Нора Шарифф - Тайны Норы
— Я никогда этого не делала.
— Но попробовать-то можно!
Мать вышла из дома. В потемках я наблюдала за ее силуэтом. Мотор фыркнул и тут же заглох. После нескольких безуспешных попыток запустить двигатель она вышла из машины и подняла руки к небу как знак совершенной беспомощности. Но она, по крайней мере, попыталась, и я гордилась ею. Я увидела, как она подошла к соседнему дому, в котором еще светились окна, позвонила в дверь. На часах было три часа утра.
Через некоторое время в окне показалась голова соседа.
— Самия? Что случилось?
Мать объяснила ему ситуацию, и он помог переставить автомобиль.
Почувствовав головокружение, я вернулась в кровать. С чего бы это мне стало плохо? От переизбытка эмоций или просто от бессилия что-либо изменить? Я хотела, чтобы мать вернулась как можно быстрее. Рядом с ней мне стало бы намного лучше. Я не хотела больше разговаривать, тем более, что добавить к сказанному все равно уже нечего. Я просто не хотела оставаться одна. Я хотела заснуть, ничего не боясь.
Вернулась мать, принеся с собой в комнату сомнительный запах. Она выглядела смущенной.
— Сосед переставил машину. Представь себе, что именно в машине Абель и обделался. Там так воняет. Сосед, конечно, все понял, но промолчал.
— Бедолага.
— Еще я заметила вмятину на кузове. Абдель куда-то врезался. Только бы он никого не покалечил.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. От мысли, что мой отец мог сбить человека, по спине поползли мурашки.
— Мама, что мы будем делать? Что теперь будет?
— Я не знаю, Нора. Если бы ты только знала, как мне надоела такая жизнь. Как я от всего этого устала.
Она легла рядом со мной и обняла меня. Так мы и уснули.
Теперь все это уже в прошлом, но тогда мы не знали, как много нам еще предстоит пережить!
Мать не потребовала развода, и жизнь продолжилась, такая же мрачная, по крайней мере, в стенах нашего дома. Я жила лишь в мечтах, иногда писала стихи. Недавно я нашла одно из них.
Я хочу свободно дышать,
Но для этого надо бежать.
Может, на потухший вулкан?
Или на Тихий океан?
Или к звездам, на Млечный Путь?
Чтобы там, в пустоте, отдохнуть.
Одного только сердцу хочется —
Одиночества, одиночества.
На необитаемом острове жить,
По песку босоногой бродить.
Чтоб не видеть ни птиц, ни зверей,
Чтоб не видеть жестоких людей.
Любоваться волны бирюзой.
Чтобы пальма росла надо мной.
Солнца луч пусть ласкает меня,
Чтоб лишь синее небо да я.
Чтобы там, далеко, на краю,
Я судьбу изменила свою.
* * *
Со временем я стала обращать внимание на мальчиков. Мне нравились их забавы, в которых я пыталась принимать участие. С гордостью признавалась самым близким подругам о своих тогдашних влюбленностях. Первая была, когда мне исполнилось семь лет.
К одиннадцати годам мой интерес значительно усилился. Может, это гормональный рост? Или оттого, что я испытала на себе сексуальные действия раньше, чем другие мои сверстницы? Не знаю.
До сих пор вспоминаю этого красивого светловолосого парня с черными глазами, который жил на соседней улице. Встречая его, я таяла, как снег. Мне нравились его локоны, ниспадавшие на лицо. Если он бросал на меня быстрый взгляд, я краснела. Сидя на своем мопеде, он смотрел на меня и проверял, заметила ли я его. Его взгляд ужасно смущал меня. Мы с ним так и не обменялись ни единым словом. Он просто улыбался мне, уступая дорогу, и я была счастлива.
Позже я рассказу вам о моем первом самом большом друге.
* * *
Когда мне исполнилось двенадцать, я подверглась очередному акту насилия! На этот раз отец воспользовался непредвиденным отсутствием матери и Мелиссы. Несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, он своего добился, как регулярно добивался этого от матери. Возможно, я подсознательно думала, что таков удел всех женщин.
Но я знала, как мне защитить себя, по крайней мере, психологически. Я убегала на свою обетованную полянку. Там, среди громадных деревьев, я слышала, как будто шум воображаемой реки, в водах которой отражается яркое солнце. Таков был мой способ убе-жать от реальности. Я хотела бы умереть в этом выдуманном мире.
Потом это произошло в третий раз. Говорят, где два, там и три. Он подкрался и проник в меня сзади. Боль была такая сильная и внезапная, что я потеряла сознание. Именно с этого момента я стала одержимой мыслью о мести и о том, как удалить его из моей жизни. Я была готова даже на преступление, до такой степени чувствовала себя униженной.
