Владимир Некляев - Лабух
«… и указом президента… — зеленый глазок антикварной радиолы «Ригонда» хитро прижмурился… — освобожден от должности председателя Комитета государственной безопасности за неудовлетворительную работу по обеспечению национальных интересов страны. Новым руководителем Комитета государственной безопасности назначен Шигуцкий Борис Степанович, который ранее работал помощником госсекретаря».
И, нате вам, музыка… Мажорная, жизнеутверждающая, которая и должна сопровождать указы не какого–то там китайского, которого и нет, а нашего, какой он есть, президента — и призывно звучать для назначенного им нового председателя, который, конечно же, куда лучше обеспечит национальные интересы страны, чем председатель прежний. Поэтому, дорогие соотечественники, братья и сестры, прежнего председателя президент вытурил, а нового назначил…
Непривычно для лабуха, солидно себя чувствуешь, когда все вокруг пули льют, слухи распускают, а ты — один из немногих — знаешь, что и почему на самом деле происходит. Ростик говорит, что это кайф, и называется он быть в курсе. И что мог бы я этого кайфа заполучить сколько угодно, и с Ростиком им делиться, если бы только не был я конченым лабухом.
«А ты представь, — говорит Ростик, — что не только знаешь, но и решаешь, как должно быть на самом деле… Это же майнкайф!»
Чем меньше имеешь, тем меньше потеряешь, Ростик…
«Ты у Зои давно в кумирах, вы даже танцевали однажды в ялтинском ресторане, мы там отдыхали, а вы гастролировали. Мне четыре года было — и я тебя из–за пьяного стола вытащила, подвела к Зое, потому что знала, как она этого хочет, да сама подойти боится. Танец конкурсным объявили, вы с Зоей шампанское выиграли, ты выпил с ней и на концерт нас пригласил, но назавтра не встретил, как обещал, возле летнего театра. Забыл, а Зоя плакала. И тогда я тебя на всю жизнь возненавидела».
«Прокомментировать новые назначения на высокие государственные должности мы попросили нового помощника госсекретаря Ричарда Петровича Красевича…»
Пустили в рост Красевича. Без выборов — ждать некогда — в милицейские министры погнали… Чтоб нигде и никаких недосмотров, чтоб всюду были сплошь свои.
Со сковородки шмяк…
«Президент озабочен тем, что значительная часть средств от экспорта наших товаров, в том числе вооружения, которым Беларусь имеет право торговать наравне с Россией (почему только с Россией?), попадает не в государственную казну на нужды народа, а в руки жуликов, за что отвечает в первую очередь Комитет государственной безопасности и персонально его бывший председатель…»
Трындит, как песню поет…
Чтобы забрать разработки Рутнянского, из Москвы так придавили, что президент и не дернулся: башку бы свинтили. Прикинулся дурачком, как он умеет: забирайте, мол, мы и не думали, что это вам нужно… Но потом с теми, кто не проявил личной преданности, расправиться ему никто не мешал. Он и расправился, еще бы нет…
Ростик остался в друзьях с Красевичем, который сразу выложил, что не одного председателя, но и Панка, и вообще многих из КГБ турнули, даже начальника тюрьмы.
Тюремщика, я подумал, поперли правильно: после душегубки, в которую он меня запрятал, я окна в квартире не закрываю — и время от времени заносит в них ветром пожелтевшие листья, хотя еще только август… Почему–то осень в последние годы все раньше и раньше наступает.
Лидия Павловна попросила за фикусом съездить, переживая, что во дворе Амеда он осыплется… «Я грущу без него, Роман». Как это без фикуса грустить можно?..
Или Лидия Павловна не про фикус?.. Про смерть Игоря Львовича мы с ней, будто сговорившись, не вспоминаем.
«… на кладбище Лидия Павловна с Феликсом меня познакомила: «Ученик Игоря Львовича». Ученик и ученик, мало ли их, а тут вдруг на него с наручниками налетели — и пришлось спасать. А у Амеда назавтра он фотоснимок показывает: «Смотри, как вы похожи». «Кто это?..» «Нелли. Она погибла, чтобы меня спасти». И рассказал, как вы на машинах разбились. Не получалось, что Нелли его спасла, но, если он сам для себя так решил, что ж… Я совершенно на Нелли не похожа, но поняла, для чего мы встретились, почувствовала, что дальше будет, что должно случиться, и сказала: «Да, мы похожи». Тем самым я немного, но что–то ему пообещала, забыв, что уже научена тобой любви…»
Мы поехали с Лидией Павловной к Амеду. На такси с Дартаньяном, Аликом и Зиночкой. По дороге Лидия Павловна все пыталась уговорить Алика, чтобы он усыновился. Так вот и повторяла: «Усыновись, Алик… Скажите вы ему, Роман…» Алик отворачивался, на дорогу смотрел: «Я и так сын, где–то отца носит…»
Орешек этот Алик, не колется. Ни с кем не дружит, потому что все у него Зиночку забрать хотят.
