Амадо Эрнандес - Хищные птицы
— Жаль только, что среди филиппинцев нашлось немало людей, которые забыли о своем патриотическом долге и переметнулись на сторону врага, — с досадой заметил Мандо.
Он вспомнил, как по доносу Сегундо Монтеро едва не угодил в застенки японской контрразведки и только чудом ему удалось спастись.
— Не стоит растравлять себе душу мыслями о подлых предателях, — поспешил успокоить его старик. — Надо выработать в себе философское отношение к подобным вещам и помнить, что на свете существует не только добро, но и зло. Надо относиться к этому, как к неизбежному — как к отливу и приливу в океане, как к отлету птиц в теплые края, как к опаданию листьев осенью. Все это обусловлено самой природой.
А разве природа способна предавать? — с раздражением спросил Мандо.
— Я имею в виду человеческие слабости, — попытался объяснить Тата Матьяс. — В любом обществе во все времена — запомни это хорошенько — неизменно находятся гнусные своекорыстные люди. У Иисуса было двенадцать апостолов, но нашелся и один Иуда. Даже самый надежный приверженец Иисуса, апостол Петр, и тот трижды отрекался от него, когда его к этому принудили. Большие события сродни наводнению, они уносят всякий мусор и хлам, но прочные постройки и крепкие деревья остаются невредимыми. Если в час суровых испытаний в стране находятся люди, готовые бороться и умереть за честь и свободу своей родины, такая страна никогда не окажется побежденной, даже если она временно захвачена врагами. Но предателей надо уничтожать, как уничтожают змей и прочих ядовитых тварей, — не унимался Мандо.
— Совершая предательство, они тем самым обрекают себя на гибель, — изрек Тата Матьяс. — Иногда обстоятельства делают человека трусом, а иногда — героем. Предателями или героями не рождаются. Между прочим, кое-кто из нынешних изменников мог прослыть патриотом в старые времена, — он сделал паузу, как бы что-то припоминая, прежде чем продолжить свой рассказ. — Вспомним, что произошло во время американо-филиппинской войны. Поняв, что Республика оказалась в трудном положении, многие из министров Агинальдо[11] переметнулись на сторону врага. В результате их предательства и трусости в стране воцарились мир и спокойствие. Конечно, новые хозяева не замедлили объявить их патриотами и осыпать наградами. Им даровали высокие должности, земельные наделы и всякие привилегии. А те, кто не покорились новому правительству, были объявлены предателями. Их называли тулисанами — разбойниками — и обвиняли в различных преступлениях. Тех, кто отказался присягнуть на верность американскому флагу, ловили и бросали в тюрьмы или высылали из страны, как это было с Мабини[12], Рикарте[13] и другими героями. Некоторых даже казнили, вспомни хотя бы Макарио Сакая[14] и его товарищей.
По лицу Тата Матьяса было видно, сколь горьки для него воспоминания о кошмарных событиях филиппино-американской войны, очень многое из того, что происходило тогда, с поразительным сходством повторялось на Филиппинах сейчас.
— Вот почему, Мандо, я не вернулся в город, а предпочел жить отшельником в горах Сьерра-Мадре, — объяснил Тата Матьяс. — История оказалась сильнее меня. Но ты…
— Но ведь я такой же, как вы.
— Нет, Мандо. Ты молод, и перед тобой открыт широкий путь. Ты мог бы спасти жизнь многим обездоленным и облегчить участь страдающих. Ты можешь стать надеждой и опорой в новой жизни. Вы, молодые…
— Кого из наших героев вы считаете для себя образцом, Тата Матьяс? — поинтересовался вдруг Мандо. — Рисаля или Бонифасио? Я думаю, что Рисаля, потому что…
Старик прервал партизана.
— Каждый из них может служить примером: и Рисаль с Бонифасио, и Бургос[15], и Пларидель[16], и Мабини, и Хасинто[17], и Люна[18], и даже Агинальдо. Каждый был по-своему велик, и все они служили матери-Родине, Однако, на мой взгляд, Рисаль, Бонифасио и Мабини составляют треугольник и являются главными героями пантеона филиппинской славы. Рисаль признан духовным наставником филиппинцев; Бонифасио олицетворяет силу и мужество, благодаря которым мы смогли разорвать цепи, освободить страну от иностранного владычества и добиться ее независимости; Мабини считался разумом нации, он заложил основы первой республики и доказал, что филиппинский лидер может оказаться непревзойденным по таланту и любви к родине. Редким героизмом отличались также Пларидель и Хасинто, но то же самое можно сказать и о Рисале с Бонифасио.
