Елена Колядина - Кто стрелял в президента
«Ну как?» — небрежно спросили из-под рукава пиджака часы президента.
— О-ой! — вскрикнула Люба. — Ну что вы, зачем такие дорогие? Как вы узнали, что у меня часов нет?
— Догадался. А это лично от меня, из моих собственных средств, вам на фрукты и прочее полноценное питание, — сказал президент и протянул Любе большой конверт.
«На витамины для наследника», — догадался Николай.
— Открытка? — предположила Люба и приоткрыла конверт.
Внутри лежала стопка долларов, хрустящая, как ржаной хлебец.
— Не возьму! — сказала Люба. — Да вы что? От семьи отрываете! Жена на шубу, наверное, откладывала?
Президент улыбнулся.
— Честное слово, не отрываю. Шуба у супруги неплохая, в этом году еще походит. Это я премию получил, ну и зажал немного.
— У меня папа так делает. Все-таки неудобно с деньгами. Я не самая нуждающаяся.
— Да я тоже.
Сопровождающие улыбнулись.
— Ну вот, видите, вы всех насмешили! Не возьмете — обижусь! С сущиком на порог не пущу.
Люба засмеялась.
— Шутите? Тогда я эти деньги потрачу на инвалидов, ладно?
— Деньги ваши, используйте, куда сочтете нужным. Поправляйтесь, Любовь Геннадьевна! До встречи в Кремле!
— До свидания, спасибо вам за подарки, за цветы.
Все стали дружно прощаться, улыбаться и заведенным порядком покидать палату. Через пару минут в комнате остались лишь Николай и Сталина Ильясовна, с приоткрытыми ртами стоявшие по углам.
— Какой он маленький, — громким шепотом сказала Люба.
— Маленький да удаленький, — с намеком ответил Николай и испытующе посмотрел на Любу, рассчитывая, что та изменится в лице и тут-то он, Николай, Любу и раскусит!
Он все еще не мог простить Любе измену, будь то даже и с президентом. Но на Любином лице лишь сияла полоротая улыбка. Николай осторожно выглянул в коридор и, воровски выслушав вопросы и объяснения удаляющихся докторов и главы нации о здоровье Любы и ее беременности, вернулся назад.
— Сталина Ильясовна, вы посмотрите, какие роскошные часы! — восторгалась Люба.
— Да, — согласилась Сталина Ильясовна, подержав на отлете коробочку, — изделие уникальное. Думаю даже, что нумерованное. Давай-ка, посмотрим. Так и есть. Часы номер два.
— Номер два? — повторила Люба.
— Пока таких часов изготовлено всего два экземпляра и один из них твой. Поздравляю, Любочка, ты все это заслужила.
«Хотел бы я знать, какая баба первый экземпляр носит? Кому еще гарант такой подарочек преподнес? — размышлял Николай. — Уж не жене — это точно. Матвиенко, может? Ну-ну».
— Коля, ты слышишь? Уникальные часы. Я их всегда надевать буду, каждый день! Помоги, пожалуйста, застегнуть.
— Часы крутые, — оценил Николай. — Конкретных бабок стоят.
— Раритетная вещь, — подсказала Любе Сталина Ильясовна. — Флаг великолепно изготовлен — бриллианты, сапфиры, рубины. Детям своим передашь, на черный день.
«Детям! — сообразил Николай, застегивая золотой браслет на тонком Любином запястье. — Вон он почему раритет Любе отвалил. Сыну на черный день. Ну чего, нормальный мужик наш царь, для своих не жадный».
— Детям?.. — Люба порозовела и смущенно взглянула на Николая.
«Ей-богу, если б своими ушами не слышал, что Любка беременна от гаранта, решил бы, что она вообще девочка нецелованная, — подумал Николай и удивленно потряс головой. — Ну, хитра! Колю Джипа наколола! Да что меня — гаранта вокруг пальца обвела. Тоже, небось, сказала, что он у нее — первый… Чего там, кстати, главы государства бывшим любовницам в конвертах подают?»
— Коля, — словно услышав вопрос Николая, окликнула Люба. — В конверте деньги, забери, пусть у тебя хранятся, будешь мне на продукты выдавать.
— Чего ты порешь? — очень уж возмутился Николай. — Мне халява не нужна! Там, кстати, сколько?
— Не знаю, погляди сам, пересчитай, — бесшабашно сказала Люба и протянула Коле конверт. — У меня с арифметикой всю жизнь проблемы.
— Тысяча, — банкноты замелькали в Колиных руках. — Две, три… Двадцать тысяч баксов. Не зашибись, но неплохо для начала.
— Любочка, я очень за тебя рада, — с чувством произнесла Сталина Иьлясовна.
— Для какого начала? — переспросила Люба.
— Да это я так, к слову, — весело сказал Николай. — Давай-ка фрукты есть!
Когда был разрезан ананас, в палату, пританцовывая, вошел довольный Каллипигов с коляской.
— Оп-ля! — сказал Каллипигов и эффектно подтолкнул инвалидное кресло к Любиной кровати. — Коляску заказывали? Получай, землячка дорогая, в целости и сохранности!
