Михаил Однобибл - Очередь
Затянувшиеся переговоры вызвали растущее недовольство масс очереди. Правда, рядовые уличники к даче не приближались, не маячили за оградой, не заглядывали в окна с деревьев. Проводниками всеобщего раздражения стали гонцы. Они и лично были уязвлены новой и тяжкой обязанностью водоносов. Струившийся с холма ручеек, откуда дачники брали воду, иссяк. Либо Немчик не сумел найти место, где нырнувшая под землю жилка выныривала, либо родник по какой-то причине скрылся с поверхности в нижние горизонты грунтовых вод. Гонцы по очереди носили воду с колонки. В помещении хорошо было слышно надсадное урчание Богомольца из-под пола, когда он стягивал со спины рюкзак с полной флягой воды. Через раскрытую половицу он рывком подавал наверх сорокалитровую тяжесть и громко ворчал: «Ныне, говорят, все недачники неудачники». Богомолец явно повторял слышанное в городе. Волокита переговоров обрастала народными присловьями. Вряд ли широкие слои очереди интересовались, чем кончатся переговоры, а вместе с ними история очередестояния учетчика, одного из великого множества заходящих в город чужаков. По обрывочным репликам учетчик догадывался, что уличники рассержены и обескуражены долгим отсутствием привычных советчиков. В то время как жизнь и очередь не стоят на месте, каждый день подкидывают новые вопросы, уличные авторитеты затворились на даче и не дают ответов. Их осиротелые подопечные через подвальные окна стали докучать авторитетам, оставшимся в недрах живой очереди, заочным участникам переговоров, что сеяло раздоры в среде самих авторитетов.
В довершение всех неурядиц случилось чрезвычайное происшествие. А впрочем, не к этому ли все шло?
Шел очередной раунд томительных споров. Обсуждали, кажется, предложение учетчика изъять из писем к служащим портрет подвального секретаря. Согласия, как обычно, не было. Авторитеты говорили, что тогда в тексте не останется никого конкретно, кроме учетчика. А какое может быть разоблачение заговора, в котором фигурирует один разоблачитель! Без конкретики нельзя, служащие терпеть не могут общих мест и размывания ответственности. Пока авторитеты гнули свое, а учетчик свое, гонцы не вели протоколы и демонстрировали откровенную скуку и утрату веры в окончание переговоров. Не исключено, что гонцы пренебрегали обязанностями от лица и по поручению отсутствующих хозяев. Гонцы до того осмелели, что стали резаться под столом в карты. Другая компания собралась вокруг Глинчика. Он от нечего делать рисовал шаржи на присутствующих. Гонцы заглядывали ему через руку и усмехались.
Учетчик отошел к окну и глядел сквозь пыльный тюль на серые тучи. Настроение было под стать погоде. Он мог продоговариваться до снега. Рыморь не будет долго мерзнуть у реки в ожидании учетчика. Старик и не предполагает, что стряпка, его надежная связная, ничуть не торопится показать учетчику путь к месту встречи. Между тем, гонцы каждый день приносили отрадные, будоражащие известия об улучшении здоровья Римы. На работу с дворничихой она еще не выходила, но из дома доносились шум и беготня стычек. Дворничиха не стала бы кричать и топать ногами на тяжелобольную, и Рима не смогла бы ей отвечать подобным образом.
Окно, возле которого учетчик погрузился в мрачные раздумья, вдруг почернело, как при затмении. Широкая осанистая фигура в темной одежде стремительно вырастала снизу, из-под стены дома, пока не встала вровень с верхом окна, полностью заслонив свет. Не успел учетчик опомниться, он только слышал за спиной шелест убегающих авторитетов, как нежданная гостья потянула на себя форточку наружной рамы, толкнула внутреннюю и крикнула: «Учетчик, впусти меня! Я знаю, что ты здесь!» Пришелица брала на испуг: сквозь грязное двойное стекло и пыльное кружево тюля она могла видеть только силуэт стоящего у окна. А тени авторитетов, скользящие в сумраке комнаты ненастным днем, и вовсе не различала.
Учетчик узнал сварливый голос судомойки и догадался, что она взяла из-под стены лестницу и приставила к окну, чтобы подняться. На двери дома снаружи висел замок, а лаз через подпол знали только очередники. Учетчик мог уклониться от встречи, но опасался, что судомойка поднимет переполох и позовет соседей, они обыщут дачу и обнаружат в цоколе шайку трясущихся от страха авторитетов. Вероятно, их скопом отправят в райотдел права.
