Стефан Кларк - Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами
Стефан Кларк - Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами краткое содержание
Стефан Кларк
Боже, спаси Америку!
Stephen Clarke
Merde happens
© Stephen Clarke, 2007
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2011
Если мои мелодии найдут место в сердцах людей, я буду знать, что жизнь прожил не зря.
Роберт Штольц, австрийский композитор1968-й – какой замечательный это был год!
Издатель убежден, что это повествование – лишь строгое изложение фактов; в нем нет ни тени вымысла.
Из предисловия к роману «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо[1]Меня уверяли, что в Америке сумасшедших больше, чем где бы то ни было.
Алексис де Токвиль, «Демократия в Америке», 1840Все события и персонажи этой книги вымышленные, и, за исключением исторических фактов, любые совпадения с реальностью случайны.
Аперитив
Таксист, который подвозил меня из аэропорта Кеннеди в то февральское утро, был молодым сикхом, и, едва мы вырулили на трассу, как он затараторил на панджаби или каком-то другом азиатском языке.
Я уже собирался объяснить ему, что владею только английским и школярским французским, как вдруг сообразил, что он обращается вовсе не ко мне. Он говорил по телефону, и это продолжалось всю дорогу. Может, он по совместительству работал в колл-центре и с пользой проводил время за рулем, занимаясь послепродажным обслуживанием компьютеров?
Впрочем, меня это не обижало. Мне вовсе не хотелось обсуждать погоду, как и объяснять, что привело меня в Америку. Я с удовольствием откинулся на спинку сиденья, и уже ничто не мешало мне наслаждаться лихорадочным волнением от приезда в Нью-Йорк.
Даже пробки казались экзотикой – эскадроны желтых такси бились за место на дороге с черными «линкольнами» и сверкающими хромированными носами грузовиками; все отчаянно пыхтели, выпуская в морозный зимний воздух облака выхлопных газов. Резкие торможения, от которых того и гляди хрустнет позвоночник, не умаляли приятности путешествия.
После часа такой толкотни хайвей вдруг взлетел над крышами домов, и вот он – знаменитый на весь мир горизонт Нью-Йорка с серебристыми силуэтами небоскребов на фоне подернутого дымкой голубого неба. Сквозь паутину стальных тросов подвесного моста я разглядел угловой шпиль Эмпайр-стейт и ракетный конус Крайслер-билдинг.
Я вжался в сиденье.
Когда мы пересекали мост, горизонт по левому борту машины принял преувеличенные очертания, а потом начал отдаляться.
Вскоре Манхэттен совсем скрылся из виду, оставшись позади.
Нет, этого не может быть наяву, подумал я.
Париж и Лондон
Есть ли у меня мечта?
1
Семена будущей катастрофы были посеяны прошлой осенью, когда я открыл английскую чайную в Париже, в нескольких шагах от Елисейских Полей. И тут же нагрянул с визитом инспектор из Министерства культуры, который предупредил, что меня ждут «серьезнейшие неприятности», если я не переведу меню на французский язык.
Он как будто был создан для этой должности, упивающийся своей властью бюрократ, который отказывался верить в то, что даже самые лингвистически ущербные парижане способны понять слово sausage[2], которым в витрине обозначены длинные тонкие колбаски из мясного фарша.
А еще он заявил, что моих клиентов может напугать cheese salad[3] – вдруг они решат, что в нем замешан стул (chaise по-французски)? Салат из стула, что ли? Какой отравы накурился этот парень?
Я не стал возмущаться и лишь заметил, что многие английские названия блюд – скажем, сэндвич, кейк, айс-ти, тост и бекон – давно прижились во французском языке, на что инспектор ответил презрительным «пф».
Чувствуя, что он встал в позу, я попытался сразить его убийственным аргументом, что, мол, английские названия выполняют просветительскую миссию и расширяют лингвистические познания моих посетителей.
– Ха! Вы полагаете, что французов надо силой заставлять учить английский? – прорычал он и стремительно вышел, раздраженно хлопнув дверью. Я решил, что он оставил меня в покое и моему бизнесу уже ничто не угрожает.
Но нет, его месть настигла меня спустя три месяца. Это было письмо – образец бюрократического садизма, – в котором говорилось, что повторная инспекция чайной, на этот раз проведенная инкогнито, подтвердила – заведение продолжает работать с непереведенным меню, а потому хозяин приговаривается к выплате штрафа, который выражался в баснословной сумме.
– И сколько мы должны? – спросил я.
