Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты
Поздно вечером я возвращался домой, предчувствуя, что меня ждет какая-то неожиданность. И не ошибся. Дверь в квартиру оказалась не запертой на ключ. Я решил, что Мария Кораль вернулась раньше обычного, и окликнул ее из передней. Никто не отозвался. В столовой горел свет, и я направился туда. Каково же было мое изумление, когда я увидел там Леппринсе. Он выглядел усталым, даже больным. На лице его залегли глубокие морщины, глаза ввалились.
— Входи, — сказал он.
— Вы ждете Марию Кораль?
Леппринсе горько улыбнулся и взглянул на меня с той иронией и нежностью, с какой посмотрел три года назад, когда я, будучи еще совсем юным, едва с ним познакомившись, спросил спьяну: «Сеньор Леппринсе, кто убил Пахарито де Сото?»
— Неужели ты считаешь меня настолько бестактным, Хавиер? — спросил он.
— В таком случае, чем я обязан вашему приходу?
— Ты прекрасно знаешь, раз я пришел к тебе, значит, у меня есть на то серьезная причина.
Я испугался самого страшного и изменился в лице. Заметив мое волнение, Леппринсе вялым жестом успокоил меня.
— Не пугайся, случилось совсем не то, что ты думаешь.
— А что именно?
— Мария Кораль сбежала.
Я молчал, растерянный, не зная, как мне реагировать — радоваться или огорчаться.
— И вы пришли сообщить мне об этом? — проговорил я, но слова мои прозвучали неискренне, а голос дрогнул, выдав мое беспокойство. Леппринсе и на сей раз выбрал точную мишень и бил без промаха.
— Что вам нужно от меня? — спросил я наконец.
Леппринсе достал из кармана серебряный портсигар а предложил сигарету незнакомой мне марки. Мы молча курили, пока он снова не заговорил:
— Ты должен найти ее и вернуть.
Он погасил сигарету, едва раскурив, скрестил пальцы и уткнулся взглядом в пол.
— И как же, по-вашему, я моту это сделать, если не знаю, куда она уехала?
— Зато я знаю.
— Тогда зачем вы обращаетесь ко мне?
— Сам я не могу.
— Почему же?
— Она сбежала с Максом.
Я опешил.
— Не может быть!
— Сейчас у нас нет времени для объяснений. Слушай меня внимательно.
Он взял с пола портфель, открыл его, достал оттуда револьвер, коробку с патронами и сложенный листок. Револьвер и коробку он положил на край стола, а листок развернул, тщательно разгладив ребром ладони.
— Принеси лампу, бумагу и карандаш.
Я пошел к себе в комнату и принес оттуда торшер, которым пользовался, читая по ночам. Было жарко. Леппринсе снял с себя пиджак, я последовал его примеру. Наши головы сблизились под лампой. Леппринсе ткнул пальцем в точку на карте.
— Здесь Барселона, видишь? С одной стороны от нее Валенсия, с другой — Франция. Мадрид в этом направлении, ясно? Погоди-ка, лучше я поверну карту. Или нет, встань рядом со мной.
VIII
Шум мотора вдруг стих, и голову мою заполнила пустота. Всю ночь он тарахтел у меня в ушах с той самой минуты, как я покинул Барселону и погнался за беглецами. По расчетам Леппринсе, я должен был настичь их этим же утром. Мария Кораль и Макс не имели собственных средств передвижения и, вынужденные отправиться в путь либо поездом, либо в кабриолете, либо в двуколке, никак не могли миновать Серверы. Я же в отличие от них ехал на машине, той самой машине, вождение которой в совершенстве освоил еще со времен наших весенних воскресных прогулок.
«При въезде в Серверу увидишь гостиницу из красного кирпича, названия которой я не помню. Макс не минует ее. Если они не успели туда приехать, подожди их».
Каким образом Леппринсе был известен маршрут в таких деталях? Несколько раз я задавал ему этот вопрос, но он только отмахивался от меня:
— Сейчас не время для объяснений, слушай и записывай.
Уже в какой раз я заглянул в свою записную книжку: остановиться в гостинице и ждать. Быть начеку.
Я сунул за пояс револьвер, который дал мне Леппринсе, стараясь по возможности скрыть под пиджаком, и направился к гостинице. Первые утренние лучи открывали передо мной громаду города, возвышающегося на утесе. Вокруг стояла тишина, безоблачное небо предвещало знойный день. Подойдя к зданию, я остановился и, прижавшись к стене, осторожно заглянул в запотевшее окно. Внутри виднелся большой зал с длинной стойкой в глубине. Стулья, перевернутые вверх ножками, были уложены штабелями поверх столов. За металлическим прилавком возился мужчина, по своей комплекции и движениям никак не походивший на Макса. Я толкнул дверь я вошел.
