Дженнифер Доннелли - Революция
— Что? — переспрашивает отец, сбитый с толку. Я вижу, что он страшно устал.
— Да ничего. Забудь. Спокойной ночи.
Я возвращаюсь к себе в комнату и закрываю дверь. Подхожу к стене, которая разделяет нас с отцом. Толкаю ее. Бью по ней ладонями. Луплю кулаками. Но она стоит на месте. Я прислоняюсь к ней, сползаю на пол и какое-то время сижу, уронив голову на руки.
51
Позднее воскресное утро. Всюду кофе. На столе, на полу.
На моих ногах.
Я не очень в себе. Съела на ночь четыре таблетки, после разговора с отцом. Никогда раньше не глотала столько за раз. Тоска ушла, но вместе с ней пропало почти все остальное. Крупная моторика работает нормально, но мелкая подводит. Я выбралась из постели, оделась и добралась до кухни, чтобы сварить себе кофе. Но вот, промахнулась мимо чашки.
Вытираю лужу и отправляюсь в столовую, где отец сидит в кресле с моей работой. Устроившись напротив, я наблюдаю за его лицом. Кажется, он читает с интересом. Это обнадеживает. Спустя несколько минут он переводит на меня удивленный взгляд, словно только сейчас заметил, что он в комнате не один.
— Ну как? — спрашиваю я.
— Анди, это отлично. Великолепное исследование. Должен признать, у меня были сомнения насчет темы…
— Неужели?
— …но ты прекрасно справилась. Все достаточно внятно изложено. Кто бы мог подумать, что математика так сильно связана с музыкой?
— Например, музыканты?..
— Словом, осталось только доделать работу — до мая успеешь, — и тогда я буду спокоен.
— Что меня не вышибут из школы?
— Да, разумеется.
— И что потом? Поступать в твой Стэнфорд? Я не хочу в Стэнфорд.
Он медлит, потом произносит:
— Об этом поговорим после.
Это означает, что говорить будет в основном он, в красках расписывая, почему музыкальное образование — плохая идея. Я выдержу секунд десять его нравоучений, а потом взорвусь. И он тоже взорвется. И начнется армагеддон, как обычно в таких случаях. Наверное, всегда так и будет. Но сейчас я молчу. Потому что он только что дал мне добро улететь домой, и я не собираюсь упускать свой шанс.
— Ну что… — произносит он, нарушая тишину. — Билет есть? Паспорт готов?
— У меня все готово, пап. Все в порядке.
— Когда ты будешь выходить, я уже уеду в лабораторию и буду там весь день. Не забудь перед выездом позвонить в авиакомпанию, мало ли — вдруг у них забастовка. Не хочу, чтобы ты застряла в Орли.
— Не застряну.
— И позвони мне, как только доберешься до дома. И еще миссис Гупте. Я буду с ней на связи. Да, Анди, вот еще что…
У меня звонит телефон. Слава богу!
— Извини, пап, — говорю я и спешу на кухню, чтобы ответить на звонок.
— Привет! — раздается в трубке. Это Виджей.
— А, привет, — отвечаю я упавшим голосом. Вообще-то я думала, точнее надеялась, что это Виржиль.
— Нда. Я тоже рад тебя слышать.
— Прости, Ви. Меня что-то переклинило. Думала, это кое-кто другой звонит.
— Хм. Напомни-ка мне, почему мы все еще друзья?
— Сейчас подумаю… думаю, думаю, подожди… Черт, засада. Ничего не приходит на ум.
— Ну-ну.
— А ты чего не спишь в такую рань? У нас тут полдень, значит, в Бруклине, типа, шесть утра.
— Говорил по телефону с пресс-службой короля Абдуллы. В десятый раз, кажется. Они наконец-то разрешили прислать им мой доклад, и они попросят его величество прокомментировать.
— О, это круто.
— Да не то слово. Я весь в нетерпении. Теперь буду названивать в Таджикистан. А у тебя как?
Я рассказываю, сколько всего успела сделать и что отец меня отпустил и завтра я уже вернусь домой. Он удивлен. И рад. И тут же предупреждает, что доклад предстоит еще доделать и не запороть.
— Всегда знала, что ты в меня веришь, — ворчу я.
— Слушай, вообще-то я звоню сказать, что операция «Ван Гог» прошла успешно, — говорит он. — Вчера вечером был у твоей мамы, протащил туда все, что ты просила. Кавита помогла — оделась в тунику и шаровары, и мы краску и кисти к ее ногам примотали. А добро с блошки засунули в рюкзак и привязали к ней спереди. Она прикинулась беременной, и охранник не стал ее обыскивать.
Не знаю, чем я заслужила дружбу такого замечательного Виджея. Видимо, чем-то в прошлой жизни, явно не в этой.
— Ух ты! Спасибище тебе, Ви, — говорю я. — А ей понравилось?
— Ну, она сперва была немного отмороженная, как в фильме «Степфордские жены». Но когда мы достали все добро и сказали, что это от тебя, у нее глаза загорелись, и она тут же начала рисовать. Прямо на стене.
— Класс! А ее врач это видел? Такой противный тип в белом халате? Он не пытался вас остановить?
— Да там полно противных типов в халатах. Это же больница. Но пока мы там торчали, никто не заходил. Мы заявились под конец времени для посещений. К тому же суббота была — небось этот твой врач дома сидел.
— Отлично. Виджей, я тебе дико обязана.
— Да ну, ерунда. Кстати, спасибо за фигурки с болтающимися бошками. Иначе где бы я нашел Медведева и Талабани?
Я смеюсь. Только Виджей Гуйта может считать, что фигурки политиков с головами на пружинках — это круто. Они мне попались, когда я искала подарки для мамы, и я сунула их для него в ту же посылку.
— Слушай, подожди. Чуть не забыл: тут тебе Ник привет передавал. Его опять арестовали.
— За что?
— Он пырнул ножом надувного Рональда Макдональда на Корт-стрит.
— Да ладно!
— Серьезно. Это была такая здоровенная трехметровая байда, из-за нее какая-то девочка устроила истерику. Няня тащила ее за Хэппи Милом, а девочка вопила, что в гробу она его видала, ни за что не хотела подходить. И, короче, Нику стало ее жаль. Он достал перочинный ножик и зарезал чертова клоуна. Ей-богу, это при мне было.
Виджей начинает ржать, но мне не смешно. Наверняка Ник опять напился. Или обдолбался. И я отлично знаю, почему с ним это происходит. Почему он теперь редко бывает трезвым.
— Ты не поверишь, но там вся улица аплодировала. Его тут же замели, но быстро выпустили под залог. Будет под психа косить. Дескать, у него фобия, и его накрывает при виде клоунов.
Ника действительно то и дело накрывает, но клоуны тут ни при чем.
— Передай ему привет, ладно? Скажи, что я позвоню, как только доберусь домой.
— Кстати, Арден его бросила, — продолжает Виджей. — Теперь она тусит с Микки Рурком. Умотала с ним на Бали до конца каникул.
— Он не боится, что его засудят?
— Формально все в порядке. Ей две недели как исполнилось восемнадцать. Да, а еще Бендер все-таки впарил киношникам свой сценарий. А Симона поступила в Браун.
