Семья - Тосон Симадзаки

— А как дела у твоей знакомой, что живет в Сиба? — спросил Санкити. — Ты ведь часто к ней ходишь.

— Она только и знает, что жалуется на своего мужа. Скучно, говорит, с ним, совсем он никудышный.

— Одного у женщин не отнимешь — живучие они. Возьми семью Наоки. Из всех стариков жива осталась одна бабушка. Когда я слышу, как иная толстуха говорит, что женщина — слабое создание, мне хочется смеяться.

— И все-таки мы завидуем вам, мужчинам. Ни за что бы я не хотела родиться женщиной второй раз.

За окнами от закатных лучей все как будто покрылось лаком, и окна стали похожи на картины с глубокой перспективой. Закат скоро погас, и улицы погрузились в сумерки. Санкити возвращался домой, шагая подле насытившейся в ресторане «младшей сестры», а на сердце у него было по-прежнему тоскливо.

7

Выйдя из Комагата, Сёта прошел вдоль реки мимо моста Умаябаси, свернул в узкий проулок, который вывел его на улицу Курамаэ, и по широкому бульвару не спеша зашагал к дому Санкити.

Санкити только что вернулся из путешествия. Сёта, не входя в дом, крикнул с порога:

— Не хотите ли, дядя, немного прогуляться?

— Охотно, но ты все-таки зайди к нам ненадолго.

У Санкити был гость. Из деревни приехал старый Нагура за своей женой, которая встретила в Токио и Новый год.

— Вон кто к нам пожаловал! — приветствовал Сёта старый Нагура.

Годы наложили свой отпечаток на этого живого, энергичного старика. Борода его стала совсем белой.

Сёта и Санкити пили чай. Глядя на загорелое лицо дяди, Сёта сказал:

— Между прочим, мне стало известно, что мой отец тоже в Маньчжурии.

Санкити, начавший было рассказывать о поездке, замолчал.

— Отец, как вы помните, долго жил в Кобэ. Но там, видно, дела у него шли плохо. И он уехал. Рассчитывает, наверное, что ему поможет Минору. К нам вчера пришла тетя о-Кура. О-Сюн ведь живет у мужа, и тетке теперь скучно. Она и ночевать у нас осталась. Так она сказала, что получила письмо от дяди Минору. Он пишет об отце...

То, что Хасимото Тацуо и Коидзуми Минору встретились в далекой Маньчжурии, вызвало особое чувство и у Сёта, и у Санкити. С болезненной остротой переживали они тяжелую судьбу отцов двух больших семей.

Санкити путешествовал около недели. Он и его спутники под шум горных потоков забыли на время житейскую суету. Зато на обратном пути только и было разговоров что о женах и детях.

Сёта рассматривал на привезенных Санкити открытках виды старого портового города, море с белевшим вдали маяком, удивительные наряды женщин,

Санкити весело прищурился:

— А не послать ли нам одну открытку Мукодзима?

Сёта согласился. Написал своей рукой адрес Кокин, а на обратной стороне, возле белого маяка, сделал приписку: «Вы знаете от кого». Санкити рассмешила эта надпись. И он черкнул несколько слов от себя.

— Представляю, какую кислую мину изобразит Тоёсэ, если узнает, — сказал Санкити и опять рассмеялся.

Сёта был мрачен. Он сунул открытку в карман. Дядя и племянник спустились вниз, где сидел старик Нагура, и вышли из дому.

Пройдя по узкой дорожке между складами, они оказались у реки. Санкити часто гулял здесь. Внизу за каменной оградой текла Кандагава²³. В черной воде отражался край февральского солнца и закрывавшие его облака. Странным казалось это тихое, уютное место среди шумного города.

От каменных ступеней пристани в ту и другую сторону тянулась низкая ограда, сложенная из тесно прижатых друг к другу камней. В одном месте в камень была вделана железная цепь. Санкити и Сёта облокотились на парапет. Разговор опять вернулся к Маньчжурии.

— Ты только вообрази себе: два великих человека встретились вдали от родины и пьют сакэ — волнующая картина!

Сухие ивы у края воды довершали пустынный вид этого уголка Токио. Санкити прошел немного вперед под их тонкими, плакучими ветвями, потом вернулся к Сёта.

— А как у тебя с работой? Все еще ходишь без дела?

Санкити бросил на камень пачку сигарет. Оба закурили.

Сёта хмуро усмехнулся.

— Я было приглядел одно хорошее место, да Хирота что-то за моей спиной наговорил. Ну и сорвалось, разумеется.

