Ян-Филипп Зендкер - Искусство слышать стук сердца
Можно ли упрекать отца за то, что поддался на уговоры моей матери? Или это она виновата, ожидая от него того, чего он был не в состоянии ей дать? Что вообще сыграло главную роль? Несчастливое стечение обстоятельств, неправильно истолкованное впечатление, уязвленная гордость? А может, всему виной была неспособность простить и забыть? Я привычно искала однозначный ответ на вопрос, не имевший конкретного ответа.
Мы молча шли по пологому склону. Возле буйно разросшейся живой изгороди дорога резко сворачивала. У Ба повел меня через кусты, по едва заметной тропке. Мы пересекли железнодорожные пути, прошли по лугу, а затем повернули и оказались на дороге, которая привела нас в дальнюю часть Кало. Та была похожа на горную деревушку. У Ба провел меня мимо нескольких дворов с играющими детьми. Мы остановились возле садовой калитки. Изгородь и двор сияли чистотой. Чувствовалось, здесь совсем недавно подметали. В корыто был насыпан свежий корм для кур. Под крыльцом хранилась небольшая поленница дров и кучка лучинок для растопки. Сам дом не отличался большими размерами, но тоже содержался в идеальном порядке. На крыльце стояли кастрюли, миски и прочая утварь. Мы сели на последней ступеньке. Чего или кого мы ждали? У Ба молчал, а я не решалась его спрашивать.
Я обвела глазами двор. К нему примыкал соседский. Границей служил старый эвкалипт. Перед курятником стояла скамеечка, а чуть поодаль — каменная ступа. Я перевела взгляд на столбики перил крыльца. Сами перила были невысокими. Ребенок с легкостью мог бы ухватиться за них и встать.
Через миг куски головоломки сложились в картину. Я поняла, где мы. Это открытие заставило меня вскочить на ноги.
Я слышала отцовское дыхание, доносившееся из дома. Слышала, как Ми Ми ползет по полу. До меня донесся их шепот. Их голоса. Я их нашла!
У Ба продолжил рассказ.
9
Когда незнакомец закончил историю, в чайном домике стало тихо. Только свечи потрескивали и слышалось ровное дыхание собравшихся. Никто не шевелился. Даже мухи, восседавшие на липких пирожных, перестали жужжать.
Тин Вин сказал все, что хотел. Его голос смолк. Губы еще двигались, произнося какие-то слова, но их никто не слышал. Все ждали: может, он продолжит рассказ? Но он встал, глотнул холодного чая, слегка потянулся и направился к двери. Пора. Возле двери повернулся и на прощание помахал своим слушателям. Последнее, что они видели, была его улыбка.
На улице стоял грузовик, полный солдат — совсем еще мальчишек в зеленой форме. Прохожие не обращали на них внимания, однако старались обойти стороной. Приближался вечер.
Тин Вин подтянул лонгьи и медленно пошел по главной улице. Справа от него показался монастырь. Доски забора в нескольких местах были выломаны, а проржавевшая крыша наверняка протекала. Только колокольчики пагоды звенели, как прежде. Навстречу шли два босоногих молодых монаха. Их красно-коричневые одеяния посерели от пыли. Тин Вин улыбнулся монахам, они ответили тем же.
Он прошел мимо пустой рыночной площади. Возле маленькой станции пересек железнодорожные пути и стал медленно подниматься по холму. Туда, где стоял дом Ми Ми. Тин не сомневался, что она живет в родительском доме. Он часто останавливался и оглядывался по сторонам. Не торопился. К чему спешить, если прошло уже пятьдесят лет? Даже волнения не было. Стоило самолету компании «Тай Эйр» приземлиться в аэропорту Рангуна, как вся тревога исчезла. Осталась только радость. Безграничное счастье, к которому уже не примешивались сомнения и страхи. С каждым часом оно становилось все сильнее и крепче. Он целиком погрузился в него. Радость была настолько огромной, что Тин не мог удержаться от слез. Прошло полвека. И он вернулся.
Панорама Кало изумила его. В ней перемешалось знакомое и не очень. Он помнил запахи и знал, как город пах зимой и летом, в торговые дни и по праздникам, когда аромат благовоний наполнял все дома, улицы и переулки. Он помнил звуки этого города. Его Кало скрипел, гремел, грохотал, пищал, кричал, лаял. Пел и плакал. Но он не знал, как выглядит город. Впечатления зрячего детства давно изгладились из памяти. К тому же зрение тогда у него было неважным, и окружающий мир виделся размытым. Он подошел к английскому клубу. В бассейне давно не было воды, зато вокруг росли молодые деревца. Позади виднелись заброшенные теннисные корты, а еще дальше — красная крыша гостиницы, выстроенной в тюдоровском стиле. Все было так, как ему рассказывала Ми Ми. Вон за тем холмом, должно быть, стояла вилла У Со и хижина, где они жили с Су Кьи.
Он подошел к развилке дороги, не зная, куда свернуть. Идти прямо или влево, где подъем круче? Четыре года он носил здесь Ми Ми, и она всегда говорила, где надо повернуть. Он закрыл глаза. Они сейчас бесполезны. Нужно довериться ногам, носу, ушам. Его тело должно вспомнить. Какая-то сила повлекла его прямо. Он пошел, не открывая глаз. Пахло спелыми плодами манго и жасмином. Тин Вин узнал эти запахи. Должно быть, где-то рядом плоская скала, на которой они отдыхали. Он нашел ее без труда.
Тин слышал детский смех и крики, долетавшие из дворов. Ребятня, игравшая здесь в годы его юности, давно выросла и состарилась. Но звук голосов остался прежним. Его удивляло, до чего уверенно он идет с закрытыми глазами. Несколько раз пробовал ходить так по Нью-Йорку и всегда натыкался на прохожих, фонарные столбы и деревья. Однажды едва не угодил под такси.
Здесь он ни разу не оступился.
Вот и садовая калитка.
В ноздри ударил аромат эвкалиптовых листьев. Как часто он думал об этом дереве! Сколько бессонных часов провел в нью-йоркской квартире, представляя себе запах эвкалипта в ее дворе!
Он открыл калитку. Сколько раз в мыслях видел этот момент!
Тин вошел. Две собаки бросились под ноги, но тут же отошли, для порядка тявкнув. Ноги ощущали мягкую, теплую землю. Он без труда добрался до лесенки. Оставалось лишь взойти на крыльцо. Тин положил ладонь на перила. Его руки помнили и эти ощущения. Ничего не изменилось.
Ступенька за ступенькой, он медленно поднялся. Он не спешил. Какая может быть спешка спустя пятьдесят лет?
Тин стоял на крыльце. Все окружающие звуки стали стихать, а у двери смолкли полностью.
Мимо прошли какие-то люди. Прошли и исчезли. Даже мотыльки, кружившиеся возле электрической лампочки, выпорхнули в раскрытое окно, растворившись в сумерках. Жуки и тараканы торопились скрыться в щели и норки.
Стало совсем тихо.
Он подошел к ней, не открывая глаз. Глаза ему больше не нужны.
Она лежала не на циновке, а на кровати.
Тин Вин опустился на колени. Ее голос. Ее шепот. Его уши это помнили.