Уокер Перси - Ланселот
Я рассеянно смотрел на цифры. Грозовая машина за окном смолкла. Голова у меня слегка кружилась, что, впрочем, было довольно приятно, словно я в невесомости и внезапно перенесся из английского бунгало в Лос-Анджелесе в вихрь искусственного урагана, а оттуда в тихий прохладный день в Луизиане. Время от времени с Ривер-роуд доносился рокот грузовиков, перевозивших сахарный тростник.
Вот тогда-то в основании позвоночника и шевельнулся червячок любопытства. Забавно. А что, собственно, было забавно? То, что световое пятнышко чуть-чуть сместилось. Но здесь-то что сместилось? Я пока не знал. Или знал? Во всяком случае я полез по железной лестнице наверх, уже собственно в голубиный вольер. Там у меня хранились папки с документами, пишущая машинка и прочие принадлежности, которые Марго не хотела видеть внизу, где ей нравилось считать меня Джеффом Дэвисом, пишущим мемуары, причем не иначе как гусиным пером, наверное. Несмотря на то, что в последние годы я не перетруждался, то немногое, что я делал, у меня было прекрасно задокументировано. Ты мог вообразить, что я стану педантом? Из меня получился бы неплохой бухгалтер. Лучше быть хорошим бухгалтером, чем недоделанным адвокатом. Там-то, в шкафу с папками, я и обнаружил то, что искал, до последнего момента толком даже не догадываясь об этом, — свою справку о демобилизации. Сэр Ланселот — как ты, мой Парсифаль, называл меня — был демобилизован не с триумфом и ранами, полученными от сэра Турквина, а со стойкой диареей. Армия наградила меня поносом и не сумела вылечить. Чуть не стал Ланселот Тристаном — или Друстаном[28] по иным источникам, а в моем случае Дристаном и никем иным. Три месяца в госпитале Уолтера Рида,[29] лучшие врачи и уход стоимостью двадцать тысяч долларов, впустую потраченных военным ведомством, не смогли вернуть в строй обычного засранца. В результате я вернулся в Луизиану, сел в кресло-качалку на террасе, опустошил стакан бурбона и принялся наблюдать за лодками на реке. На лбу выступил пот, и я почувствовал себя человеком.
А, вот она. Моя группа крови. AB(IV). И снова червячок любопытства шевельнулся где-то на уровне крестца. Я сел во вращающееся металлическое кресло за металлический стол в металлическом голубином вольере. Флукеру потребовалось две недели, чтобы отскрести полуторавековые завалы голубиного помета, отдраить стены и обнаружить то, к чему так стремилась сердцем моя Марго, а именно кирпичную кладку стен до уровня груди и пол из кипарисовых трехдюймовых досок, которые не только не сгнили, но как раз благодаря гуано и сохранились в идеальном состоянии.
Солнце заходило за дамбу, и розовые стрелы, проникавшие через давно застекленные отверстия для влета и вылета птиц, пронизывали мрачноватый вольер, как лучи лазера.
Я взял блокнот желтой бумаги и начал писать уравнения. Ведь это же научный факт: во-первых, группа крови передается по наследству, во-вторых, когда гены или хромосомы делятся, то А всегда идет в одну сторону, а В в другую, и никогда они не передаются разом.
Однако в моих уравнениях оставалась одна неизвестная величина. Я не знал группу крови Марго. А нужна ли она? Предположим, ген Марго равен X. Мой ген или А, или В. Тогда можно составить два уравнения:
X + А = 0
Х + В = 0
Но они несовместны. Никакое значение X не может удовлетворять обоим уравнениям сразу. Моя группа крови и группа крови Сиобан не сочетаются.
Тогда я позвонил своему двоюродному брату Ройалу в Новый Орлеан. Помнишь Ройала Бондермана Лэймара? Нет? Да ты должен помнить Ро-Ро, маленького взъерошенного зубрилу из Клинтона, он еще был менеджером команды на выпускном курсе. На танцах всегда стоял у стеночки с сигаретой в зубах, руки в карманы, и скалился как идиот. Помнишь? На самом деле он был чертовски способным малым, и сейчас работает хирургом, зарабатывает триста тысяч в год.
Вопрос я поставил в чисто теоретическом аспекте.
— У тебя что, дело по установлению отцовства? — поинтересовался Ройал. — А я считал, что ты уже ничем не занимаешься, только считаешь деньги Марго и помогаешь черномазым.
— Именно это я и делаю. — Червячок любопытства продолжал шевелиться. Помню, я все пытался уловить в его голосе что-нибудь этакое, какое-то превосходство. В колледже я был крутым — Фи-бета-каппа и хавбек, а Ройал таскал за нами ведро с водой. Но с тех пор я опускался все ниже, а он поднимался все выше. И пока я сидел под дамбой, потел, пил и размышлял о всякой ерунде, он изобрел сердечный клапан. Поэтому я выискивал нотки превосходства, на которые, видит Бог, он имел право. Однако их не было. Это был все тот же жизнерадостный Ройал с сигаретой в зубах, ухмылку которого я ощущал даже по телефону.
