Мария Метлицкая - Миленький ты мой
Фильм мне не понравился… Не спасли его ни Ди Каприо, ни Кейт Уинслет. Был он каким-то тягомотным и муторным. А когда у главной героини начался выкидыш и на пол потекла ярко-красная кровь, мне стало нехорошо, и я отвернулась. Вспомнила про свой аборт и все, как вчера… Даже запах операционной и палаты…
Я всегда была чувствительна к запахам.
И Герман Иванович мне не нравился. Совсем. Я подумала, что никогда-никогда я бы с ним… не смогла!
Наверное, меня и привлекло в нем то, что к нему… совсем не тянуло. Он был не опасен. Мне он не нравился как мужчина, как человек и как личность. Вроде есть он и… нет его! Идет рядом со мной человек и – ни-че-го! Никакой опасности для меня, абсолютно!
Да и вел он себя спокойно. Даже индифферентно: за руки не хватал, не прижимался, руки на колено не клал…
После сеанса Герман предложил погулять – погода стояла прекрасная. «Ну что ж, пройдемся», – согласилась я. Домой идти мне не хотелось.
Да и вечер был и вправду чудесный – теплый, безветренный, тихий.
Мы шли по улочкам старой Москвы, и я подумала, что впервые гуляю вот так – как обычный житель большого города, как свой. Никуда не спеша, неторопливо, спокойно, бесцельно.
Потом мы посидели на лавочке. В воздухе пахло прогретым за день асфальтом и чем-то сладким, печеным, ванильным.
Он предложил мне зайти в кафе. А я почему-то испугалась, тревожно посмотрела на часы, а потом махнула рукой: да что тут такого? Да куда она денется, моя «прелесть» королевская? Да в конце концов, кто она мне?..
Мы зашли в милое и уютное кафе на тихой улочке и уселись за столик, стоящий на улице под огромной липой, которая скрывала его от дороги.
Тихо играла музыка – по-моему, джаз или блюз… Я в этом не разбираюсь. И было как-то спокойно на душе, совершенно спокойно… Удивительно и незнакомо спокойно…
Мы заказали чай и варенье. Варенья было такое разнообразие, что я удивилась: из роз, из зеленых орехов, из белой черешни, кизила, инжира…
Я и не знала, что такое бывает.
К варенью принесли теплые булочки, присыпанные сахарной пудрой – словно первый снег на детском помпоне.
Только сейчас я почувствовала, как голодна! И стала намазывать варенье на булочки. Было божественно вкусно! Чай пах корицей и медом, какими-то неизвестными мне травами и лимоном. И это было, пожалуй, самое вкусное из того, что я когда-нибудь ела.
Мы говорили о Москве. И он, тоже приезжий, рассказывал, как долго этот город не принимал его, отторгал, отбрасывал назад, надолго отбрасывал… Как пытался его переломать.
Рассказывал про кошмарные съемные углы – с крысами и клопами. Про пьющих соседей, про драки и поножовщину в рабочем районе, ничем не отличающемся от рабочего района любого провинциального города. «Мне даже казалось, – признался он, – что я не в Москве, а там, у себя, в маленьком рабочем поселке, недалеко от Ярославля».
Как страшно и дико пил отец и страдала мать. Как он мечтал вырваться оттуда – любыми способами, только чтобы не проживать подобную жизнь. Как уехал в Ярославль и поступил в институт, и мать гордилась им и считала его почти что богом. Рассказывал про свою жизнь в общежитии и бесконечном голоде – хлеб, маргарин, сладкий чай… А он мечтал о Москве, мечтал о новой, красивой и чистой жизни.
Я слушала Германа и видела себя. Мы были похожи, как сиамские близнецы! И это сближало нас и роднило.
Потом мы поймали машину, и он отвез меня домой. Обошлось безо всяких прикладываний к щечкам и ручкам. И это тоже было приятно и неожиданно. Впрочем, что это я о себе возомнила? Я давно не считала себя привлекательной женщиной. Я вообще не считала себя женщиной. Так, рабочая лошадь, ищущая удобное стойло…
Мы стали встречаться. Не часто – раз в неделю, не больше. Ходили в кино, съездили на ВДНХ. Гуляли по Арбату.
И снова – ни разу! – он не приобнял меня и не попытался поцеловать.
И я стала понемногу ему доверять…
Подумала: ну что ж… Значит, так. И очень неплохо! В конце концов, у меня появился здесь друг. Ну или приятель.
А однажды он пригласил меня в гости. Жил он на Шаболовке, снимал комнату у какого-то старого художника-вдовца.
Я согласилась. А что мне угрожало? К тому же хозяин наверняка находился дома. Дед, как я уже знала, был древний и почти неходячий.
Я поехала к нему в воскресенье.
Квартира была запущенной – это сразу бросилось в глаза – и очень темной. Огромный коридор, захламленный до невозможности, из которого на меня сразу пахнуло мужским одиноким бытом.
В конце коридора виднелась дверь в комнату. Хозяина не наблюдалось. Мы зашли в его комнату, и я удивилась: комната была большой, полукруглой, с эркерным окном во всю стену. На окне висели тяжелые бархатные гардины зеленого цвета.
Круглый стол посередине, на котором стояли чашки с блюдцами, два бокала и крупно нарезанный торт. Пара венских стульев дополняли композицию романтического ужина. Еще бутылка вина, лимон и коробка конфет.
В углу комнаты, у стены, стояла кровать, покрытая странным, на мой взгляд, пледом – ярко-красным, усеянным фиолетовыми розами. Такое турецкое или китайское барахло, которое обожают деревенские тетки. Бр-рр! Конечно, на вкус и цвет… Но все же… Чтоб у мужчины? Такое?..
У кровати, на полу, лежал синтетический коврик с рыжей лисичкой. Тоже как-то… смешно. На широком и мощном подоконнике громоздились книги по медицине и ни одного романа. В другом углу на деревянной этажерке стояли какие-то фотографии. Подойти ближе и рассмотреть мне было как-то неловко. Большой современный телевизор. На табуретке у кровати лежал ноутбук. Да! За дверью стоял холодильник – старый и пузатый «ЗИЛ». О таком мечтала когда-то баба Маня. Ох как мечтала…
Герман был взволнован и суетлив. Мы сели за стол, и он налил вина. Поднял бокал:
– Ну, за знакомство?
Я усмехнулась:
– Вот как? Сегодня и за знакомство? А мы не опоздали слегка… выпить за это?
Он чуть поморщился и мотнул головой:
– Нет, не опоздали! Именно сегодня будет у нас настоящее знакомство. Разве не так?
Я не испугалась. Хотя… После сказанного мне стало немножко не по себе. Что он имеет в виду? То, что мы станем любовниками? Тогда это пошло и глупо – так предвосхищать подобное событие. И кстати, любовницей его я становиться не собиралась. Вот тут он ошибся! В мои планы это никак не входило.
Но я только пожала плечами, и мы чокнулись. И в этот момент я пожалела, что пришла к нему. «Дура! – думала я. – Прийти в дом к холостому мужчине… На что ты рассчитывала? Только на дружбу? Искала приключений на свою?..»
Мы пили вино, слушали музыку и болтали о какой-то ерунде. Но неловкость висела в воздухе, как огромный воздушный шар, и мешала дышать.
