Нора Шарифф - Тайны Норы
Я делала все возможное, чтобы избегать этого человека. Я проводила почти все время вне дома. Старалась не оказываться наедине с ним. Мои друзья стали больше значить для меня. С ними я чувствовала себя в безопасности, они помогали забыть то, чего я стыдилась, ведь отчасти я винила себя в том, что произошло.
Мой отец перестал быть моим отцом. Я боялась его, избегала. Я возненавидела его всеми фибрами души. Он потерял в моих глазах уважение.
А вот еще одно воспоминание о нем, которое лишь подтверждает, что он достоин презрения.
14 июля 1990 года. Мне уже исполнилось десять лет. Этот праздничный день[4] был очень жарким. Мой старший брат Амир проводил каникулы вместе с нами в Париже. Как обычно по субботам, вечером мать собрала нас на барбекю в саду позади дома. В тени раскидистых деревьев я чувствовала себя счастливой. Со стороны казалось, что вполне нормальная семья собралась на трапезу. Мать великолепно готовила печеную домашнюю колбасу! Амир, Мелисса и я ждали начала праздничного обеда, истекая слюной от нетерпения.
— Мама, когда же мы будем есть? Уже шесть часов вечера! Я голодна.
— Скоро, мой ангел. Если твой отец не появится здесь через пятнадцать минут, начнем без него.
Сказано — сделано. Через пятнадцать минут мать поставила перед нами тарелки с таким долгожданным печеным мясом. Это был грандиозный ужин с блюдом, которое я обожала, в обществе самых дорогих мне людей. Я чувствовала себя, как в раю. Тем более что рядом не было отца. Его отсутствие позволило нам наслаждаться минутами счастья, расслабиться, не боясь его вспышек гнева. Амир не знал о таких качествах отца: он ни разу не был свидетелем ужасных сцен.
После еды нам разрешили пойти к моей подруге, которая жила на соседней улице возле площадки для фейерверков. Было девять часов вечера, и мы с нетерпением ждали начала спектакля. Наконец первая вспышка осветила небо. Огни, разноцветные и ослепительные, сменяли друг друга. «Ого! Ух ты!» — кричали восхищенные зрители. Последние огненные зигзаги и звуки петард заставили нас зааплодировать. Да, это было незабываемое шоу, а в детских глазах оно казалось грандиозным и феерическим.
Мы вернулись домой в приподнятом настроении, хотя и со слипающими от усталости глазами. Мать, наслаждаясь чаем с мятой, ждала нас в салоне. Праздник закончился, и я поднялась к себе в комнату.
Посреди ночи меня разбудил странный звук из сада. Я прислушалась: несколько незнакомых людей говорили о чем-то наперебой, слышались вскрики и ругательства. Я поспешно подошла к окну. Огромная луна освещала сад. Кричал какой-то человек. Я узнала своего отца!
— Не трогайте меня! Не трогайте меня!
Я различила маленькую женскую фигуру — без сомнения, это была моя мать, а рядом еще трех человек. Двое полицейских — мужчина и женщина — с трудом удерживали моего отца, который извивался всем телом, стараясь вырваться. Неподвижная, закрыв руками лицо, мать просто стояла и ждала, что будет дальше. Может, она надеялась, что они заберут его? Не знаю, о чем она думала тогда, но я этого желала от всей души. Он этого заслужил. Я кипела от гнева и стыда.
— Пустите меня, говорю же, пустите! — кричал отец. Он говорил очень громко, язык у него заплетался.
— Мсье, вы пойдете с нами в полицейский участок.
— Не пойду. Оставьте меня в покое!
— Немедленно успокойтесь, иначе мы вынуждены…
— Ладно, я спокоен… Вы можете идти. Полицейские повернулись к моей матери, чтобы узнать ее мнение.
Я не понимала, что происходит. Почему отец кричал? Почему его хотели отвести в участок? Он нарушил закон? Если он избил мать, как это часто бывало, почему они оказались в саду?
Я решила пока не выходить из комнаты. В это время я услышала, как мать говорит безразличным тоном:
— Вы можете идти. Теперь, когда он успокоился, думаю, все будет хорошо. Спасибо вам за помощь.
Как всегда, она боялась радикальных поступков по отношению к отцу. Ее пассивность — возраст уже позволял мне это понимать — вызывала у меня приступы гнева. Я не хотела быть такой же покорной женщиной, как она тогда. Так хотелось, чтобы она научила усмирять агрессию, душившую меня.
Хлопнула дверь. Мать поднималась, плача и вздыхая, а за ней шел отец, который ее о чем-то просил, что было необычным и не предвещало ничего хорошего. Любопытство победило, и я вышла им навстречу.
— Что случилось, мама?
— Твой отец пьян в стельку! — испуганно ответила мать. — Он валялся у ворот, и я вынуждена была обратиться к полицейским, чтобы они помогли ему подняться и зайти внутрь.