— Добрый день, сеньор. Я вижу, вы встали с утра пораньше, — приветствовал меня мужчина за стойкой.
— Вернее, не ложился со вчерашнего вечера, — ответил я.
Мужчина не прекращал своего занятия; он расставлял тарелочки и клал на каждую из них пиалу и ложку.
— Так что вам подать — ужин или завтрак?
— Какой-нибудь бутерброд и кофе с молоком.
— Придется подождать. Кофе еще не готов. Присаживайтесь, отдыхайте, у вас очень усталый вид, — предложил мне мужчина.
Я сел у окна. Отсюда хорошо просматривался весь зал, а через окно виднелась дорога, петлявшая среди фруктовых деревьев от горной цепи Монсеррат. То, что я пересек эти крутые отроги ночью, было для меня настоящим подвигом. Нервы мои напряглись до предела, и теперь, когда я дал им некоторое послабление, перед глазами у меня все приятно поплыло.
— Сеньор… сеньор! Вот ваши бутерброды и кофе.
Я вздрогнул со сна и инстинктивно схватился за револьвер. Мужчина поставил мне под нос чашку с дымящимся напитком. Я заснул прямо ничком на столе, положив голову на руки.
— Очень сожалею, что так напугал вас.
— Я спал?
— Наверное.
— И долго?
— Четверть часа, не больше. Почему бы вам не подняться в комнаты наверху и не поспать? Вы едва держитесь на ногах.
— Мне надо ехать дальше.
— Простите, что вмешиваюсь в ваши дела, но это неблагоразумно. Вы ведь на машине?
— Да.
— В таком состоянии нельзя садиться за руль.
Я отпил несколько глотков кофе с молоком. Горячий напиток немного взбодрил меня.
— Мне надо ехать.
Мужчина насмешливо взглянул на меня.
— Должен предупредить вас, что Макс и его девчонка уехали отсюда три часа тому назад.
— Как вы сказали?
— Макс и его девчонка, наверное, уже далеко отсюда. Вам предстоит долгий путь. Выспитесь и догоните их завтра.
Он повернулся ко мне спиной и, направляясь к прилавку, пробурчал:
— К чему такая спешка?
— Послушайте, откуда вам известно, что я ищу Макса и девчонку?
— Вы ведь посыльный сеньора Леппринсе, да?
— А вы кто?
— Я его друг. И незачем хвататься за револьвер, если бы я хотел причинить вам зло, я давно уже мог бы это сделать.
Он был прав. К тому же теперь не время было разгадывать тайны.
— Куда они направились?
— Как куда? Разве у вас не записан их маршрут?
— Записан.
— Тогда зачем спрашиваете? Кончайте завтрак, а я пойду приготовлю вам постель.
Глаза у меня слипались.
— Автомобиль… — пробормотал я.
— Я поставлю его на стоянку и заправлю бензином. Когда вы проснетесь, сможете сразу отправиться за ними в погоню. Ну как, согласны?
— Согласен… спасибо.
— Меня не за что благодарить. Мы оба служим одному хозяину. Когда вернетесь в Барселону, передайте, что я служу ему верой и правдой.
— Будьте спокойны, обязательно передам.
Едва волоча ноги, я поднялся на второй этаж, где находились комнаты для приезжих, и уснул таким крепким сном, каким не спал уже несколько месяцев. Меня разбудил все тот же мужчина. Я умылся, заплатил по счету и вышел на шоссе. Солнце клонилось к закату. Ослепительной чистоты машина стояла прямо напротив гостиницы. Я сел в нее, попрощался с человеком Леппринсе, включил мотор и тронулся в путь. Я ехал всю ночь и прибыл в Балагер в полдень.
«В Балагере на конечной остановке двуколок спросишь, где найти дядю Бурильяса».
Конечная остановка представляла собой открытую площадку, устланную, словно ковром, навозом, на краю которой возвышалось большое строение из необожженного кирпича. Туда я и направился. Солнце палило нещадно, и я, став легкой мишенью для этого полуденного стрелка, поспешил как можно скорее добраться до дома, который служил одновременно конторой, стойлом и залом ожидания для путников. Двери были заперты, и на них висела табличка: TANCAT[29]. Я услышал, как бьет копытами лошадь, и обошел здание вокруг. Кто-то подковывал першерона в конюшне. Снаружи стояла двуколка, привязанная цепью к толстому металлическому кольцу в стене. Я приблизился к кузнецу: коренастому, угрюмому старику, но он даже не удостоил меня взглядом. Я подождал, пока он закончит работу.
— Вы дядя Бурильяс?
