Евгений Кутузов - Во сне и наяву, или Игра в бирюльки
Не успел. Спустя месяц начальник колонии сообщил мне, что Леня умер…
* * *
Утром Машка разбудил Андрея:
— Выскакиваем, сейчас большая станция, будет грандиозный шухер! Здесь легавые прямо звери. Завод какой-то военный в городе, вот они и выслуживаются, шпионов ловят. А мы заодно жратвы купим. У меня кишка на кишку протокол пишет, а сала не хочется.
Перед станцией, когда появились дома, открыли настежь дверь — пусть люди подумают, что в эту дверь разрешена посадка, — а едва поезд притормозил, они спрыгнули на перрон и смешались с толпой, которая, как и рассчитал Машка, ринулась к дверям. Им удалось улизнуть от легавых, которых действительно на платформе было непривычно много, и Андрей не мог еще раз не оценить предусмотрительности и ловкости Машки. Кажется, он умел предусмотреть все.
Чуть в стороне от вокзала бурлил базар. Здесь можно было купить любую жратву, и у Андрея даже глаза разбежались. Он никогда не видел такого изобилия.
Машка тотчас засек солидного мужчину, покупавшего целую кучу разной еды. Он сгреб покупки в охапку, как дрова, а толстый бумажник сунул в задний карман брюк.
— Я беру лопатник[15], даю тебе в пропаль[16], а ты рви за сортир, понял? И не бздюхай, все будет ничтяк!
Мужчина пробирался сквозь толпу, оберегая свои покупки. Машка догнал его, подтолкнул в спину и а тот же момент выхватил из кармана бумажник и сунул Андрею. Мужчина споткнулся, чуть не упал, как-то нелепо взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и его покупки посыпались на землю. Машка юркнул я толпу, но не в сторону уборной. Андрей хотел бежать за ним, но вспомнил, что велел Машка, и пошел в другую сторону. Бумажник он держал в кармане, рука сделалась мокрой от пота. В это время дали отправление поезду, пассажиры бросились к вагонам. Мужчина, так и не заметив пропажи, поднял с земли вареную курицу и тоже заспешил.
Возле уборной Машка нагнал Андрея. Он шел быстрым шагом, но совершенно был спокоен и даже насвистывал.
— Порядочек, — подмигнул он. — Пошли в сортир, там проверим лопатник.
В бумажнике оказались документы и толстая пачка денег.
— Лопух, — презрительно сказал Машка. Он разделил деньги, не считая, пополам и одну половину отдал Андрею. — Твоя законная доля.
— Не надо, — воспротивился Андрей. — Мы же все равно вместе.
— Мало ли что, — возразил Машка, — а у тебя ни гроша в кармане. Ну, видал, как это просто?
И в самом деле, это было на удивление просто. И не очень даже страшно, как-то невольно подумал Андрей. По крайней мере, сейчас уже было совсем не страшно.
Бумажник вместе с документами Машка бросил в угол.
Потом они вернулись на базар. Теперь здесь было не так многолюдно. Базар успокоился и отдыхал до прибытия следующего поезда. Они накупили еды и в скверике за базаром сытно позавтракали. Машка вальяжно развалился на скамейке, свернул самокрутку, закурил и произнес:
— По закону Архимеда, после сытного обеда нужно покурить. Надо узнать насчет поездов на Среднюю Азию. И папирос купить, а то от самосада скулы сводит.
— Может, не поедем в Среднюю Азию? — с надеждой спросил Андрей.
— Дурак, там же фрукты! Есть такая книжка «Ташкент — город хлебный», слыхал? Сила, говорят. Про таких, как мы с тобой. Не зря в Ташкент все евреи смотались от войны, понял! А у них грошей куры не клюют. Айда, не пожалеешь, век свободы не видать.
Нет, не хотелось Андрею в Среднюю Азию. Совсем не хотелось. А теперь, когда у них были деньги, много денег, как считал он, можно попробовать добраться в Ленинград. Он и сказал об этом Машке.
— Не получится, — отверг предложение Машка. — Если бы летом… Ладно, покумекаем. Пошли на разведку.
VII
БЛИЖАЙШИЙ поезд на Ташкент проходил через эту станцию на следующее утро. Машка с Андреем повертелись на вокзале, но долго оставаться здесь было опасно, и они пошли в город. Делать было решительно нечего. Сходили в кино — посмотрели «В шесть часов вечера после войны»— и снова вернулись на вокзал. Болтаться на улице холодно, да и на ночлег нужно было устраиваться. Машка еще утром присмотрел укромный уголок. Народу в зале ожидания было не очень много — дневные поезда прошли, а станция не узловая, не пересадочная, — и в этом уголке стояла свободная скамья. Андрей думал, что они лягут на скамью, но Машка полез под нее. Полез за ним и Андрей. На полу было прохладно— дуло из дверей, но они все-таки уснули, тесно прижавшись друг к другу. Андрею даже приснился какой-то приятный сон.
Из-под скамьи их вытащил милиционер.
— Дяденька, отпусти, нам ехать надо, мы маму потеряли… — канючил Машка. Получалось у него почти натурально, жалостливо, только слез не хватало.