— Самия, Самия, помоги мне, — жалобно просил отец.
— Чем я провинилась перед Всевышним? За что он послал мне подобное испытание? Не разговаривай со мной больше! Ты просто сумасшедший! Я так больше не могу… я не могу так больше! Посмотри на себя! Мне стыдно за тебя!
Чем ближе я оказывалась к отцу, тем отвратительнее был его запах. Это было невыносимо.
— Мама, от него воняет навозом. Это невозможно выдержать.
Она внимательно посмотрела на жалкого вида мужчину, который продолжал ее умолять, и отпрянула.
— Боже, что это такое? Быть этого не может! Нет!
— Что такое, мама?
— Твой отец наделал себе в штаны! Как маленький ребенок! Вот почему от него так несет!
— Не подходи к нему, мама! Он не заслуживает твоего внимания! Пусть сам выкручивается!
— Я не могу его оставить в таком виде! Он не в coстоянии держаться на ногах.
Отец ждал, неподвижный, с глупым, растерянным видом.
— Самия, Самия, — опять раздался его жалобный голос.
И мать сдалась. В который раз она поставила его на первое место. Она забывала себя, шла к нему на помощь, уступая всем капризам этого недостойного человека, который не заслуживал ни малейшего сочувствия! Она встала перед ним на колени. Я ненавидела и своего отца, и мать за ее поведение. Все это меня раздражало до невозможности. Я должна была сделать что-то, чтобы она изменила свое отношение не только к нему, а в первую очередь к себе.
Только хорошенько вымыв его в ванне, на что ушло не так уж мало времени, мать смогла перевести дух.
Я не удивилась, что она пришла ко мне. Закрыв двери на двойной поворот замка, мать молча смотрела в окно, на место, где все произошло. Я с уважением отнеслась к ее молчанию, но это не могло продолжаться целую вечность.
— Мама, ты должна с ним развестись, — прервала я ее размышления. — Его поступок непростителен. Я уже не говорю о его жестоком обращении с тобой. У тебя свирепый муж, который не способен держать себя в руках. Рано или поздно он убьет тебя. Ты и так слишком долго его терпишь.
Я напомнила матери о том, что ей довелось вынести, об атмосфере страха, в которой росли ее дети. Перечисляла обиды, избиения, крики, разбитую о стены дома мебель. Моя речь становилась все эмоциональнее, но мать ограничивалась лишь словами, которые произносила нейтральным, отсутствующим тоном:
— Я знаю, я знаю…
Слышала ли она, что я ей говорю? В любом случае, она сама прекрасно знала, как невыносима ее жизнь. Было очевидно, что ей не следовало выходить за него замуж и тем более продолжать жить с ним. Она должна бросить его как можно быстрее. Но была ли она способна на такой шаг? Сомневаюсь.
— Такое впечатление, что я вся вымазана в дерьме, — сказала она, глядя в пустоту.
— Идем в твою комнату — там воняет меньше, — предложила я.
— Прекрасная идея, идем.
Открывая двери, мы столкнулись лицом к лицу с Абделем. Из одежды на нем не было ничего, кроме черных трусов. Мать велела оставить нас в покое, и мы продолжили путь. Она зажгла в комнате свет, я вошла следом за ней. Я должна была убедить ее развестись, поэтому продолжила настаивать с удвоенной силой.
— С чего это вдруг он вернулся пьяным? Впервые вижу его в таком состоянии!
— Впервые потому, что он часто возвращается домой поздно. Он пьет уже давно, и чем дальше, тем больше.
— Ты никогда мне об этом не рассказывала!
— А зачем? Ты и так знаешь слишком много из того, что происходит между твоими родителями. Я хотела уберечь тебя от тех ужасных сцен, которые мне приходится выносить. Ребенок не должен видеть, как избивают его мать. Мне так бы хотелось быть для тебя примером человека с сильным характером, примером, которому хочется подражать, но…
Говоря эти слова, она подошла к окну, выходившему на переднюю часть дома. То, что она там увидела, сбило ее с мысли.
— Смотри! Наша машина перегораживает улицу. Никто не сможет проехать. Что делать? Я ведь не умею водить. Кто нам поможет сейчас, посреди ночи?
— Но ты можешь попробовать. Не думаю, что это очень сложно.
— Я никогда этого не делала.
— Но попробовать-то можно!
Мать вышла из дома. В потемках я наблюдала за ее силуэтом. Мотор фыркнул и тут же заглох. После нескольких безуспешных попыток запустить двигатель она вышла из машины и подняла руки к небу как знак совершенной беспомощности. Но она, по крайней мере, попыталась, и я гордилась ею. Я увидела, как она подошла к соседнему дому, в котором еще светились окна, позвонила в дверь. На часах было три часа утра.
