Виктор Пелевин - Чапаев и Пустота
Игнат задумчиво уперся руками в подбородок и замолчал, вслушиваясь в пение:
Ой, да подули ветры злы-ы-е
Да-а с восточной стороны-ы
И сорвали желту шапку
С моей буйной головы…
Я некоторое время ожидал комментария, но его не последовало. Тогда я сам решился нарушить молчание.
– Насчет ветров с востока я еще понять могу, – сказал я, – как говорится, ex orienta lux[4]. Но почему шапку-то срывает?
– А чтоб привязанностей не было.
– А почему шапка желтая?
– Так мы ж Гелугпа. Вот и шапки у нас желтые. Были бы Кармапа, так шапка была бы красная. А если бы были Бон-по, как на Дону, так она бы черная была. Но сущность за всем этим одна. Как голова пропадать будет, так какая ей тогда разница, какая на ней была шапка? А с другой стороны подойти – там, где воля начинается, никакие цвета уже ничего не значат.
– Да, – сказал я, – неплохо вас господин барон обучил. Только что же это за самое главное, что начинается, когда буйна голова пропадает?
Игнат тяжело вздохнул.
– Вот тут-то и фокус, – сказал он. – Господин барон об этом каждый вечер спрашивают. А сказать никто не может, хотя все и стараются. Ты хоть знаешь, что бывает, когда кто из ребят на такой вопрос отвечает?
– Откуда же мне знать, – сказал я.
– Господин барон его сразу же переводит в Особый Полк Тибетских Казаков. Это совсем особый род войск. Можно сказать, краса и слава всей Азиатской Конной Дивизии. Хотя, если подумать, не место такому полку в конной дивизии, потому что те, кто в нем служат, не на лошадях ездят, а на слонах.
Я подумал, что передо мной, скорей всего, один из тех вралей-самородков, которые не задумываясь сочинят историю любой степени неправдоподобия, но уснастят ее таким количеством реальных деталей, что хоть на секунду, но заставят в нее поверить.
– Как же со слона-то шашкой рубить? – спросил я. – Неудобно будет.
– Неудобно, так на то она и служба, – сказал с усмешкой Игнат и поднял на меня глаза. – Не веришь, барин? Ну и не верь. Я, пока на вопрос господина барона не ответил, тоже не верил. А сейчас уже и верить не надо, потому что знаю все.
– Так ты, значит, на этот вопрос ответил?
Игнат важно кивнул головой.
– Потому и хожу теперь, как человек, по полю. А не к огню жмусь.
– Что же ты сказал барону?
– А что я сказал, то тебе не поможет, – сказал Игнат. – Тут не изо рта надо отвечать. И не из головы.
Некоторое время мы молчали; Игнат, казалось, о чем-то задумался. Вдруг он поднял голову.
– А вон и господин барон идут. Так что пора нам с тобой попрощаться.
Я оглянулся и увидел высокую худую фигуру барона. Он приближался к месту, где сидели мы с Игнатом. Игнат встал; я на всякий случай последовал его примеру.
– Ну что, – спросил барон Игната, подойдя, – готов?
– Так точно, – ответил Игнат, – готов.
Барон сунул два пальца в рот и совершенно по-бандитски свистнул. После этого случилось нечто абсолютно неожиданное и невообразимое.
Из-за узкой полосы невысоких кустов, поднимавшейся за нашими спинами, неожиданно вышел огромный белый слон. Он появился именно из-за кустов, хотя по высоте был раз в десять их выше, и я совершенно не в силах объяснить, как это произошло. Не то чтобы он был маленьким в тот момент, когда появился, а потом, приближаясь к нам, вырос в размерах в несколько раз. И не то чтобы он вышел из-за какой-то невидимой стены, совпадавшей по своему расположению с этими кустами. Выходя из-за кустов, слон уже был неправдоподобно огромным, и вместе с тем он вышел именно из-за крохотной полоски кустов, за которой вряд ли могла бы спрятаться и овца.
Со мной повторилось то же самое, что и несколько минут назад, – мне показалось, что вот-вот я пойму что-то очень важное, что вот-вот станут видны спрятанные за покровом реальности рычаги и тяги, которые приводят в движение все вокруг. Но это чувство прошло, а огромный белый слон остался перед нами.
У него было шесть бивней – по три с каждой стороны. Я решил, что галлюцинирую, но потом сообразил, что если то, что я вижу – галлюцинация, то вряд ли она сильно отличается по своей природе от всего остального.
Игнат подошел к слону и бойко вскарабкался на него по расположенным друг под другом бивням, которые образовывали некое подобие лестницы. Вел он себя так, словно всю жизнь перед этим только и делал, что объезжал белых слонов с шестью бивнями на пригрезившихся кому-то плоскогорьях, – повернувшись к костру, где молча сидели фигурки в хаки и желтых шапках, он помахал им рукой, повернулся и ударил слона пятками. Слон двинулся вперед, сделал несколько шагов, а затем я увидел ослепительную вспышку света, в которой он исчез. Вспышка была такой яркой, что почти с минуту я не видел вообще ничего, кроме ее желто-фиолетового отпечатка на сетчатке моих глаз.
– Забыл предупредить, что будет вспышка, – сказал Юнгерн. – Это вообще-то вредно для зрения. У нас в Азиатской Конной Дивизии в таких случаях было принято защищать глаза повязкой из черной материи.
– А что, такие случаи часто бывали?
– Раньше да, – сказал барон. – Бывало, что и по нескольку раз в день. При такой частоте вообще ослепнуть можно. Это сейчас народ как-то измельчал. Ну что, прошло? Видите?
Я уже стал различать окружающие предметы.
– Вижу, – сказал я.
– Хотите, покажу вам, как это бывало когда-то?
– А как вы собираетесь это сделать?
Вместо ответа барон вытащил из ножен шашку.
– Смотрите на лезвие, – сказал он.
Я поглядел на лезвие и, как на киноэкране, увидел на ярко-белой полосе стали подвижное изображение. Это был песчаный бархан, на котором стояла группа офицеров. Их было около десяти человек; на некоторых была обыкновенная военная форма, а двое или трое были в папахах и маскировочных казачьих балахонах с чем-то вроде патронташей на месте нагрудных карманов. Все они были в черных повязках поверх глаз, и их головы были повернуты в одном направлении. Я вдруг узнал среди стоящих на холме Чапаева – несмотря на повязку, которая скрывала его глаза. Он казался намного моложе, и на его висках не было седины. Одной рукой он прижимал к повязке на глазах небольшой полевой бинокль, а другой похлопывал себя стеком по сапогу. Мне показалось, что человек в казачьей форме недалеко от Чапаева – барон Юнгерн, но я не успел его разглядеть, потому что лезвие повернулось и стоящие на холме исчезли. Теперь я видел бесконечную гладь пустыни. Вдали, выделяясь на фоне яркого неба, двигались два силуэта. Приглядевшись, я сумел различить контуры двух слонов. Они были слишком далеко, чтобы можно было разглядеть всадников, которые казались просто крошечными выступами на их спинах. Вдруг горизонт залило нестерпимо ярким светом, а когда он угас, остался только один слон. На холме зааплодировали. И сразу же я увидел вторую вспышку.