Милиционер взял обоих за шиворот и повел на улицу. Вход в отдел милиции находился с другой стороны вокзала. В дверях они столкнулись с военным, старшим лейтенантом. Милиционер на мгновение замешкался. Машка, крикнув: «Рвем!», действительно вырвался из рук милиционера и побежал. Андрей растерялся.
— Подержите этого, — сказал милиционер старшему лейтенанту и бросился за Машкой.
Старший лейтенант положил руку на плечо Андрея:
— Ну что, малыш, влипли?
Андрей хотел было юркнуть в дверь, но старший лейтенант сдавил плечо и сказал:
— Спокойно, малыш. Не рыпайся. Быстро за мной, и чтобы без глупостей, я этого страшно не люблю.
Они вышли на улицу, было темно. Впереди маячила фигура инвалида на костылях, который только что проходил мимо них. Ни милиционера, ни Машки нигде не было видно.
— Не глазей по сторонам, — сказал старший лейтенант. — Иди спокойно рядом.
Они пересекли сквер, где Андрей с Машкой завтракали, и свернули в совсем уж темный переулок. Невдалеке их ждал инвалид. Старший лейтенант наконец отпустил плечо. Теперь можно было попытаться удрать, однако Андрей послушно шел рядом. Ему было все равно.
— Откуда прибыл, малыш, и куда путь держишь? — спросил старший лейтенант. В голосе его не было ни злости, ни даже строгости.
— Не знаю, — вздохнул Андрей. — А куда вы меня ведете?
— Прежде всего я тебя не веду — ты сам идешь. А потом… Много будешь знать, скоро состаришься. С милиции, я так полагаю, и твоего кореша хватит, если поймают. Он ловкий малый, только приметный очень. Так куда, говоришь, собирались ехать?
— В Среднюю Азию…
— А-а, тепло, светло, и мухи не кусают?.. Фруктов навалом, не жизнь, а малина! Балда ты. Объясняю популярно: мух там — тьма, полная антисанитария. И бьют узбеки и прочие азиаты смертным боем. Знаешь, какой у них закон?.. Схватили с поличным — ручку на чурбачок и топориком! Р-раз — и нет ручки. Была и нет. Как говорится, играй, мой баян. Или глаза выкалывают. Нагревают конец кинжала и горяченьким — пшик! Таким вот образом. А ты толкуешь: «Ташкент — город хлебный»!..
— Откуда вы знаете про Ташкент? — удивленно спросил Андрей.
— Надо, малыш, знать советскую литературу. Сам-то откуда?
— Из Ленинграда.
Старший лейтенант остановился, поставил на землю чемодан, который тащил, и пристально, с подозрением посмотрел на Андрея:
— Не врешь?
— А чего мне врать? Честное слово.
— Да, сюжет. Сюжет для небольшого рассказа. И где же ты в Ленинграде жил?
— Перед войной — на проспекте Газа. А вы что, знаете?
— Я все знаю, малыш. Запомни это раз и навсегда. Трущоба проспект Газа. Столичная помойка. Хорошо, после мы с тобой еще разберемся.
Он взял чемодан, и они двинулись дальше. Обогнали инвалида на костылях. Свернули в другой переулок и скоро оказались в тупике, перед глухим высоким забором. Старший лейтенант уверенно раздвинул две доски, пропустил вперед Андрея и следом за ним полез в дыру сам. Постояли недолго, пока появился инвалид.
— Ну, привет, котяра жирный, — сказал старший лейтенант.
Тут Андрей узнал этого инвалида. Утром он был на базаре, сидел возле какого-то ларька, и перед ним лежала шапка с мелочью. Кое-кто, проходя мимо, бросал в шапку деньги.
— Привет, Князь.
— Все врешь трудящимся, как доты брал и жопой амбразуры затыкал?
— Трудящийся народ любит и чтит своих героев, — усмехнулся инвалид. — Каждый работает как умеет, важен результат.
— Не трепыхайся, пошли.
— А это еще что за типчик? — спросил инвалид, косясь на Андрея.
— Не твое собачье дело. Племянник это мой. Так и заруби на своем прыщавом носу и другим передай.
— А как зовут племянника?
— Скажи, племяш, этому асмодею, как тебя зовут, — велел старший лейтенант.
— Андрей.
— Прекрасное имя! Историческое, можно сказать, имя, — Он похлопал Андрея по плечу. — Кто сегодня на проходной дежурит?
— Гришаня, — ответил инвалид.
— Веди.
Не территории, куда они проникли через дыру в заборе, располагались какие-то склады. Инвалид — он же котяра и асмодей — привел их к одному из складов, сбоку которого была пристройка, открыл амбарный замок и пропустил старшего лейтенанта и Андрея в помещение. Сам огляделся, а потом вошел следом за ними. Щелкнул выключателем, зажегся свет. Но лампочка почему-то была синяя. Воздух в каморке был застоявшийся, нежилой. Единственное зарешеченное оконце плотно завешено старым армейским одеялом. В углу громоздились, поставленные один на другой, два больших ящика. Видимо, они служили столом — на ящиках валялась бутылка из-под водки, а пустые консервные банки были набиты окурками. На полу лежал мешок, из которого торчала солома. Сверху — полушубок. Инвалид извлек из-под ящиков электроплитку и включил ее.
