Виталий Безруков - Есенин
— Это мой муж, гениальный русский поэт Сергей Есенин! Он второй после Пушкина! Я прошу приветствовать его! — Раздались нестройные аплодисменты. — Мы с ним революционеры! Все гении — революционеры! В Америке есть то, чего нет у России, и у России есть то, чего нет в Америке.
В зале послышался ропот недовольства. Есенин молча стоял перед огромным залом, не понимая, о чем говорит Айседора. Эдакая молчащая знаменитость. Он сгорал от стыда, чувствуя всю нелепость своего положения. Айседора еще продолжала что-то страстно выкрикивать в зал, но Есенин, не поклонившись, ушел за кулисы. В гримерной, достав початую бутылку виски, он стал жадно, большими глотками, пить. Он уже допивал, когда в гримерную с охапкой цветов вошла Дункан. Увидев бутылку в руках мужа, она ахнула:
— Oh, my god! Что это? Виски! Где взял?
Бросив на пол цветы, она кинулась к нему, выхватила бутылку и разбила ее о стену:
— Ти! Don’t drink! Дал слово! Ты знайт: Америка — сухой закон!
— Плевал я на ваш сухой закон! Тьфу! — плюнул он в сторону окна. — Плевал я на твою Америку! Я русский, я Есенин! Забыла?! Я рашен поэт! — кричал Есенин.
— Ти! Russian hog! Russian хрю-хрю! — И Дункан с размаху ударила Есенина по щеке.
— Я-я-я?! Свинья русская?! Я?! — взъярился Есенин. — Ах ты, сука паршивая! — Схватив ее левой рукой за волосы, он замахнулся кулаком… но не ударил, а стал хлестать ее строчками будущего стихотворения:
— Что ж ты смотришь так… синими брызгами? Аль в морду хошь? В огород бы тебя, как чучело, — пугать ворон!.. Ты!!! До печенок меня измучила со всех сторон! Я средь женщин тебя не первую! — кричал ей в лицо Есенин —…Но с такой вот, как ты, со стервою!.. В первый раз!.. — Он швырнул Айседору на пол. — К вашей своре сучьей… мне пора поостыть! — Подойдя к вешалке, он надел пальто и шляпу.
— Серьеженька! Серьеженька! Прости! — умоляла Дункан, как побитая собачонка ползя на коленках к его ногам. Но ярость Есенина требовала иного удовлетворения.
— Пошла к чертям! Твою мать! — крикнул он и, уходя, так хлопнул дверью, что висевшее на стене зеркало упало и разбилось. Услышав шум, в гримерную вбежал Сол Юрок.
— Что случилось, Айседора? — спросил он испуганно, увидев лежащую на полу Дункан.
— Ничего!.. Есенин читал мне свои стихи! — ответила она сквозь слезы.
— Какие стихи?!! Он вас бил? Может, вызвать полицию? — Юрок помог ей встать.
— Не надо полиции, Сол! Я люблю его! — рыдала Дункан, размазывая краску по лицу.
— Это уже больше похоже не на любовь, а на помешательство! — бормотал Юрок, собирая с пола цветы и укладывая их на стол.
— Что вы знаете о любви, Сол?.. Вы даже понятия не имеете, что значит настоящее чувство!!. Ему плохо в Америке, он русский гениальный поэт!.. Найдите его, а то он начнет пить виски! Будет страшно! Что стоите?! Бегите за ним!..
Юрок хотел было что-то возразить, но смолчал, пораженный безумным взглядом Дункан.
— Хорошо! Только успокойтесь, Айседора! Я найду его! Я пошлю вашего секретаря! Ветлугин — пройдоха, он найдет! Только умоляю, возьмите себя в руки. Ваше турне только началось… Впереди концерты в Бостоне! А Бостон — это не Нью-Йорк!
При упоминании о предстоящем турне у него у самого поджилки затряслись: «Если таково начало, что же дальше ждать от этой скандальной пары?» Айседора словно прочитала его мысли.