— Ты хочешь сказать, что кому-то из твоих черномазых потребовалось установить отцовство? Впервые такое слышу.
— Просто объясни мне.
— Что тебе сказать? — В каком-то смысле он оставался все тем же доброжелательным и общительным Ройалом. Нарочитая грубоватость и даже упоминание «черномазых» означали совсем не то, что могло бы показаться на первый взгляд. Все это просто входило в его представление о раскованности, которую он теперь старался в себе воспитывать: позволял себе мрачный и влюбленный вид на свадьбах, а невест, своих племянниц, выросших и намного превзошедших его ростом, тискал и чмокал, абсолютно искренне желая им при этом всяческого счастья. Да и словечко «черномазые» совершенно не отражало его взглядов, потому что он оперировал людей без разбора цвета кожи, они вместе сидели у него в приемном отделении, он обращался к чернокожим исключительно вежливо и сделал для них гораздо больше, чем я. В решении расовых проблем он явно опережал меня. Он больше делал и меньше болтал.
— Нет. Мужчина с группой крови AB(IV) не может зачать ребенка с группой 0 вне зависимости от того, кто была его мать.
— Понятно.
— Так что на сенова…
— Понятно-понятно.
— …на сеновале покувыркался какой-то другой черномазый.
— Понятно.
За окном снова заработала грозовая машина.
— О Господи, что это, Ланс?
— Грозовая машина.
— Что? Впрочем, ладно.
— Спасибо, Ройал.
— Привет от меня Марго.
— Хорошо, — ответил я и чуть было не забыл сказать «А Шарлотте от меня». — А Шарлотте привет от меня. — И я повесил трубку.
Ну, привет, так привет. Тут мне пришло в голову еще кое-что, и я снова набрал номер Ройала.
— А беременность длится всегда девять месяцев?
— Это зависит от того, что понимать под месяцем. Обычно период созревания для доношенного ребенка составляет десять лунных месяцев. Двести восемьдесят дней. А в чем, собственно…
— И сколько в среднем весит доношенный ребенок?
— Мальчик или девочка?
— Девочка.
— Семь фунтов.
— Все, Ройал, все. Премного благодарен.
— Да не за что, Тигер.
Тигер. Разве он называл меня так в колледже? Или в этом все-таки был оттенок снисходительности?
А я-то, тоже. «Все, Ройал. Премного благодарен»!
Мои записи были в порядке. В считаные секунды я могу, то есть мог — Господи, там же все сгорело дотла! — нет, до сих пор могу, потому что голубятня сохранилась, и, думаю, все мои документы еще там. Я могу найти счета за экскурсии по Бель-Айлу за любой день любого года.
Я занялся вычислениями. На этот раз уравнения выглядели проще. То есть их и уравнениями-то назвать было нельзя, поскольку в них отсутствовали переменные. Всего лишь арифметика. Мне нужны были четыре даты. Две уже имелись: дата рождения Сиобан — 21 апреля 1969 года и ее вес при рождении — 7 фунтов. Отнимем 280 дней от 21 апреля 1969 года. Я заглянул в настольный календарь, в котором отмечал закупки провизии. Получилось 15 июля 1968 года. Мне эта дата ничего не говорила. Ты можешь вспомнить, где был летом 68 года? Можешь? Ну конечно же, ты все можешь. Ты не ведешь записей, но у тебя настоящий нюх на время и место. Помню, как ты лежал в дрезину пьяный в бурьяне за дамбой и, принюхиваясь к земле, говорил: «А я знаю, что это, б’дь, за болото!» Потому-то ты, наверное, и выбрал себе этого твоего бога — бога времени и места.
Третью незаменимую составляющую я получил, просто попав пальцем в ясное небо. В ясном небе оказалась папка, где хранились старые налоговые квитанции и рабочие документы. В ясное ли я небо попал или в грозовое, но с первой и единственной попытки все удалось. Червячок любопытства, подрагивая, как магнитом тянул меня к сшивателю, на котором было выведено аккуратными буквами «Расчеты, 1968». Не сомневаюсь, что ты не ведешь никаких расчетов, но это неплохой способ держать в памяти, где ты был и чем занимался десять лет назад. Через сто лет новейшую историю будут воссоздавать по корешкам квитанций. Наследников престола от бастардов отличат простым сведением баланса. Вот и у меня появилась возможность выяснить, где я был тем летом, или хотя бы натолкнуться на какие-нибудь наводящие детали. Предположим, мы с Марго тем летом ездили в Уильямсбург на встречу с представителями комитета по Охране памятников культуры, чтобы поговорить с ними о Бель-Айле (один раз это действительно было). Вполне допустимо. Все это должно быть отражено в счетах за мотель и копиях авиабилетов. Или, предположим, я в это время был в Вашингтоне на заседании Комиссии по защите гражданских прав (я как-то ездил туда на пару недель в шестидесятых). Опять-таки легко проверить: счет за номер в мотеле. А может, я целый месяц провел в Англии, закупая антиквариат, чтобы демонстрировать и продавать в Бель-Айле (я и это делал в тяжелые годы). Выясняется проще простого: кредитная карточка «Пан-Американ» или «Амекс».[30] Но где же я провел лето 1968 года?
