Улья Нова - У нас будет ребёнок! (сборник)
Открыла ей Элла, жена Руслана. Ей было от силы тридцать, но выглядела она лет на десять старше. Родив пятерых детей, она заметно поправилась, но своей любви к обтягивающим нарядам не изменила. Золотые зубы и осветленные до почти белого черные волосы в сочетании с густыми черными ресницами, а также гирлянды из золотых украшений делали ее похожей на новогоднюю елку.
– Ну что, как живешь? Чем занимаешься? Что не заходишь? – скороговоркой сказала Элла.
Дарина ответила, что живет неплохо. А вот на вопрос «чем занимаешься» она так и не научилась отвечать. Но тут в разговор вступила мама.
– Ну что ты мямлишь? Скажи, что скоро профессором будешь, книгу пишешь. Ну что за дети пошли, ничего толком объяснить не могут. Ты не смотри, что она такая скромная, ей должность профессора предлагают. С немецким канцлером знакома, ну помнишь, Коль был, – пытаясь получше объяснить, мама прищелкивает пальцами, – с Ельциным в баню ходил еще, так вот, она с ним общается, дружит. И со Шредером дружит. И с Меркель-Шмеркель дружит. Со многими важными людьми дружит.
– Какая молодец, дай бог, дай бог, – похвалила Элла.
– Я ей и говорю, давай в администрацию президента тебя устроим. Дала бы мне на воспитание мальчика, а сама карьеру бы делала. Я и машину ей дам, квартиру хорошую дам. Инвесторы иностранные же есть, привлекала бы их, матери одно доброе дело сделала бы. Из-за этой Чечни деньги никто вкладывать не хочет, говорят, у вас там опасно. А я им говорю: ничего у нас не опасно, какой опасно. Дэпээсники на каждом углу стоят, там не то что террористы, там мышь не пробежит. Это у вас опасно, а у нас – самое безопасное место на земле!
Мама сидела на белом кожаном диване и попивала чай с черешневым вареньем.
– У тебя мама – золотая. Такую мать на руках носить надо, все для тебя делает. Ты обязана все, что она скажет, выполнять, – при этих словах Элла подмигнула маме.
– Да, – ответила Дарина. – У меня самая лучшая мама на свете!
Элла и Руслан жили в Москве уже больше десяти лет, но москвичами так и не стали. Ходили по коврам, ели плов и пахлаву, слушали дагестанскую музыку и рассказывали гостям последние события из жизни общих знакомых.
– А ты знаешь, что Рена вытворила? Не знаешь? Ну помнишь, была у нее девочка, у ее сына старшего, да? Зоей звали, миловидная такая девочка была еще. Ну вот, вспомнила. Что ты думаешь, не отобрала она у нее детей и саму не выгнала?! Сказала, что та изменяла, и выгнала. Как девочку жалко-о-о. Детей себе забрала через суд, всех подкупила, а детям гадости о матери говорит. А они такие хорошие, к маме хотят, но бабке сказать боятся.
– Ничего! – резко оборвала Эллины причитания мама. – Родная бабка плохо не сделает. Это молодежь детей портит. Это молодые сейчас такие пошли, совести нет, старших не уважают. Лучше бабки никто не воспитает детей. Мать потом еще ей спасибо скажет.
– Да, это тоже правда, ей-богу, правда. Бабушка тоже же ведь не враг им. Верно говоришь.
Когда чай был выпит, Элла показала ковры, и Дарина выбрала один из них. Это оказался очень дорогой, стоимостью в годовую зарплату Антона, редкий ковер ручной работы, но мама без единого слова отсчитала нужную сумму. Распрощавшись с Эллой, они вышли. У подъезда их ждал начищенный до блеска черный «Лексус» с водителем.
* * *– Спасибо за ковер, он такой красивый! – с жаром воскликнула Дарина, когда они сели в машину. – И такой дорогой!
– Аа, – махнула мама рукой. – Ковер – это такая мелочь! Я тебе и квартиру хорошую купила, отсюда недалеко, постелишь ковер в прихожей. И машину эту тоже себе возьми. Я вот что хочу тебе сказать, доченька. Ты меня не слушаешь, а всяких посторонних людей слушаешь. Я же не враг тебе. Я все для тебя сделаю, но я хочу, чтобы ты счастлива была. А ты несчастлива. Я это поняла, когда письмо твое получила. Я это увидела, как только вошла в твою клетушку. Разве к такому ты привыкла? Разве такой жизни я для тебя желала?
