Щепа и судьба (СИ) - Софронов Вячеслав
Чтоб не обострять и так уже довольно напряженную обстановку, загнал в машинку чистый лист бумаги и принял деловую позу человека, ушедшего с головой в работу. Однако оказалось, что сел не так, как того требует творческий замысел художницы. А для того, чтоб сидеть «так», необходимо поднять и растопырить плечи на их возможную ширину; голову тоже следовало поднять строго по вертикали и смотреть прямо на свою повелительницу по возможности ласково и с вызывающей улыбкой. Печатать же оказалось совсем не обязательно.
Первый наш сеанс продолжался около часа. Потом она тщательно прикрыла свой незаконченный шедевр и заявила, что устала, и без всякого перехода поинтересовалась, скоро ли будем обедать.
Здрасте вам! Обедать! А кто его готовил обед тот? Я позировал, она чудодействовала, а кабачки требовалось помыть, почистить, нарезать, сложить в кастрюлю и поставить в предварительно растопленную печку. Пока занимался всем этим, непризнанная общественностью живописка таращилась от нечего делать в открытое окно.
На другой день действие вершилось без малейших изменений по раз и навсегда утвержденному сценарию. И на следующий день точно так же. И еще. В конце концов, я сбился со счета, сколько раз мне приходилось застывать в дурацкой позе с отсутствующим видом и, сдерживая зевоту, терпеливо высиживать этот самый «сеанс», который мне лично был не только не нужен, но осточертел до колик в печени. Единственное, что утешало— мне будет явлен и, надеюсь, подарен портрет моей персоны, который потом можно будет использовать в разных там изданиях с соответствующей подписью: «Писатель обдумывает сюжет очередного романа…» Или что-то более емкое и оригинальное. Главное, чтоб портрет состоялся и работа над ним закончилась побыстрее.
А время шло, и примерно этак через неделю она заявила, что работа наполовину закончена… Я был потрясен! Неделю псу под хвост, а конца-краю мытарствам моим не видно! Впору было предъявлять счетза съеденные кабачки, сидение в позе роденовского мраморного мужика, а самое главное — потраченные нервы и потерянное время, времечко, времище…
Время — тетка еще более жестокая, чем Искусство, и, подозреваю, находится с ней в прямом родстве и даже неком соревновании, кто из них круче. Обе они могут спокойнехонько подставить ножку любому зарвавшемуся в своих мечтах деятелю, возмечтавшему о всемирной известности. И чтобы добиться расположения дамы по имени Искусство, поначалу следует наладить если не интимные, то хотя бы дружеские отношения с другой сударыней, известной нам как Время. От ее расположения к вашей персоне зависит многое, точно вам говорю. И кто не очень уверен в себе, держитесь подальше от этих дам. Тогда и проживете дольше и времени свободного будет во стократ больше. Тысячу раз был прав классик: только счастливые часов не наблюдают. А всем, кто дорожит каждой минутой и по-иному жить не умеет, не видать счастья как своих собственных ушей.
Мне же, наоборот, очень хотелось быть счастливым и пить счастье отнюдь не медицинскими мензурками, а кружками, ведрами, бочками, купаться в нем. Но вот парадокс: чем больше мы о нем думаем, тем дальше оно отстоит от нас. Перестаем думать — и уже от одного этого, находясь в неге и покое, испытываем ни с чем несравнимое чувство благости. И кто первый заявил, будто бы за счастье необходимо бороться? Чей изощренный ум предложил отрабатывать душевный покой слезами и страданиями? Не знаете? Тогда я вам отвечу: змий-искуситель, подтолкнувший прародителей наших отведать запретный плод познания. И все. Пошло-поехало. А чем было плохо жить в садах эдемских без всяческих забот и тревог, не беспокоясь о часах и минутах? Нет, теперь, чтоб доказать себе самому, что ты счастлив, нужно день-деньской пахать или там вкалывать и, лишь свалившись от усталости, улыбнуться непонятно кому, помыслив: вот оно истинное счастье!
Так вот, о времени и о лете, когда день долог, а ночи коротки и почти незаметны. Лето русскому мужику отпущено для труда, для свершений, которые зимой теряют всяческий смысл. И у меня на этот счет хоть и не было нужды ставить сено для собственной скотинки, которой так и не обзавелся, несмотря на Лехин совет. Или перекрывать протекающую крышу, ехать куда-то там на заработки, но свои мыслишки на этот счет водились.
