Джоди Пиколт - Одинокий волк
Хорошая новость: когда мы возвращаемся в зал суда, Джорджи уже там и выглядит не слишком расстроенной, а просто получившей подтверждение своим догадкам. Плохая новость — я должен провести перекрестный допрос собственной падчерице.
У Кары такой вид, как будто она готовится встретиться лицом к лицу с инквизицией. Я подхожу ближе и наклоняюсь к ней.
Ты слышала о парне, который упал со здоровенного дерева?
Она хмурится.
Так вот, он полностью выздоровел.
У нее вырывается смешок. Я подмигиваю ей.
Кара, правда ли, что один из волков в вольере твоего отца потерял лапу?
Да, он угодил в капкан, — отвечает она, — и отгрыз себе лапу, чтобы освободиться. Отец его выходил, хотя все говорили, что он не жилец.
Но тому волку хватило трех ног, чтобы убежать, верно?
Наверное.
И три ноги не мешают ему есть?
Нет.
Он может бегать со стаей?
Да.
И может общаться с остальными членами стаи?
Конечно.
Но с твоим отцом все по-другому, не так ли? Травма не позволит ему делать все эти вещи, которые для него означают «полноценно жить»? — задаю я вопрос.
Я уже говорила, — упрямо говорит Кара. — Для отца любая жизнь — значима.
Она старается не смотреть на Эдварда, произнося эти слова.
Врачи твоего отца утверждают, что у него практически нет шансов на выздоровление, разве нет?
Нельзя все видеть в черно-белом цвете, как они это делают, — настаивает она. — Мой отец — настоящий борец. Если кто и справится с трудностями, так это он. Он все время совершает поступки, которые остальным не по плечу.
Я делаю глубокий вдох, потому что намерен приступить к той части перекрестного допроса, которая будет не такой сдержанной и вежливой. Я закрываю глаза, надеясь, что Кара (и Джор-джи) простят меня за то, что я собираюсь сделать. В настоящий момент я прежде всего отвечаю за Эдварда.
Кара, ты употребляешь спиртное?
Она вспыхивает.
Нет.
Ты когда-нибудь пила спиртное?
Да, — признается она.
Если откровенно, в ночь, когда произошла авария, ты пила, верно?
Одну бутылку пива...
Но ты солгала полиции, сказав, что не пила вообще, не так ли?
Я думала, что мне влетит, — говорит Кара.
Ты позвонила отцу, чтобы он забрал тебя, потому что не хотела ехать домой с друзьями, которые тоже напились на вечеринке, правильно?
Она кивает.
Мы с папой договорились: если я окажусь в подобной ситуации, он не станет упрекать меня за плохой поступок, если я ему позвоню. Он будет знать, что сам привезет меня домой живой и здоровой.
Что сказал тебе отец, когда вы ехали в машине?
Кара чуть плотнее прижимает руку к туловищу.
Не помню, — отвечает она, опустив глаза. — Какие-то воспоминания об аварии просто... стерлись. Я знаю, что уехала с вечеринки, а следующее, что помню, — я лежу в машине скорой помощи.
Где ты в настоящий момент живешь? — задаю я следующий вопрос.
Смена темы разговора застает ее врасплох.
Я? С вами. И моей мамой. Но только потому, что мне после операции пока нужна помощь.
До аварии ты жила с отцом?
Да.
За те шесть лет, что твои родители в разводе, ты жила у каждого из них, я прав?
Да, — отвечает она.
Правда ли, что когда мама тебе стала надоедать, ты сбежала из ее дома и переехала жить к отцу?
Нет, — возражает Кара, — мама меня не доставала, я просто почувствовала...
Она замолкает, понимая, что вот-вот собиралась произнести.
Продолжай, — мягко подталкиваю я.
Я почувствовала, что мне здесь не место. Она вышла за вас замуж, родились близнецы... — бормочет Кара.
Поэтому ты покинула ее дом и переехала к отцу?
Но он же мой папа! Не надо делать из мухи слона.
А когда вы ругались с отцом, ты приходила в наш дом, правда?
Кара кусает нижнюю губу.
Такое было всего дважды. Но я всегда возвращалась к нему.
Если произойдет чудо и твой отец поправится, где ты собираешься жить, Кара?
С отцом.
Но еще несколько месяцев тебе нужно заботиться о собственном плече. Он тебе в этом не помощник — не говоря уже о том, что ты сама не в состоянии оказать ему помощь в реабилитации...
Я что-нибудь придумаю.
Чем ты будешь оплачивать ипотеку? А коммунальные платежи?
Она на минуту задумывается и ликующе отвечает:
Из его страховки.