Люба поймала подъехавшее кресло за ручку и закрыла глаза ладонью.
«Любушка! — голосила коляска. — Уж не думала, что свидимся!»
«Колясочка, милая, — простонала Любовь. — Прости меня…»
— Коляска, как с куста, нулевая, сиденье по моему указанию заменили в срочном порядке, прострелено было вражеской пулей, — похвалялся Каллипигов. — Ну как?
— Зашибись! — согласился Николай.
— Кушайте фрукты, пожалуйста, — обходила всех с блюдом Сталина Ильясовна.
«А чего это бырь этот, Каллипигов, козлом вокруг Любки скачет? — бормотал Николай, с подозрением поглядывая на сияющего Каллипигова. — Кум хитрожопый. «Землячка дорогая»! Родня-я! Вашему забору двоюродный плетень. Ты куда подбираешься, шестерка из девятки? Ты чего задумал, кум?»
— Главное, президент входит, а я — пою! — хохотала Люба.
Когда шум стал совершенно свадебным, в палату ворвалась Надежда Клавдиевна.
— Гена, здесь она! — закричала Надежда Клавдиевна и, то смеясь, то плача, кинулась целовать, обнимать и гладить Любу.
— Доченька, — сказал Геннадий Павлович от дверей. — Здравствуйте, кого не видел! Жива…
— Любушка, как же это ты так? Из дома, не сказавшись, уехала. Под пули бросилась. Мыслимое ли дело, с бандитами тягаться? Кто тебя просил? — бестолково журила Любу Надежда Клавдиевна.
— Вечно ей больше всех надо, — с удовольствием объяснял присутствующим Геннадий Павлович. — Всю жизнь лезет, куда не просят. Артистка погорелого театра!
— Мама, папа, погодите, я хочу вас познакомить. Это Сталина Ильясовна, мой педагог по вокалу.
— По вокалу? — всплеснула руками Надежда Клавдиевна. — Да когда же ты успела?
— У вас замечательная дочь, — сказала Сталина Ильясовна. — Мне очень приятно с ней работать. Упорная, работоспособная.
— Спасибо, — зарделась Надежда Клавдиевна.
Геннадий Павлович обошел вокруг кровати и сперва с чувством потряс кисть Сталины Ильясовны, а потом, разойдясь, поцеловал ей руку, неловко ткнувшись в один из крупных перстней.
— А это… — Люба погладила джемпер Николая.
Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович переглянулись.
— Это мой будущий муж, Николай Аджипов.
— Будущий? — строго спросила Любу Надежда Клавдиевна. — Или успели уж?..
— Надежда, — одернул Геннадий Павлович. — Что ты, в самом деле? Они люди взрослые, сами разберутся.
— Не встревай, Геннадий! — осадила Надежда Клавдиевна.
— Я мать, о дочери беспокоюсь. А что как погуляет, да бросит? А нам — лялю в одеяле?
— Мама!.. — вскрикнула Люба и закрыла ладонью глаза.
— Надежда! — возмутился Геннадий Павлович.
— Подожди, Любовь, — остановил Любу Николай. И обратился к Надежде Клавдиевне: — Я ваше беспокойство понимаю. Но волнуетесь вы напрасно. У вас замечательная дочь. И я прошу ее руки.
— Мы согласны, — быстро сказал Геннадий Павлович. — Чего говорить — то полагается? А! Совет вам да любовь!
— Как это — согласны? — уперлась Надежда Клавдиевна. — Первый раз человека вижу. Кто? Чего? А может он разженя? Может, на восьмерых алименты платит? Чай, не мальчик, лысый уж вон.
— Мама, — скулила Люба. — Коля не разведенный. Как тебе не стыдно? Причем здесь — лысый?
— Не разженя, — подтвердил Николай.
— А ты его паспорт видела? — шумела Надежда Клавдиевна.
— Паспорт я, к сожалению, дома забыл, — не дрогнул Николай.
— Надежда, причем здесь паспорт? — кипел Геннадий Павлович. — Ты не на паспорт гляди, а на человека. Видно ведь, что человек порядочный!
— Знаем мы этих порядочных, — вскрикивала Надежда Клавдиевна. — Выгоды, может, ищет?
— Мама, — закричала Люба. — Ну какая Коле во мне, инвалиде, выгода?
Нет, не так представлялось Надежде Клавдиевне замужество Любушки. Мечтала она, что сперва будет ходить к Любе хороший скромный мальчик. Недолочко, год-два. А потом придут к Зефировым его отец с матерью: у вас товар, у нас — купец. Посидят они, обсудят, как да что? Где жить молодые будут? Как свадьбу справлять? Что с того, что Любушка неходячая? Другая девка и с ногами, да сидит как засватанная, квашня квашней. А у Любушки всякая работа в руках горит! И вышивает, и готовит, и торт замечательный делает, «Медвежья лапа» называется, из клюковки прослойка, и стихи пишет, и на балалайке играет — вся из талантов!