— Какая подлость! А я думал, вы друзья.

— Биржа — это страшное место, дядюшка. Там не щадят ни родных, ни друзей. Ради своей выгоды человек может пойти на любую подлость. А уж если кому повезло, сейчас же задирает нос, и плевать ему на неудачников. Сын готов отца слопать. Маклер с его нервами и завистью к сопернику даст художнику сто очков вперед.

И все-таки Сёта попросил дядюшку познакомить его с кем-нибудь, кто имеет влияние на Кабуто-тё.

Медленно брели они к устью реки. Здесь, у края моста, Кандагава вливалась в залив. Одним углом к реке примыкал «веселый квартал». Сёта нередко приходил сюда с клиентами. Его имя было здесь хорошо известно.

— Не скоро я вернусь сюда, — процедил сквозь зубы Сёта.

Дядя и племянник спустились к устью. Отсюда была видна Сумидагава. Летали большие белые чайки, отчетливо виднелись дома на другом берегу, дым из труб низко стлался в мутном воздухе...

— Даже запах воды и тот изменился, — проговорил Санкити. — Совсем не та Сумидагава, что была прежде.

Они вышли на Рёгоку. Народу на улицах прибавилось.

— Какие чувства вызывают у тебя эти женщины? — спросил Санкити.

— Трудно сказать...

— А мне почему-то становится тяжело, когда я их вижу.

Санкити и Сёта вышли к зеленому рынку и направились дальше к Хаматёгаси²⁴²⁵. Старинные кварталы в стиле Фукагава²⁶ уступили место новому району, построенному на земле, отвоеванной у реки. Сёта вспомнил Сакаки, который часто приходил к нему, когда он жил еще за рекой. Какие планы строил тогда Сакаки, сколько говорил горячих речей!

— Совсем он отстал от дел... — заключил Сёта. — А вот по части развлечений у нас с ним всегда были разные взгляды. Сакаки удивительно был неразборчив в любви. Брал все, что плыло в руки.

С оглушительным лязгом со стороны Рёгоку проехал трамвай. Сёта помолчал, потом, улыбнувшись, добавил:

— А я всегда выбираю. Мне нужно самое лучшее. Я бы и разговаривать не мог с гейшей, которая чем-нибудь нехороша. Если нет ничего подходящего, я ухожу в соседнюю комнату, велю служанке подать мне сакэ. Валяюсь там один, читаю. Служанка всегда удивлялась: «Странный вы человек, Хасимото-сан».

Грохот трамвая затих вдали. Недалеко уже было до дома Наоки. Бывало, отец его в свободное время приходил сюда с удочками и садился в тени ив. Многое изменилось с тех пор: и камни, и аллея. Ив осталось совсем немного. Санкити и Сёта стояли и смотрели на воду. Было время прилива, и вверх по реке поднялось много судов.

— Одна только вышка в Охаси не изменилась, — заметил Сёта.

Вода волновалась. Голубовато-зеленые подвижные блики утомляли глаза. Санкити не мог больше смотреть на воду.

Они дошли до Охаси и повернули обратно. Глядя на Сёта, уныло шагавшего рядом, Санкити спросил:

— Ты видишься сейчас с Мукодзима?

— Нет.

— Вот, значит, как дело-то обернулось!

— Опостылело мне все. Она сказала, что в чайном домике встречаться для меня слишком дорого. Звала к себе домой. А это не понравится ее хозяйке. Да и не очень-то умно связываться с гейшей... — Сёта махнул рукой в сторону другого берега. — Видите большой дом? Это контора одной компании. Ее директор покровительствует Мукодзима. Говорят, он возил ее в Хаконэ. Кажется, хочет ее выкупить. Мукодзима спросила меня, как ей быть. А что я могу посоветовать? Делай, — говорю, — как считаешь лучше. А все-таки жаль ее. Она даже в долги влезла ради меня. А, ладно, все равно, не могу же я на ней жениться...

Сёта умолк. Санкити тоже шел молча.

— Да, — вдруг улыбнулся Сёта, — а ведь я ее видел недавно. Помните, тут на днях шел снег? На другой день я поехал на пароходе до Адзумабаси. Выхожу там и встречаю Мукодзима, а с ней несколько молодых гейш... «Ты что-то совсем не показываешься, говорит. Я ждала, ждала, думала, что случилось. Сегодня я тебя ни за что не отпущу». Я отнекивался, в кошельке, мол, пусто. А она только рукой махнула. «Об этом не беспокойся, я все устрою. Идем с нами!» Гейши окружили меня. Так я и оказался их пленником...