Зиночка попросила: «Лидия Павловна, вы уговорили бы Романа Константиновича, пока он свободен, жениться на мне».
«Тогда уж лучше на мне, — вздохнула Лидия Павловна. — Со мной хоть дождется, когда умру…»
Алик начал таксиста дергать, машину останавливать, Зиночка в щеку его чмокнула: «Да сиди ты!..»
Во дворе Амеда — как после войны: флигель сожжен, бассейн разворочен, крыша над ним порушена… Обломки, осколки стекла и кафеля с кусками проволоки и арматуры лежали на дне.
Фикусы стояли пожелтевшие.
Дартаньян подбежал к самому облезлому, задрал ногу… Лидия Павловна сразу свой узнала, запричитала:
— Я так и думала…
— Таня! — крикнул Амед. — Это разве их?..
— Любой берите, — вышла и стала накрывать стол в беседке, которая уцелела, жена Амеда. — Два, три — хоть все… Нам неделю дали, чтоб и духу здесь нашего не было.
Понятно было, что здесь случилось — и хоть ты проси прощения у Амеда: всякое ведь про него думалось… «Вы заявляли куда–нибудь?» — спросил я Таню. Она промолчала, Амед рукой махнул: «Кому и на кого?.. Я участкового нашего прикармливал, так и тот сказал: не будешь со шпионами путаться, чурка».
— И куда ты?
— К родне в Киев. Если доеду… Детей отправил, доехали.
— А работники твои?
— У голландцев подрабатывают… Теперь только голландские розы в Минске будут, — налил вина Амед. — Выпьем!.. Дом стоит, пока в нем гости. И прости, Роман, если что не так…
— Что не так?
— Ну, с Ли–ли… с Феликсом…
— Да брось… Ты разве виноват?
— Так в моем же доме… Я заметил, что между ними возникло что–то, но подумал, что игра… Ли — Ли в спасительницу играет… все они, — Амед по очереди на жену, на Лидию Павловну, на Зиночку взглянул, — любят быть спасительницами, а потом уж поздно… Феликс сам собирался тебе сказать, трудно ему скрывать это было, а Ли — Ли наотрез, категорично: «Это мое, я все сама».
Почему–то Таня попросила: «Не нужно, Амед…» — а Лидия Павловна спросила с вызовом, будто плохое что–то про Ли — Ли услышала: «Почему не нужно?» — и Таня потупилась.
— Ли — Ли — это самопожертвование, — поднялась с бокалом и патетично, как и тогда, когда втроем мы с Ли — Ли сидели, когда я последний раз видел Ли — Ли — и по щекам ей бумагами! — произнесла Лидия Павловна. — Высокое самопожертвование, понимаете?.. Она всех готова спасать, себя не щадя, я не встречала человека более жертвенного, чем Ли — Ли. И более свободного духом…
Все последние дни я пытался разобраться, что же у меня с Ли — Ли случилось, у Лидии Павловны спрашивал, и Лидия Павловна сказала, что Ли — Ли — это новая мораль. Не новая модель морали, вроде новой модели машины, а новая мораль совершенно иного качества, такого, до которого мне далеко. Не только мне, но и всем, поэтому появление Ли — Ли в наше время — для Ли — Ли трагично. И пока я не пойму этого, до тех пор ни в чем не разберусь.
Я пробую понять, но думаю, что, как в наше время говорят, Лидия Павловна просто запала на Ли — Ли. Потому что в чем–то Ли — Ли такая, какой Лидии Павловне когда–то самой быть хотелось.
А Зиночка и слышать про Ли — Ли не желала:
— Можно мне искупаться?
Лидия Павловна попыталась ее остановить.
— Ты посмотри, что на дне… Ли — Ли бы проплыла, а ты поранишься.
Не остановила, только подначила… Ни к чему ей Зиночка, потому что за нее Алик держится и не усыновляется, а Лидия Павловна Алика полюбила.
Хочет спасти…
Зиночка сбросила неизменные свои черную юбочку и красный свитерок — надо бы Стефе денег дать, чтобы одежды ей прикупила… Стала в купальнике, показалась — такая куколка, такая куколка… Но не Ли — Ли.
Никто не Ли — Ли.
Куколка ступила на край бассейна, нырнула в него, поплыла и наткнулась на проволоку. Изнутри вспоров бедро от колена до самого лобка.
Алик вскочил: «Вы ведьма, Лидия Павловна!..» И Лидия Павловна, отпив вина, сказала отрешенно: «Я старая ведьма, Алик».
Таня прибежала с бинтом и йодом, Зиночка попросила: «Перевяжите вы, Роман Константинович. Я же вас перевязывала…»