— Следовательно, — начал было юноша, но Тата Матьяс сделал ему знак, предупреждая, что еще не закончил мысль.
— Однако величие героя само по себе не следует возводить в абсолют, — продолжал старик. — Я еще раз повторю то, что уже говорил тебе: многое в судьбе человека зависит от обстоятельств. Вот, например, предательское убийство Бонифасио и клевета, которую потом распространяли о нем, лишили его части причитавшейся ему по праву славы. С другой стороны, если бы Пларидель вернулся на Филиппины, как он и намеревался поступить, прежде чем началась революция, и возглавил бы революционное движение, он, вероятно, сегодня считался бы главным героем нации. Но, к сожалению, он умер от туберкулеза в Барселоне. Ну а Рисаль? Он знал, что близится час восстания, потому что Бонифасио послал к нему в Дапитан[19] доктора Валенсуэлу с предложением возглавить восставших. Однако он отверг это предложение. И чтобы доказать Испании, что не имеет никакого отношения к Катипунану[20], Рисаль попросился на Кубу в качестве хирурга в испанские войска, подавлявшие кубинскую революцию. Ведь именно на пути в Гавану он был арестован и возвращен в Манилу. Святые отцы и испанские чиновники не могли простить ему выпадов против них, которыми изобилуют романы «Не прикасайся ко мне» и «Флибустьеры». Они страшились и ненавидели интеллектуалов. Надеялись, что им удастся сокрушить борцов Катипунана, однако идеи Рисаля получили широкое распространение не только на Филиппинах, но и в самой Испании и по всей Европе. Если бы его не расстреляли на Багумбаянском поле в Маниле и он не обрел бы ореол мученика, то он наверняка занял бы подобающее ему место среди таких ученых филиппинцев, как Тринидад Пардо-де-Тавера[21], Фернандо Канон[22] и другие. А теперь возьмем генерала Агинальдо. Если бы он погиб в Паланане и не был захвачен в плен генералом Фанстоном, то превзошел бы славой своей и Рисаля и Бонифасио, и страна с готовностью забыла бы, как он расправился с верховным руководителем Катипунана — Андресом Бонифасио и с генералом Антонио Люной. Как-нибудь в другой раз я расскажу тебе о величии и падении Макарио Сакая.
Слушая рассказ Тата Матьяса, Мандо как бы заново перечитывал историю страны, ставшую еще ярче и понятнее благодаря пояснениям старика. И он не переставал восхищаться этим одиноким, старым человеком, который, живя отшельником в горах, сумел не утратить горячий интерес ко всему происходящему и сохранить веру в счастливое будущее своей страны. Именно таким представлял себе Мандо будущего гражданина Филиппин.
— Дни мои сочтены, сынок. — Тата Матьяс взял руку юноши и ощупал твердые, как сталь, мышцы. — Да, я уже стар, а ты молод и горяч. Придет время, и тебя узнает вся страна. Признаюсь: ты был прав в своих догадках. То, о чем я мечтал когда-то, осуществишь ты, но мне уже не доведется этого увидеть. Не с каждым я стал бы делиться своими сокровенными мыслями, но тебе я доверяю. Думаю, что не наше, а именно твое поколение имел в виду святой отец.
— А что, по вашему мнению, мне предстоит сделать? — спросил Мандо, пристально глядя на старика. И по выражению его лица нетрудно было понять, что происходило в душе старого патриота.
— Я тебе уже говорил, что бы я сделал, — Тата Матьяс доверчиво глядел на Мандо, — если бы мне было столько же лет, сколько тебе.
— Вы имеете в виду сокровища Симоуна? — сказал Мандо, угадывая ход мыслей собеседника.
— Вот именно, — подтвердил старик.
Осторожно ступая, чтобы не разбудить Мартина и Карьо, Тата Матьяс подошел к сундуку, открыл его и снова достал «Флибустьеров» из плетеной коробки. Потом так же осторожно он вернулся на прежнее место и, прислонившись к притолоке, стал сосредоточенно отыскивать нужную страницу в конце книги, а найдя ее, сказал:
— В последний раз, когда ты был здесь, помнишь, мы перечитывали место, где рассказывается, кто такой Симоун, о чем он мечтал и почему его мечтам не суждено было осуществиться. А сейчас прочитай о том, как он умер и как падре Флорентино бросил его сундучок с драгоценностями в море.
Мандо взял книгу и принялся читать. Тата Матьяс слушал его.
— «Больной мертв. — Отец Флорентино преклонил колена и начал молиться.