— Да-да! Конечно, я помню, мое турне — деньги для всех нас! Все будет хорошо! Что бы ни случилось, я буду танцевать! Но скорее найдите Езенин! — прикрикнула она на Юрока, толкнув его ногой. — Идите же! Мудак! Твою мать!
Когда Юрок выскочил как ошпаренный за дверь, Айседора села за гримерный столик и, глядя в зеркало на свое постаревшее лицо, стала салфеткой стирать грим. «Серьеженька! Серьеженька! — шептала она. — Только бы с ним ничего не случилось! Только бы с ним ничего не случилось!» — твердила она словно заклинание.
Сыпь, гармоника! Скука… Скука…
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мной, паршивая сука,
Пей со мной! —
читал Есенин во весь голос. Все одно его никто не поймет! Он шагал по Нью-Йорку, словно по дремучему лесу, натыкаясь на встречных людей, как на бездушные деревья. Увидев стоящих вдоль дороги проституток, Есенин остановился:
Излюбили тебя, измызгали… невтерпеж!
Что ж ты смотришь так… карими брызгами?
Иль в морду хошь? —
прочел он несколько строк стоящей поблизости негритянке. Увидев недоумение на ее лице, Есенин развеселился: «В огород бы тебя, на чучело, пугать ворон!»
— Ай донт андестенд! — улыбалась в ответ негритянка, оскалив огромные белые зубы. — Ду ю — спик инглиш? — спросила она, задрав повыше и без того коротенькую юбку.
Есенин отрицательно помотал головой: «Найн!»
— Парле Франсе?.. Итальяно? — продолжала допытываться негритянка…
— Русский я! Рашен! Россия! Слыхала?
— Oh! Yes! Rachen? — Проститутка неожиданно схватила Есенина между ног и лукаво засмеялась. — Oh! Rashen! Very God! O’key! — Она запустила свои черные пальцы в его светлые кудри и, притянув его голову, впилась поцелуем.
— Oh! Yes! Oh! Yes!.. — смеялись, шутливо стонали окружившие их другие проститутки.
— Сергей Александрович! Сергей Александрович! — закричал Ветлугин, увидев Есенина в объятиях негритянки. — Еле-еле нашел тебя! — проговорил он, тяжело дыша. — Да отцепись ты! — оторвал он негритянку.
— А, это ты… Чего тебе? — ухмыльнулся Есенин, вытирая платком губы.
— Айседора за тобой послала! — Ветлугин, несмотря на протестующие возгласы проституток, крепко вцепился в Есенина и потащил его за собой. — Куда ты пошел один?.. Языка не знаешь!
— Выпить хочу! Плеснуть в душу! Найди водки! — остановился Есенин, оглядываясь по сторонам.
— Откуда? Здесь сухой закон! — пытался урезонить его Ветлугин.
— Тогда пошел на хер! Сам найду! Были бы деньги! — Есенин похлопал себя по карману. — А свинья грязи сыщет! — Он вырвался из рук Ветлугина и направился было назад к проституткам, но тот преградил ему дорогу: «Хорошо, Сергей, хорошо! Только пошли в отель, там в ресторане все есть. Пойдем, а то заблудишься тут, к дьяволу, кто тебя потом найдет?»
— Ладно! — согласился Есенин. — Но чтоб Айседоры там не было… Постой, — заметил он продавца на углу с кипой газет, — я погляжу! — Подойдя поближе, он увидел в некоторых из газет фото, где были сняты они с Дункан, а кое-где и он один.
Ветлугин остановил такси: ««Уолдорф Астория», плиз!»
— Плиз, твою мать! — хохотнул Есенин. — Гони, ямщик! Гульнем, брат! Гони! Самого Есенина везешь! — Он положил рядом с шофером одну газету со своим портретом и, счастливый, рассмеялся.
