Ирина Дедюхова - Время гарпий
На свой сбивчивый рассказ о своей жизни сквозь вкуснейшее песочное печенье — она впервые не услышала ни одного укора, чего втайне боялась и уже вряд ли была способна вынести. Серафима Михайловна была старухой суровой, прожившей свою жизнь одиноко, она была из того поколения женщин, чьих мужей и женихов унесла война, не оставив им и малейшей надежды на счастье. Но к ее бабьей доле она отнеслась сочувственно, никогда не болтала лишнего на людях и всегда была готова присмотреть за маленьким Алешкой.
Оставляя с ней сына, Вероника была полностью уверена, что с ним не случится ничего дурного, а ее саму всегда будет ждать завернутый в чистое полотенце ужин. Наступали странные времена, когда женщины с обескураживающей ясностью поняли, насколько всем вокруг будет безразлично, если и они сгинут со свету с маленьким ребенком на руках. Поэтому давно не различали пенсии Серафимы Михайловны и заработков Вероники, лихорадочно искавшей дополнительные источники средств существования.
Однажды, в ее отсутствие, сына соизволил навестить бывший муж, попытавшийся за ужином, накрытом для него старухой, открыть ей глаза на новую соседку, которая бросила на нее ребенка, а сама по «хахалям шастает». Она-то, мол, ее полтора года знает, а вот он уж успел изучить до тонкости. Все последующее произошло настолько быстро, что Василий пришел в себя только на лестничной клетке с шапкой и пальто в руках, выслушивая из-за захлопнувшейся перед ним двери гневную отповедь, из которой сумел разобрать, что Серафима Михайловна без посторонней помощи способна оценить человека, а ему лучше разобраться с собственной совестью.
Вокруг их квартирки проносились черные бури, но десять лет, названные после в народе «лихими девяностыми», прожитые в коммунальной квартире душа в душу с Серафимой Михайловной, стали самыми счастливыми в жизни Вероники. Старуха не оставляла надежды, что ее соседка еще сможет «устроить свою жизнь», а та делилась «девичьими» секретами, впервые получая взамен не укоры, а очень взвешенные жизненные советы.
С мужчинами, надо сказать, Нике не особенно везло. Девушка она была видная, неглупая, мужчинам нравилась, но вот романы у нее получались какие-то бестолковые. Время, когда вокруг было много свободных парней, безвозвратно прошло в заботах о Васеньке, а возникавшие время от времени отношения с женатыми мужчинами всегда кончались расставанием. Ей всегда было совестно настаивать на разрыве с семьей, терзали сомнения, а сможет ли она построить отношения лучшие, чем у него были до нее. И в самых «располагавших» к разводу случаях у Вероники неизменно возникала перед глазами орущая над ее тряпками Тонька, и она делала все, чтобы ее поклонник смог сохранить свою семью.
Вот с чем у нее не было проблем, так это с работой. Специальность, полученная в институте, позволила без проблем переквалифицироваться в бухгалтера, потребность в них в перестроечные годы резко возросла и специальность, так часто высмеиваемая с эстрады, стала делом всей жизни. В бухгалтерии Вероника нашла тот порядок, к которому всегда стремилась, она любила систематизировать и упорядочивать хозяйственные операции, которые в самом хаотичном порядке сваливались ей на стол. Она забывала о всех своих личных проблемах, воспринимая самым важным в жизни очередную отчетную компанию. Но с новым кварталом все начиналось с начала, и так без конца, пока она не поняла, что ходит по кругу осликом, запряженным в мельничное колесо. Только вот сама мельница, на которую она поливала воду налоговых отчислений, была где-то очень далеко.
Однажды одна из сотрудниц дала ей почитать распечатку статьи из Интернета, которая становилась культовой, цитируемая хмурыми женщинами в бухгалтерских очередях в налоговых инспекциях и внебюджетных фондах. Статья называлась «Объективная необходимость», как именовали налоги все экономисты XIX века. Читая ее, Вероника будто слышала собственные мысли и сомнения.
Вначале было Слово. Оно называлось Закон «О Государственной налоговой службе РСФСР» от 21 марта 1991 г. Свои именины налоговая инспекция отмечает, согласно Указа Президента РФ от 31 декабря 1991 г. «О Государственной налоговой службе РСФСР».
Раз, надо, так надо! Мы зарегистрировались по месту образования предприятий и стали приносить отчеты. Налоговые инспекции тогда занимали две комнатки при исполкомах, которые не переименовали еще в районные Администрации. Именно так, с большой буквы.