Я был в чайной с Бенуа, сыном пронырливого парижского предпринимателя по имени Жан-Мари Мартен, которому я продал пятьдесят процентов своего бизнеса. Жан-Мари выкупил эту долю в отчаянной попытке вырвать Бенуа из тисков образа вечного студента и окунуть его в реальный мир. Это был дальновидный ход – в расчете на то, что я сделаю из Бенуа хорошего менеджера и он из богатенького сынка и прожигателя жизни быстро превратится в умелого добытчика евро. Должен сказать, что парень довольно успешно справлялся с ролью управляющего чайной. Или, по крайней мере, так ему казалось, пока на нас не свалился этот безумный штраф.
Бенуа снова зачитал вслух цифру, и я, чтобы остудить пылающий лоб, прижался к прохладной стеклянной витрине с наполовину опустошенным блюдом самых дорогостоящих сосисок в мире.
– Я могу помочь, – сказал Бенуа по-французски. – Переведу ценники, переделаю витрину, к тому же я уже заказал новое меню для блюд навынос. Инспектор вернется завтра утром.
– Но у меня нет таких денег, – простонал я. Для меня это действительно была неподъемная сумма – мне бы ее хватило, чтобы облететь земной шар бизнес-классом или купить спортивный автомобиль. Тошно было думать о том, что она пойдет на финансирование какой-нибудь министерской брошюрки, разъясняющей правила охоты на англоговорящих выскочек.
Бенуа пробурчал что-то сочувственное. Он благоразумно скрыл свое облегчение, оттого что штраф начислен по делам, предшествующим покупке его отцом доли в чайной. По закону деньги должны были изъять из моего пустого кармана.
– Ты мог бы… – начал он, но я тотчас перебил его:
– Продать свою долю Жан-Мари? Ни за что. – Я знал, что Бенуа вынашивал план открыть еще одну чайную, но у меня не было никакого желания продавать свой бизнес, когда бренд начинал выходить на мировую орбиту. Если, конечно, такой орбитой можно было считать Латинский квартал. – Нет, я достану деньги, – твердо сказал я.
– Ты должен будешь заплатить в течение шести недель, или долг снова будет увеличен.
– Что? – Я выпрямился и посмотрел в глаза Бенуа. Если бы сейчас передо мной стояли его отец или сестрица Элоди, они бы наверняка втайне упивались моей болью, но на лице Бенуа отражались искреннее участие и тревога.
– Французская судебная система безжалостна, – сказал он. – Да, людей гильотинировать перестали, а вот избавиться от искушения покромсать бизнесмена…
– Спасибо, Бенуа, картина мне ясна.
Я оставил его переименовывать сосиску в saucisse, а салат – в salade, а сам пошел спасать свою финансовую шкуру. Или как это там называется по-французски…
2
Я был в шоке. И не только из-за финансовых проблем, но еще и потому, что услышал самые пугающие слова, какие только существуют в английском языке.
Нет, не «Возможно, тебе будет неприятно это слышать…», или «Я хотела кое-что сказать тебе, дорогой…», или «Ты разве не в курсе, что номером твоей кредитки активно пользуются одновременно в Москве, Шанхае и Боготе?»
То, что я услышал, было гораздо страшнее. Это был вопрос: «Что ты намерен делать со своей жизнью?»
Когда меня спрашивают об этом, я обычно симулирую внезапную глухоту или приступ поноса. Но если такой вопрос звучит из уст твоей девушки, тут уж не отвертеться. Приходится отрываться от экрана телевизора, пропуская захватывающую концовку очередного эпизода забойного сериала, который ты смотришь вот уже которую неделю подряд, и отвечать.
– Пардон? – спросил я, заставляя себя отвернуться от экрана и посмотреть в лицо Алексе (признаюсь, как всегда, очаровательное).
– О чем ты мечтаешь, Пол? – Она склонила голову мне на плечо и приглушила звук телевизора, чтобы меня не отвлекали подробные рассуждения детектива о том, как убийца водил за нос лучших сыщиков Скотленд-Ярда на протяжении последних трех серий.
Я предвидел, что меня ожидает. Совсем как лобстер, который чувствует начало конца, когда его обдает первой струей пара из кастрюли.
Прошло восемь часов с тех пор, как Бенуа известил меня о штрафе. Мы с Алексой лежали под уютным пуховым одеялом в ее огромной квартире возле Бастилии.
В мезонине этого роскошного дворца с полами из сосновой доски находилась спальня. Мы устроились именно здесь, поскольку отопление полов на нижнем этаже стоило бы месячной зарплаты, а я, в довершение всех неприятностей, временно был на мели. Собственно, как и Алекса, которой пока удавалось зарабатывать лишь продажей своих фотографий. Недавно у нее прошли выставки в Центре Помпиду в Париже и галерее Саатчи в Лондоне, которые принесли похвалу и признание, но – увы! – не так много наличности.