Если бы я была выше на десять сантиметров и тяжелее на несколько килограммов…
В течение нескольких месяцев я набирала вес и силы, чтобы оказать ему должное сопротивление. Но какой же одинокой я чувствовала себя…
* * *
Постепенно я наловчилась избегать контактов с отцом, но терять бдительность было слишком рано. Однажды, принимая ванну, я услышала его шаги. О, небеса! Я забыла запереть двери! В панике я выскочила из воды, но поскользнулась и упала, ударившись подбородком о кафель. Мое падение наделало много шума, который услышала мать и прекратила разговор по телефону.
— Нора! Что там такое?! — закричала она. — Если ты поранилась, попроси, чтобы Абдель тебя посмотрел, а то я боюсь крови.
Превозмогая боль, я добралась до двери, закрыла ее на задвижку и вернулась в ванну. Подбородок пронзала острая боль, которая шла от головы до кончиков пальцев. Открывать рот я могла только с большим трудом. Голова кружилась то ли от горячей воды, то ли от падения, то ли от страха перед отцом.
Я молча молилась. «Господи, сделай так, чтобы он не вошел сюда. Он не должен войти. Мама, прийди, пожалуйста. Ты нужна мне. Ты, а не он! Только не он!»
Подергав за ручку, он стукнул в двери.
— Нора? Все в порядке? — спросил он притворно озабоченным голосом.
Отвечать было больно, но я выдавила из себя слова:
— У меня все в порядке.
— Да что там произошло в конце-то концов? — не унимался он.
— Ничего, я просто упала. И все! Он продолжал настаивать:
— Открывай, я посмотрю, что с тобой.
— Нет, все хорошо, говорю же тебе.
Приняв ванну, я спустилась в гостиную, где меня ждали родители. Мать снова звонила подруге, но, увидев меня, вынуждена была прервать разговор.
— Нора, покажи, пожалуйста, что у тебя. Ты не ушиблась?
— Немножко. Подбородком.
— Дай посмотрю.
Она подняла глаза на мое лицо и вскрикнула от ужаса, роняя трубку телефона.
— Со мной все в порядке, мама. Крови нет, — успокаивала я.
— Тебя необходимо отвезти в больницу!
— Зачем? Мне не нужно в больницу.
— По крайней мере, они правильно наложат пластырь, — ответила мать строгим тоном, чего раньше я за ней не Замечала.
— Ты сама можешь это сделать. Без всякой больницы.
— Я хочу убедиться, что твоя челюсть не сломана, — сказала она голосом, не допускающим возражений.
Ее руки тряслись. Почему она так нервничала? Мы поехали в больницу.
— Как получилось, что ты упала? — спросил отец.
— Забыла взять с собой мыло, — сглотнув, ответила я как можно более естественным тоном.
— Почему ты не открыла мне дверь, когда я об этом просил?
— Потому что я уже была в ванне. — Я чувствовала себя Красной Шапочкой, которая повстречала в лесу Серого Волка.
— И что? Разве я не твой отец? «Ты в этом уверен? А жаль».
В больнице подбородок начал кровоточить. Мне наложили временный компресс. Чем дольше я ждала своей очереди, тем серьезнее казалась полученная травма. Никогда бы не поверила, что в подбородке может быть столько крови. Два врача, мужчина и женщина, которые разговаривали с сильным немецким акцентом, уложили меня на стол в манипуляционной.
— Фотите знать, как мы фаш фудем лечить? — спросила женщина.
— Нет, не хочу!
— Это не штрашно. Я покажу инструменты.
— Не надо мне ничего показывать, прошу вас!
С раннего детства вид крови или даже вид медицинских инструментов повергал меня в панику. Этот страх всего, что связано с медициной, конечно, объясняется той «игрой в доктора», которой подвергал меня отец.
Видя мое яростное сопротивление, мужчина пришел на помощь своей коллеге.
— Фольно не фуфет. Мы просто наложим фам финт.
Я была в отчаянии. Я не хотела никакого бинта, а этот слепящий свет от лампы-рефлектора, казалось, проникал прямо в мозг. Я видела, как руки доктора приближаются к моему лицу, как пальцы сжимают иглу. Словно завороженная, я не могла отвести взгляда от их блестящих глаз в прорезях масок. Это было выше моих сил. Я кричала, плакала, умоляла и даже грубила. Срывала на этих двух людях всю накопившуюся за последнее время злость. Травма на подбородке стала последней каплей, переполнившей чашу. Болел не подбородок, болела моя душа. Ведь это произошло из-за него. Из-за него я бросилась закрывать двери, как сумасшедшая.
