Виктор Ерофеев - Русская красавица
- Люди действительно живут так, будто Его нет, но они потому и живут, что Он есть.
- Ишь ты как бойко рассуждаешь! - удивился Леонардик.
- А ты думал! - польщенно улыбнулась я.
- Тем не менее... - тускло произнес Леонардик. - Что ни возьми... Даже гордость по поводу удачного рассуждения зачастую перевешивает ценность самого рассуждения. Это входит в состав культуры той самой неизбежной примесью, что никогда не допустит ее высокой истинности... Проклятая тяжесть! - опять вздохнул он.
- Неужели от нас ничего не останется?
- Здесь - кости, там - смутная память о прежних воплощениях... Целая колода воплощений. Дурная, в сущности, игра. Мы только маска витального сгустка, но пока мы любим...
- Какой-то он неблагостный, этот твой бог! - поежилась я. - Может быть, ты его неправильно чувствуешь? Может быть, это и есть Твое наказание?
Он побледнел, хотя вовсе не был розовощекий.
- Может быть... - пробормотал он.
- И ты еще зовешь меня к себе! - возмутилась я. - Что же ты можешь мне предложить, кроме этой тоски и холода?
- Любовь отогреет нас обоих. Художник и героиня. Дар и воля. Мы должны слиться!..
Я уже немного освоилась с ним разговаривать, потому что разговор был интересный и касался разных предметов, и смотрела на него с любопытством, я много о них слышала, всегда боялась, мимо кладбища ночью идти не могла без дрожи, потому что с раннего детства чувствовала, что здесь что-то не так, что есть что-то такое, что заставляет бояться, даже если я и не собиралась бояться, но иду мимо кладбища и думаю, что не буду бояться, но начинаю непроизвольно, стало быть, здесь нечисто, не потому боялась, что самой туда страшно, под землю, это другой страх, а что они окликнут меня, то есть, может быть, я их влекла к себе больше, чем другие, хотя другие тоже жаловались, а я не из пугливых, и потом он сидел вполне скромный, в серых фланелевых брюках и черном клубном пиджаке с серебряными пуговицами, только очень грустный, и говорил очень грустные вещи, а мне хотелось, чтобы он меня утешил добрым словом, потому что я и так больна и у меня тяжелый период жизни, а он вместо того навел пущую грусть, но наконец мы были с ним квиты, то есть он меня простил, и я украдкой перевела дух, то есть я подумала, что он за этим и пришел, чтобы мне сказать, что не в обиде на меня, хотя я, конечно, его не убивала, но так могло ему показаться, потому что я там присутствовала, когда он умер, но как только он увидел, что я поменьше стала его бояться, то, надо сказать, сделался более развязным, и это меня насторожило.
- Ирочка... - сказал он. - Называю тебя по инерции Ирочкой, хотя это имя тебе не очень идет...
- Какое же мне идет?
- То, с которым ты по полю бежала, выворачивая мне душу наизнанку.
- Я не для тебя бежала.
- Знаю. Потому и выворачивала.
- И ты хотел бы кросс в свою честь?
- Ты когда-нибудь любила меня?
- Я любила тебя, - убежденно ответила я.
- А теперь?
- Что делать, если ты умер...
- А я с новой силой тебя полюбил... Я только и думаю о тебе... Я так истосковался, что все время рвался к тебе, но я боялся тебя испугать, но когда ты побежала по полю, я подумал, что ты бесстрашная, и позволил себе...
- Да, - вздохнула я. - Лучше бы я не бегала!
- Как ты красиво бежала!.. Я больше не могу без тебя!
- Страсти какие! - несмело хихикнула я. - Влюбленный призрак!
- Ирочка... Разве ты не видишь? Я изнываю, я хочу тебя!
- Ну, вот! - огорчилась я. - Вели философский разговор, о метафизике и прочих вещах, и что? Все кончается пошло и банально.
Он закусил губу.
- Ну, если это сильнее меня! - вскричал он. - Ирочка! Заклинаю тебя нашей земной любовью: отдайся мне!.. Ну, хотя бы разочек...
Я просто охуела. Я говорю:
- Ты с ума спятил? Кому я буду отдаваться? Ведь тебя даже, по совести сказать, нет. Так, одна фикция...
Он возражает, полный дрожи в голосе:
- У меня серьезные намерения. Я готов жениться. Ты - моя! Я не понимал этого раньше, но теперь это ясно как день. Пока не наслажусь тобой, пока не утолю свою страсть, я буду маяться и слоняться никчемной фигурой страдания. Ну, пожалуйста...
Я говорю:
- Очень интересно. Как ты себе это представляешь? Я, извини, этими штуками не занимаюсь. Это что? Это, кажется, некрофилией называется, да? Я с трупами не сплю!
А он говорит:
- А я не труп!
- Ну, все равно! Ты - не живой, не настоящий!
- Да я, - обижается, - в некотором роде более настоящий, чем ты!
- Вот, - говорю, - и возвращайся туда, к более настоящим, и делай с ними, что хочешь, а меня не трожь!
- Значит, так? На поле ты могла подставляться, а мне, твоему кавалеру и жертве, отказываешь?
- Послушай! Не приставай ко мне! Нет, это ж надо такое! Ты хочешь, чтобы я умерла от разрыва сердца?!
- Я буду нежный... - прошептал Леонардик.
- Срать я хотела на твою нежность!
Все мое спокойствие испарилось. Я жутко разволновалась. Что делать? Заорать? Но ощущаю во внутренностях предательское безволие. Знаю: лучше не сопротивляться. Так напугает, что и в самом деле помру. Не перевести ли лучше в сферу добровольно-принудительного согласия? По опыту знаю, но при чем тут опыт? Ксюша, милая, ты представляешь себе? Такого у меня еще не бывало!
А он, паскуда, смотрит на меня и, конечно, мысли мои, как с листа бумаги, читает. Ты, говорит, все равно никуда не денешься, все равно - моя.
И встает с диванчика в возбужденном и трепетном состоянии.
Я говорю:
- Ты о Боге подумай!
А он молча бредет на меня.
- Ты брось... Такие заходы... Остановись! Стой!
А он приближается. Я схватила с тумбочки стакан и в него - хуяк! - прямо в голову и не поняла, что произошло, но угодила в зеркало. Бац! Зеркало вдребезги. Дыра-звезда. Тут я совсем оробела.
- Я, - говорю, - из-за тебя зеркало разбила! А он опять за свое:
- Ты на поле кому собиралась дать? Не боялась? А здесь боишься?
- Так на поле, - я чуть не плачу, - я за святое дело бегала, а тут что? Какая-то твоя посмертная похоть...
- Дура! Я женюсь на тебе!
- И что дальше?
- Будем не расставаться!
- Не подходи ближе! Не подходи!
А он сел на край кровати, в ногах, и говорит:
- Неужели ты думаешь, что тебе со мной плохо будет?
- Знаешь что!.. Философия твоя вся гнилая: ты потому такой пессимизм развел, чтобы мне от тоски в любые, даже ТВОИ объятья броситься, как в петлю! Я теперь понимаю...
- Неправда... Хочу тебя... - бредит.
- Ладно-ладно! Не ты один!
- Мы с тобой неразделимое целое, Жанна!
- Что? Какая Жанна? Вздор! Теперь я Жанна и еще невесть кто, а как трахнешь меня - опять за говно держать будешь! Знаю! Нетушки!