Я тебе сейчас скажу два слова, а ты подумай над этим хорошенько. Водитель меня в аэропорт отвезет, потом тебя повезет в твою новую квартиру. Я ему зарплату плачу, так что можешь пользоваться, когда хочешь. В магазин поехать, по делам. С домработницей я тоже договорилась, раз в неделю приходить будет, убирать, готовить, чтобы ты ни на что не отвлекалась. Ты же у меня такая деловая была, карьеру в политике хотела делать, куда это все делось? В обносках ходишь. Я всем тебе помогу, деньги на карточку ежемесячно перечислять буду, пока ты сама не начнешь хорошо зарабатывать, только ты должна мне обещать, что бросишь эти глупости и начнешь заниматься своей жизнью, карьерой. Ты уже не маленькая, чтобы ерундой заниматься. А ребенка твоего я себе возьму, сама воспитывать буду. Гувернантку ему найму, учителей, он у меня принцем расти будет. Будет мне в делах помощником, а потом мой бизнес ему перейдет. Разве плохо? А ты к нам в любое время прилетать сможешь, навещать. И Антон твой пусть прилетает…
Дарина вопросительно посмотрела на маму. До этого она ни разу не называла ее мужа по имени.
– Антон? – недоверчиво спросила она.
– Ты не думай, я по-прежнему этот твой шаг не одобряю. Но что поделать, что сделано – то сделано. Значит, судьба у меня такая, что из миллионов мужчин моя единственная дочь выбрала самого бесперспективного. – Вздохнув, она добавила: – Ну ладно уж, пусть прилетает, это же и его сын тоже… А я сегодня позвоню по своим каналам, тебе надо будет пойти с людьми нужными пообщаться – из администрации президента и из правительства. Я хочу, чтобы ты там работала, чтобы я тобой гордиться могла. Я имею на это право? Скажи, имею или нет, после всего, что я из-за тебя вынесла?
– Имеешь, – виновато ответила Дарина. Ей казалось, что мама никогда не примет ее мужа, но теперь она поняла, что ошибалась.
– Ну вот и хорошо, – сказала мама и улыбнулась. – Я никогда не обманывала тебя и хотела бы, чтобы и ты не обманула моего доверия. Я могу на это рассчитывать, Дарина?
За окном уже мелькали очертания аэропорта Внуково. Дарина подумала, что на Юго-Западе Москвы все дышит благополучием и роскошью, в то время как Северо-Восток скорее олицетворяет бедность и вынужденную простоту. Один город, но как далеко эти две части друг от друга: два разных мира, два разных города, хоть от одной точки до другой добираться всего час.
– Да! – уверенно сказала Дарина.
– Ну наконец я узнаю свою дочь, – засмеялась мама и, порывшись в сумке, достала из нее связку ключей. – Вот две связки ключей от квартиры, одна у меня будет. От машины ключи у водителя. Водителя зовут Денис.
– Совершенно верно, – кивнул Денис.
– Теперь мне пора, я тебе позвоню сегодня, скажу номер телефона человека, которому надо будет позвонить. Он тебе пока место подготовит, ты родишь мне здорового внука и работать пойдешь. А дальше посмотрим.
Дарина сжала мамину руку и посмотрела ей в глаза. В этот раз в них не было ни грусти, ни тоски. Цепкий и ясный, привычный мамин взгляд, который обволакивал ее, как та безоблачность, которой Дарина всегда была окружена, когда жила с мамой.
– Спасибо, мама! – воскликнула Дарина. На ее глаза навернулись слезы.
– Ну все, все, ты же знаешь, что я не люблю…
– Эти сюси-пуси, – засмеялась сквозь слезы Дарина, – да, знаю.
Елена Настова
Души древних
– Люба, открой дверь! Открой немедленно, слышишь! – Трофимов колотил в дверь ванной, за которой рыдала его беременная жена, мать его будущего – второго – сына.
– Уйди от меня! – сквозь рыдания кричала Любочка. – Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! Ненавижу, слышишь? Никогда тебе этого не прощу!
В ее голосе звенела такая ярость, что Трофимов вконец растерялся. Он понимал, что жена его сошла с ума, понимал, что она обижает его незаслуженно, но водопад ее отчаянья был так велик и стремителен, что размыл панцирь хладнокровия, в который обычно был одет Трофимов. Без панциря Трофимов чувствовал себя слабым и беззащитным. Прислонившись к двери и чуть не плача, он молил:
– Любочка, да при чем же здесь я?! Пол ребенка не зависит ни от чьих желаний!
– А, не зависит! – гневно крикнула его жена. – Женщина – земля, семя в нее кидает мужчина! Ты хотел первого, а теперь и этого! Это все ты, ты!
И завывания за дверью продолжились с удвоенной силой.
Изнемогая от страха, Трофимов несколько раз пробежал коридор туда и обратно. Он относился к редкому типу убежденных семьянинов и сор из избы выносить не любил. Но сейчас был исключительный случай. Каким-то внутренним чутьем Трофимов угадывал, что вызвать Любу на переговоры удастся только женщине, потому что только женщина знает слова, способные вернуть его жене разум. Он запнулся о телефонный шнур, стукнулся лбом о косяк и в ту же секунду понял, кого звать на помощь. Катя Зимина знала Любочку почти всю жизнь, потому что дружила с ней с первого класса начальной школы. Потирая лоб, Трофимов призывал Катю бросить все дела и мчаться в такси, потому что их с Любой дом сотрясает катастрофа.