Учетчик стал с треском вынимать из окна зимнюю раму, чтобы заглушить звуки отхода. По ходу дела он бросил взгляд на стол. Стол был чист, гонцы и авторитеты не оставили улик, исчезли вместе с кипами документов, чернилами, перьями, карандашами, игральными картами. За печью слабо погромыхивала половица. Только тугоухая авторитетка замешкалась. Она позже других поняла, откуда исходит опасность и куда надо бежать. Она не последовала общему примеру, а в панике кинулась в противоположную сторону, вжалась в угол сбоку окна и держала у груди ленивую пушистую кошку. Зачем возвели глухарку в авторитет! Смеха ради? В уличной очереди ее поклонникам приходилось кричать ей в ухо, гримасничать и объяснять на пальцах, какого от нее ждут совета. На даче она только тормозила переговоры. Тугоухая не внесла ни одного дельного предложения, зато въедливо интересовалась происходящим и переспрашивала, о чем говорят. Ей терпеливо объясняли и делали знаки говорить тише, так как из-за слабого слуха она не соизмеряла силу голоса и переходила на крик. Теперь, вынув зимнюю раму и ставя ее на пол, учетчик снизу выразительно посмотрел в глаза глухарке. Отбившаяся от коллектива, наконец, вышла из оцепенения, швырнула мяукнувшую кошку на подоконник, чтобы отвлечь судомойку, сама с мычанием животного ужаса нырнула под стол, на четвереньках пробежала к печи и удрала за нее под половицу.
Учетчик помог судомойке протиснуться в дом. В ее возрасте с ее комплекцией лазать по окнам было поздно и рискованно. Женщина без слов стала обыскивать помещение. Заглянула под кровати, перерыла шкафы, выдвинула широченные ящики громоздкого комода, зачем-то подергала изнутри наружную дверь. Судомойка внимательно ощупала взглядом пол и потолок, но вход на чердак, учетчик это давно заметил, был с улицы. Учетчик озадаченно наблюдал за обыском. Авторитеты ушли виртуозно и прикрыли за собой половицу, под нее судомойка не могла проникнуть. По виду широкая толстая плаха не отличалась от других досок пола. А главное, ее всегда выталкивали снизу. Сверху она плотно ложилась в паз, приподнять ее без инструмента было невозможно.
После упорных напрасных поисков судомойка рухнула на лавку, обмахнула ладошкой разгоряченное лицо и спросила учетчика, где Лихвин. Надо же, кого она искала и где! Учетчик коротко отрицательно покачал головой. Он вправду не знал, где Лихвин. Но наперекор его молчанию гостья вновь заговорила: «В музее Лихвина нет, и музейщики не знают, где бы он мог быть. Я все здание обошла, даже поднялась на смотровую башню, а мне это нелегко. Сверху увидела тебя во дворе дачи. Подумала, вдруг Лихвин с тобой. В музее вас вместе видели. Если его и тут нет, где он нашел пристанище? Я начинаю думать, что он подался в бродяги. А в его положении нет ничего опасней!»
Не в силах заставить служащую молчать учетчик нащупал скрипучую половицу и мрачно по ней расхаживал. Доска охала и верещала. Но лихвинская опекунша не подозревала, кто и для чего мог жадно ловить из подпола каждое ее слово, что ее слова, если будут услышаны, посеют в городе новые ужасные раздоры. Она продолжала горько сетовать и называть имя Лихвина. Судомойка говорила о своей вине перед ним. Оказывается, это она по своим связям добилась перевода Лихвина из дровяника на работу внутрь музея. Жаль ей стало своего протеже, ночующего во дворе. Но она не учла, что музей, давая кров, усиливает соблазны. Картины далеких эпох распаляют воображение и вызывают к жизни дерзкие замыслы. Лихвин ухитрился проникнуть в тайну закрытых запасников. Как выяснилось, он искал порочащие Движкову сведения, чтобы шантажом добиться от нее внеочередного трудоустройства. Поразительно, что этот прохиндей сумел разыскать в запасниках меморандум Движковой. Зоя была в музее пару раз в жизни, но не поленилась составить и передать на хранение толстый том секретных воспоминаний. И Лихвин едва его не заполучил. Только бдительность кассира спасла музей от позора разглашения тайны. Запасники, конечно, перепрятали. Но и Лихвин с тех пор как сквозь землю провалился.
«Не топай, как слон, и не маячь из угла в угол! Голова от тебя кружится», – сказала судомойка. Учетчик подумал и сел, иначе они могли дойти до полного неистовства. Чем старательнее учетчик пытался заглушить судомойку, он даже подпрыгивал на половице, тем громче она говорила, чтобы он ее слышал. Перед тем как сесть, учетчик аккуратно закрыл створки окна. Теперь она могла говорить тихо. Но не поздно ли? Авторитеты украдкой заглядывали в окна, стоя на плечах гонцов. А прятавшиеся под полом время от времени бесшумно приподнимали за спиной служащей половицу. Учетчик видел мерцавшие в темноте медвежьи глазки стряпки Матвеевны.