В одной комнатке сидел начальник инспекции, в другой — инспектора. В этот момент в исполкомах освобождалось много комнаток — ушли в небытие комиссии по охране материнства и детства, всякие там ветеранские комитеты и прочее. А сама районная власть впала в анабиоз и почти не шевелилась, поэтому и практически не размножалась.
Мне нравилась налоговая в тот период. Все предприятия работали, мы все записывались у своего инспектора и приходили по графику в почти домашнюю атмосферу с фикусами и резедой в горшочках, с бутербродами на подоконниках и детскими рисунками на обратной стороне шкафов, разделяющих комнату. Налог на добавленную стоимость был всего 5 %, а у нас еще и прибыль была! Правда, был налог на пенсионное обеспечение 32,6 %, но мы понимали, что государству сейчас трудно, надо помочь государству с выплатой пенсий. Ну, были еще подоходный налог, налог на имущество, на милицию… Все пока по мелочи. Все терпимо.
То, что налоги, как форма изъятия части первичных доходов хозяйствующих субъектов и работающего населения в пользу государства объективно необходимы, по-видимому, не вызывает сомнения у образованного и законопослушного члена общества. Государству собираемые средства нужны для выполнения принятых на себя функций. Требовать уничтожения налогов значило бы требовать уничтожения самого общества.
Главное, что у нас было замечательное государство! Оно позволило нам, образованным и законопослушным членам общества, самим зарабатывать на жизнь! То, что творилось вокруг, казалось нам «временными трудностями», а они не могут продолжаться долго. От инфляции еще никто не помер. Однако, отчитавшись за 1992 год, мы узнали, что нас вовсе не хотят отпускать надолго, нам сказали, что мы должны отчитываться каждый квартал, хотя вся мировая экономика считает отчетным налоговым периодом год. Мы тогда впервые нахмурились и поняли, что, наверно, у государства совсем плохи дела, раз оно решило залезть в нашу текущую прибыль, копившуюся нарастающим итогом. Ее могло и не остаться на конец года, но государство решило снимать с нас ее каждый квартал, сказав строго голосом налогового инспектора: «Что в бюджет попало, то пропало и возмещается лишь платежами будущего периода». «Что с воза упало..» Но все-таки это еще были семечки.
Как-то осенью, прибежав в налоговую, заняв очередь к инспектору, мы обнаружили кодовые замки на туалетах. Бухгалтера, знавшие своих инспекторов по «довоенному времени» (ведь не родились же эти женщины инспекторами), вдруг с удивлением обнаружили, что те подчеркнуто смотрят сквозь них и даже не здороваются, не поддерживают разговоры о детях, не разговаривают вообще. Мы поняли, что наступает время «Ч». Мы перестали быть людьми, гражданами, мы были негосударственные структуры. Но мы еще не до конца понимали, кем мы стали. Очень скоро нам дали это понять. Мы проходили какие-то совершенно новые для себя «университеты»…
Вечером, выйдя из ванной, она увидела, что листочки распечатки статьи, оставленные на кухне, внимательно изучает Серафима Михайловна. На ее вопрос, откуда она взяла эту статью, Вероника пояснила, что ее «скачали из Интернета», и очень удивилась, когда старуха серьезно заявила, что ей необходимо непременно попасть в этот Интернет и узнать, что за женщина написала в статье о бухгалтерском учете «Вначале было Слово!»
Они долго говорили в тот вечер, и Серафима Михайловна дала ей последний, очень нужный в ее жизни совет — поменять место работы и перейти в банк. Она рассказала, что когда-то до войны встречала удивительную женщину по фамилии Сфейно, которая наказывала ей всем помочь той, которая напишет эту фразу в книге или статье. Но сколько она потом не читала, никто такого почему-то не писал, ведь эта фраза была из Ветхого Завета, а в ее время было не принято демонстрировать подобную осведомленность. За нее могли выгнать с работы.
Хотя эта фраза, пожалуй, была намного древнее самой Библии, ведь еще греки верили в это Слово, называя его просто — «калли опа», прекрасное слово.
И под конец их последнего душевного разговора за чашкой чая Серафима Михайловна сказала, что приняла решение лечь в больницу на операцию, которую оттягивала, сколько могла. Она показала ей багровые распухшие ноги и сообщила, что ей предложили «убрать» одну почку.