Прежде всего, требовалось разделаться с повестью, а потом хотелось засесть за новую работу, герои которой жили рядом и бесконечно напоминали о себе разными там способами. Но… ни строчки не легло на лист, заправленный в изрядно пропылившуюся от безделья машинку. Часы, проведенные в качестве натурщика, разговоры, мечтания, кулинарные хлопоты с кабачковыми изделиями складывались в сутки, в недели, а летняя пора близилась к своему пику, не оставляя мне выбора. Потому оно осталось в моей памяти именно как кабачковое. С тех самых пор во мне живет стойкое отвращение не только ко всему, связанному с кабачками и их производному, но и к особам женского пола с кистью в руке и панамкой на затылке тоже…
Perpetuum без mobile
Ничто так воспламеняюще не действует на мужчину, как разговоры о будущем… В них он видит себя если не героем, то хотя бы благополучным хозяином, удачно женатым и имеющим кучу веселых
и послушных детишек, а еще и красавицу жену, занятую приятными домашними хлопотами. Подобные мечтания так могут возбудить нашего брата, что мы готовы горы свернуть ради ускользающей мечты. Но для этого нужна самая малость — наличие объекта мечтаний и желательно его близкое присутствие рядом, да так, чтоб можно было рукой достать, ощутить нежность кожи, увидеть томный блеск глаз и все такое. Одним словом, далеко не самое совершенное существо женского пола вполне земного происхождения способно своим присутствием разжечь в нас такой огонь, что никакой Прометей не нужен. Это и есть вечный двигатель творческого процесса для любого художника, а тем паче сочинителя. И стоит ли объяснять мою первоначальную радость скорого осуществления чего-то несбыточного, когда порог моей обители переступила этакая нимфа с этюдником на плече. Казалось бы, вот оно счастье, протяни руку и иди следом за ним. Но сбыться тем прекрасным мечтаниям, увы, было не суждено…
Не лишена оказалась мечтательской страсти и явившаяся в образе художницы сероокая нимфа. Но не более того. На деле все оказалось далеко не так. Буквально через пару дней меж нами сгустилась вязкая неопределенность, разогнать, развеять которую моих сил просто не хватало. Представьте себе такую картину: моя гостья, сидя у мирно горящей закопченной вековым слоем сажи печки, строит планы о том, как здорово было бы жить вместе писателю и художнице… Естественно, сердце мое при этом таяло как сливочное масло под лучами солнца. Чего еще нужно?! Все, свершилось, пора приступать к выполнению сказанного и начинать действительно жить. Не мечтами, а реальной жизнью. Но… оказалось, между словом и делом простиралась огромная пропасть, переправиться через которую не так-то просто.
Поясню для непонятливых? Я не оставил своих попыток пробудить в ней вполне земные чувства, которые бы легли в основу нашего союза, о котором она мне все уши прожужжала. Какой же это союз, когда спать и то приходится отдельно. Иногда позволял себе дать небольшую волю рукам и чуть погладить ее по волосам, подкравшись сзади. Она моментально вздрагивала и уклонялась в сторону. А стоило мне положить руку на плечо и попытаться привлечь ее к себе, как она тут же вскакивала и отходила от меня на безопасное расстояние. Мои неоднократные попытки заговорить с ней на тему отношений между мужчиной и женщиной заканчивались безрезультатно. И что мне оставалось делать? Видимо, она относилась к категории тех женщин, которые вполне серьезно считают, будто бы дети появляются на свет
после первых невинных поцелуев. До поцелуев наши отношения так и не дошли. И до всего остального тоже…
И все же сейчас я благодарен ей за наивность. Пойди все обычным путем, как это бывает меж мужчиной и женщиной, когда через определенный срок на свет появляется прелестное дитя, то мне, вероятно, всю оставшуюся жизнь пришлось бы питаться кабачками и есть хлеб, уворованный из телячьих запасов. Этого не случилось. И слава богу. Уже за одно это я должен всю жизнь поминать ее имя уважительно и благодарить судьбу, что провела меня без потерь мимо Сциллы и Харибды.