Какая страховка, если он жив? — уточняю я. — Отсюда вытекает следующий вопрос: ты утверждаешь, что Эдвард пытался убить вашего отца?
Так оно и было.
Он отключил аппарат от розетки. В этом случае разве ваш отец не умер бы от естественных причин?
Она качает головой.
Мой брат пытается убить моего отца, я хочу сохранить ему жизнь.
Я бросаю на нее сочувствующий взгляд.
Но разве не правда, что если бы не ты, не твоя глупость, отец вообще не оказался бы на больничной койке?
Я вижу, как от удивления расширяются ее глаза: она осознает, что человек, которому она доверяла, только что воткнул ей нож в спину. Я вспоминаю блюда, что я ей готовил, наши разговоры за последние шесть лет. Я знал имя ее первой любви раньше, чем его узнала Джорджи; я был той жилеткой, в которую она рыдала, когда эта первая любовь стала встречаться с ее лучшей подругой.
Судья говорит Каре, что она может занять свое место. Ее верхняя губа дрожит. Я хочу броситься к ней, обнять, сказать несколько слов, чтобы поддержать, но чувствую, что не могу: в этом зале суда она — конкурирующая сторона, она — враг.
Джорджи заключает дочь в объятия и холодно смотрит на меня. Она должна была понимать, когда просила меня представлять интересы Эдварда, что этим все обернется. Что Кара — не по своей вине! — может потерять не только одного, но и второго отца.
ЛЮК
Когда я работал со своим приятелем-индейцем из племени абенаки — натуралистом, изучающим поведение волчьих стай в коридорах вдоль реки Сент-Лоуренс, — то слышал, как старейшина племени бранил на чем свет стоит двух мальчишек, которых застали за тем, что они разрисовывали из баллончика заднюю стену соседского сарая. Ругая их, старик спросил, зачем они это сделали, ведь знали, что поступают плохо. Один из мальчишек просто ответил: «Дедушка, иногда мы хотим вести себя хорошо. Но случается, что хочется сделать что-нибудь плохое».
Старик ответил, что ему нужно обдумать эту мысль. Не была применена сила, не было жестокости, не последовало даже наказания. Это скорее напоминало исследование: он отнесся к этим десятилетним детям как к маленьким взрослым, призвал их вместе задуматься над причинами этого проступка. В тот же вечер после обеда он снова позвал к себе мальчишек. «У меня готов ответ, — сказал он. — У каждого из вас в душе живут два волка, которые дерутся друг с другом: хороший и плохой. Если выигрывает плохой — вы поступаете плохо. Хороший — ведете себя хорошо».
Мальчики переглянулись. «Дедушка, а как мне узнать, что выиграет хороший?» — спросил один из проказников.
Старик перевел взгляд с одного на другого. «Выиграет тот, которого лучше кормят».
Я много думал над его словами. Когда волки грызут тушу, каждому отведено свое место. Альфа-волк движением ушами укажет, кому где встать: поставив одно ухо торчком, а второе прижав к голове, или расправив уши, как крылья самолета, он укажет каждому члену стаи его место. Но младшие члены стаи все равно защищают то, что считают своим, — рычат, нависнув над едой. Власть не в том, чтобы отобрать то, что принадлежит другому, а в способности стоять рядом и контролировать ситуацию, не обращая внимания на проявление собственнических инстинктов.
Альфа-самка, естественно, могла бы отобрать еду у любого члена стаи. Но зачем? Ей нужны молодые волки, а если она будет морить их голодом, они не смогут защитить семью.
И при всем моем уважении к старейшине племени, когда он учил уму-разуму тех мальчиков, он не учел этого нюанса. Хороший волк никогда не оставит плохого голодным. Можно проверить его способность защитить свою еду, но ради всей стаи необходимо быть уверенным, что он будет жить.
КАРА
Когда судья объявляет двухчасовой перерыв на обед, чтобы самому иметь возможность перекусить и сходить к обедне, я пулей вылетаю из зала. В конце концов, не каждый день узнаёшь, что твой отец изменял маме, да еще и твой отчим публично высмеивает тебя. Я, не разбирая дороги, мчусь вверх по лестнице, понимая, что за мной, скорее всего, кто-то побежит, и дергаю ручки дверей, пока не обнаруживаю, что одна дверь не заперта.
Я вбегаю внутрь и сажусь на большой стол, подтянув колени к груди.
Хуже всего то, что все сказанное Джо — правда. Если бы не я, отец не лежал бы сейчас на больничной койке. Он бы никогда не оказался той ночью на шоссе. Если бы все было по-другому, он продолжал бы заботиться о волках, живущих в неволе, а рядом с ним была бы неунывающая послушная дочь.
