Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы
Через две недели своего пребывания Шади принесли продуктовую передачу от родных, там был и кус-кус, и салаты, и макароны с перцем и курицей. Взяв на себя роль радушного хозяина, он пригласил к столу Болтуна, видимо, решил с ним подружиться, меня и еще пару человек.
Мы сидели, кушали и мирно беседовали о посторонних вещах, Болтун нахваливал блюда. Шади расцвел в улыбке. После ужина Болтун навел себе кофе, улегся на кровать и принялся смотреть телевизор. Шел футбол, дворовые команды выясняли отношения на вытоптанном поле. Любимая команда Болтуна проигрывала, он отставил в сторону кофе, сел и принялся громко ругаться.
Улыбающийся Шади подошел к уголовнику и попросил того не выражаться. И тут случилось неожиданное. Болтун внезапно, со всего размаха ладонями врезал моджахеду по ушам, позже мы узнали, что у того лопнула одна барабанная перепонка. После принялся натурально лупить как боксерскую грушу. Его еле оттащили. Шади в луже крови лежал на полу и стонал. На шум прибежали надзиратели и увели обоих. Когда вели ваххабита, он пообещал Болтуну скорую смерть и начал орать «Аллах акбар», сколько его вели, столько и орал.
Увели их почему-то в новую тюрьму. Болтун на следующий день как ни в чем не бывало вернулся в камеру, а Шади я больше не видел, утром пришли тюремные шестерки и забрали его вещи.
Этот случай меня немного озадачил, вот так вместе за одним столом ели, пили, один нахваливал еду другого, через десять минут уже бьет благодетеля, ломает ему нос и рвет барабанную перепонку. Но немного погодя, как следует поразмыслив, понял, что этот Шади просто достал Болтуна своими придирками.
Вернувшийся Авери никак не прореагировал на этот случай, я думал, он хотя бы поговорит с Болтуном насчет избиения брата-моджахеда. Но тот никак не высказал своего мнения. Да и никто из ваххабитов не желал просто так связываться с Болтуном, слишком много было у него друзей-бандитов.
Рассказывали, что лет пять назад между политическими и уголовниками произошла настоящая бойня, пришлось спецназ из других тюрем подключать. Были и трупы, и раненые, а руководил всем Болтун. В таких кровавых спорах администрация всегда принимает сторону уголовников. И в тот раз моджахедам досталось, с тех пор старались, чтоб в одной тюрьме и в одной камере их было меньшинство. За Болтуном зэки пойдут, только скажи, а ваххабитов меньше, поэтому ссориться из-за глупого и упрямого, пусть и своего пацана матерые моджахеды не хотели. В общем, последствий не было, по крайней мере при мне.
Не исключаю, что по освобождении из тюрьмы Болтуна и нашли в сточной канаве с перерезанным горлом, но я этого уже не видел.
Так что тюремную жизнь скучной и однообразной ну никак не назовешь, постоянно какие-нибудь да происшествия случаются. Я, конечно, не против всякого рода «приключений», но лишь бы они меня не касались. А так, да пусть хоть все поубивают друг друга! Их, арабов, много, а я один.
Авери, вернувшись, вел себя как ни в чем не бывало, только однажды поблагодарил меня, что не «сдал» его, а причину нападения на хажими не озвучил, да я особо и не настаивал.
По-прежнему ходил в школу, учил сам арабский и учил русскому Авери и Фараха, вел дневник, пополнял словарь и ждал, когда состоится Дейра.
В конце февраля заехал консул. Он очень торопился, так что общались недолго, с ним был молодой, щеголевато одетый дипломат, которого он заявил как Михал Михалыча. Представил нас друг другу и объяснил, что мой вопрос отныне будет курировать он.
— Вам что-нибудь нужно? — поинтересовался Михал Михалыч.
— Да, все то же! Хочу на свободу! — бодро ответил я.
— Ну, это понятно, по существу?
— По существу? Я уже Анатолия Романовича полгода прошу привезти мне протокол вскрытия, а он все обещаниями кормит. Хотя я знаю, что его еще в июне 2008 года вам передали.
— Кто вам такое мог сказать? — вставился в разговор Пупкин. — Нам никто его не передавал.
— Мне следователь сообщил лично.
— Вы встречались со следователем? Когда? — недоуменно произнес старший дипломат.
Я понял, что им ничего не известно, что Пупкин даже не общался с господином Салахом последнее время, да и вообще, похоже, ему глубоко наплевать на меня.
В двух словах поведал Михал Михалычу о последних событиях своей жизни, о визите к следователю, о том, как меня «любезно» приняли, про написанные показания, про воздушную эмболию, про Дейру. Не стал распространяться о голодовке и прочих «приключениях», знал, что они общаются с моей матерью и могут проболтаться, зачем расстраивать старушку?
Похоже, молодой дипломат и вправду проникся моим делом. Он задавал вопросы, очень удивился, что переквалифицировали статью, обнадеживающе заявил, что попытается, насколько хватит его компетенции, помочь мне. С тем и уехали, на прощание Михал Михалыч не побрезговал пожать мне руку. Какой-то сдвиг был.
В феврале нас покинул жулик Фаузи, 26 числа у сынка президента день рождения, и он устроил небольшую амнистию, из нашей камеры освободился один человек. Вместо него прислали диабетика Надира, который на пару с Али и продолжил драить камеру.
Надир по «специальности» вор, причем вор не простой, а элитный, специализировался на краже изделий из этого металла. Проникал в жилища состоятельных граждан и крал только золото. В свои 32 года он о золоте знал все, в криминальном смысле.
Почти у каждой арабской женщины есть золотые изделия, и Надир знал все места, где можно их спрятать, рассказывая об этом, он подчеркивал, что особой фантазией люди не отличаются. Если он был уверен, что в этом доме или квартире есть золото, то он никогда не уходил пустой. Криминальное чутье его ни разу не подвело.
Золото легче спрятать и легко продать, он знал всех торговцев краденым золотом, поэтому не испытывал проблем с его реализацией. По его словам, таких воров были единицы, и они поделили страну на «зоны» влияния по типу наших «сыновей лейтенанта Шмидта».
Сам же Надир попал, как и большинство в Тунисе, по наводке, сдал кто-то из менее удачливых конкурентов, причем прямо с поличным, вылез из окна ограбленного дома, а его уже полиция поджидает. Повезло, что в кармане одна цепочка да пара сережек и было, дали три года.
Вообще я удивляюсь отношением к ворам в Тунисе. Сроки им дают небольшие, 2–3 года, почти все выходят по амнистии, иди, воруй дальше! В Китае и Саудовской Аравии до сих пор руки отрубают, а здесь рай для них.
Настоящих больных было мало, времени они проводили в нашей камере тоже немного, так что особенно никто не запомнился. Каждый день приводили больного зэка на свободное место, и не успев с ним как следует познакомиться, его отфутболивали дальше. Или Авери «помогал», почти каждого второго он зверски «дубасил», и беднягу переводили. Не знаю, почему он это делал, может, боролся за «чистоту» в камере, может, просто руки «чесались», но делал он это с завидным постоянством.
