сломала!
— Да что вы? — вяло удивляется Лиля.
— Как же она умудрилась? — равнодушно интересуется физрук. Он сильно надушен, и запах одеколона, смешиваясь с запахами пищи, вызывает тошноту. Опять, что ли, токсикоз начался? Отодвигаю от себя борщ, погружаю вилку в горячее рыхлое облако картофельного пюре.
— Да вбила себе в голову какую-то чушь. Ко мне должен был один выгодный клиент прийти, вы же знаете, я еще в коммерческой клинике работаю… Так вот, а у меня за несколько дней до его прихода жутко разболелась правая рука, я и говорю жене, придется, мол, отменить. А она расстроилась, что такой заказ пропадает, и говорит: «Лучше бы у меня рука болела, все равно я дома сижу». И что бы вы думали?
— Что? — в один голос спросили заинтригованные Лиля и физрук.
— Сломала на следующий день руку. Развешивала белье и упала в ванной.
— Надо же! — воскликнула Лиля.
— Но это еще не все, — поднял вверх указательный палец Ефимка.
— Господи, что еще? — замерла с ложкой на полпути ко рту Анна Викторовна.
— Моя рука, — Ефимка торжественно продемонстрировал нам пухлую руку с ухоженными ногтями, — моя рука прошла в тот же день. А? Что вы на это скажете?
— Мистика какая-то, — зачарованно пробормотала Лиля.
— Просто совпадение, — запивая обед киселем, заключил физрук.
— А как думает наш психолог? — обратился стоматолог ко мне.
— Такие случаи известны. Мысль человека обладает огромной энергией. И если ваша жена очень сильно пожелала взять на себя вашу боль, то, вполне вероятно, так и произошло.
— То есть вы хотите сказать, в этом нет ничего удивительного? — обиделся Ефимка.
— Наоборот. Меня не перестают удивлять такие вещи.
Я вспомнила рассказ своей знакомой, Наташи. Ее сына забрали в армию, в десантные войска. Ему предстояло первый раз в своей жизни прыгнуть с парашютом. Парень был смелый и не особо боялся предстоящего испытания, но за несколько дней до прыжка у него отекла нога, натертая солдатским сапогом. Когда об этом узнала его мать, у нее вырвалось: «Пусть бы лучше у меня нога заболела, только бы прошла у сына!» Вскоре она сломала ногу, зато у сына к моменту прыжка нога оказалась совершенно здоровой. Правда, в полете он умудрился прищемить себе одно яичко, и оно потом слегка побаливало.
Наташа, пронзительно взглянув на мужа, тихо сказала:
— Это я взять на себя уже не смогу.
Супруг, поняв ее намек, возмутился:
— Ты что же, хочешь, чтобы я тоже себе яйца прищемил?! Нет уж! Мне еще пригодятся. Слушай, а может, лучше дедушка пострадает? Ему все равно без надобности…
Оленька принесла чай мне и Ефимке.
— Шоколад «Сказки Пушкина», Анастасия Александровна, ничего?
— Ничего. Я вообще к Пушкину хорошо отношусь. Правда, давно не перечитывала.
— А мой балбес, — горделиво сказал Ефимка, — говорит: «Евгений Онегин» — полный отстой!
— Да, — вздохнула Лиля, — Соньку мою тоже читать не заставишь, целыми днями в интернете сидит, переписывается с кем-то. Поколение растет — кошмар!
— Нормальное поколение! — заступился физрук. — Кому сейчас нужны книги?
— Мне, — с героической интонацией призналась я.
— Да? — хмыкнул Ефимка. — Ну, и что же вы сейчас читаете?
— Рассказы Мопассана.
— Мопассана? — заинтересовалась Лиля, — это который умер от какого-то венерического заболевания?
— Уверяю вас, потомкам он запомнился не только этим.
В дверях появилась заведующая Ироида Евгеньевна. Она всегда обедала позже всех — «противно смотреть на чавкающих старикашек».
— Как сегодня обед? — обратилась она к нам.
— Средней паршивости, — сказал физрук.
— От вас, Антон Иннокентьевич, никогда ничего приятного не услышишь!
— Ну почему же? — зарделась Лиля.
— Анастасия Александровна, зайдите попозже в мой кабинет, нужно поговорить.
— Хорошо.
5
Кабинет Ироиды на первом этаже, в самом конце длинного коридора.
— Кто там? — недовольный голос в ответ на мой стук.
— Вы просили зайти, Ироида Евгеньевна.
— А, Анастасия Александровна, проходите, садитесь.
У заведующей просторный, затемненный тяжелыми темно-синими шторами кабинет. Здесь все пропитано запахом ее резких духов. На трех полках едва умещается коллекция разнокалиберных сов — слабость Ироиды. Совы стоят густо, бок о бок, дышат друг другу в затылок — мирное керамическое воинство.
У хозяйки кабинета длинные фиолетовые ногти и высокие шпильки черных лакированных туфлей, молодежные, с блестками и заклепками джинсы, нелепо обтягивающие рыхлый зад сорокавосьмилетней женщины. Короткий ежик блестящих темных волос, неестественно белые и ровные зубы в хищной улыбке.
— Скоро в декрет? — оглядывает мой живот.
— Да.
— И как, планируете к нам вернуться?
— Хотелось бы.
— Что ж… Кстати, как ваша позитивная методика, работает? Освоили старикашки технику аккумулирования радости?
Когда я, два с лишним года назад, пришла устраиваться на работу, Ироида придирчиво осмотрела мой диплом психфака МГУ.
— Опыта работы нет? — прищурилась она.
— Нет, — призналась я, вспомнив, сколько профессий стихийно освоила с момента окончания института до прихода сюда: продавец рыночного тряпья, организатор праздников в детском саду, частный учитель русского языка, корреспондент в районной газете…
