Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
Ко мне пришел человек, чью собаку я застрелил.
- Ты убил Батча,- сказал он.
- Батч? Это который из них Батч?
- Одно ухо коричневое, другое белое,- сказал он.- Очень дружелюбный.
- Послушайте, мистер,- сказал я.- Я перестрелял шесть тысяч собак, так неужели вы думаете, что я помню какого-то Батча?
- Батч это все, что было у нас с Нэнси,- сказал он.- У нас нет детей.
- Могу вам только посочувствовать,- сказал я,- Но не забывайте, что весь этот город принадлежит мне.
- Знаю,- сказал он.
- Я единственный его владелец и сам устанавливаю все правила.
- Слышал я такое, слышал,- сказал он.
- Мне жаль насчет Батча, но он попал под большую кампанию. Вы должны были держать его на поводке.
- Тут я не спорю,- сказал он.
- Вы должны были держать его в доме.
- Но должно же бедное животное выходить иногда наружу.
- И пакостить на улицах?
- Да,- сказал он,- это, конечно, проблема. Собственно говоря, я просто хотел сказать тебе, что я чувствую.
- Вы мне этого так и не сказали,- сказал я.- И что же вы чувствуете?
- Я чувствую огромное желание расшибить тебе башку,- сказал бывший хозяин покойного Батча и показал мне обрезок водопроводной трубы, принесенный им для означенной цели.
- Поступив подобным образом,-заметил я,-вы схлопочете себе на задницу уйму приключений.
- Да, я понимаю.
- Вы почувствуете себя малость получше, но не стоит забывать, что мне принадлежат и тюрьма, и судья, и пол-люция и местное отделение Американского союза гражданских свобод. Полностью, с потрохами. Вы шарахнете меня по черепу, а я вас - по хабеас корпусу.
- Ты не посмеешь.
- Мне случалось делать и похуже.
- Ты,- сказал он,- черствый, злокозненный человек. В том-то все и дело. Ты будешь жариться в аду, гореть в геенне огненной, и не будет тебе ни милости, ни снисхождения, ни хоть легкого сквозняка, ниоткуда.
Он ушел, вполне удовлетворенный таким объяснением. Я был вполне удовлетворен удачным разрешением нашего конфликта, лучше уж быть в чьем-то там представлении черствым, злокозненным человеком, чем сводить близкое знакомство со ржавым обрезком трубы, к тому же я все еще оставался в выигрыше (шесть тысяч собак - это вам не кот начхал). В общем, я был полным хозяином этого маленького, очень миленького города и не мог придумать никаких новых нововведений, вернее сказать, любое нововведение, приходившее мне на ум, неизбежно поставило бы меня в один ряд с покойным губернатором Луизианы Хью П. Лонгом. Дело в том, что я влюбился в жену Сэма Хона. Как-то я забрел в эту лавку на Тремонт-стрит, где продают всякую восточную ерунду: бумажные фонарики, дешевый фарфор, бамбуковые птичьи клетки, плетеные скамеечки для ног и т.д. и т.п. Она была ниже меня, и я, помню, подумал, что никогда еще не встречал в женском лице столько доброты. Просто что-то невероятное, лучшее лицо, какое я видел.
- Я не могу,- сказала она,- потому что я замужем за Сэмом.
- За Сэмом?
Она указала на кассу, за которой сидел молодой, интеллигентного вида китаец, сидел, всем своим интеллигентным видом показывая, что в гробу он видел таких клиентов.
- Ужасная новость,- вздохнул я,- Скажи мне, любишь ли ты меня?
- Чуть-чуть,- сказала она,- но Сэм мудрый и добрый, и мы с ним имеем одного с третью очаровательного ребенка.
Она ничуть не выглядела беременной, однако я все равно ее поздравил, а затем вышел на улицу, нашел копа и велел ему купить порцию Полковник-Сандерсовского Кентуккского Жареного Цыпленка, экстра-хрусткого. Я поступил так из чистой вредности. Коп покорно пошел выполнять унизительное поручение, а что ему было делать? Я думал:
Я имею городок
Очень маленький
Жутко миленький
Не могу оказать людям помощи
Зато могу причинять им боль
Стрелять ихних собак
Поганить им жизнь
Проявлять воображение
Сажать деревья
Лучше оставить их в покое?
Кто это решает?
Жена Сэма оказалась женой Сэма Желать ее нехорошо.
Так что я съел Полковник-Сандерсовского Кентуккского Жареного Цыпленка, экстра-хрусткого, и продал Галвестон, штат Техас, одной из финансовых групп. В итоге я крупно подзалетел, но зато усвоил важный урок: не бери на себя роль Бога. Есть много людей, знавших это давным-давно, но я же никогда не сомневался, что есть много людей, которые и умнее меня, и соображают быстрее, а к тому же - имеют в союзниках Божественную благодать и статистическую вероятность. Не знаю, может, я испортил все избытком воображения, хотя и старался изо всех сил, чтобы такого не случилось. Я почти ничего не сделал, я проявлял предельную сдержанность. Бог делает куда худшие вещи, ежедневно, в любой самой маленькой семье, чем сделал я в масштабах целого города. У него гораздо больше воображения. К примеру, я все еще желаю жену Сэма Хона. Это чистая пытка. Все еще желаю жену Сэма Хона и боюсь, что это навсегда. Это вроде как если у тебя вырывают зуб. Целый год подряд. Один и тот же. Такой вот образчик Его воображения. Мощь и сила.
Ну, и что же дальше? А дальше я взял вторую половину своего состояния, переехал в Галена-парк, штат Техас, и зажил там припеваючи, тихо и незаметно, и когда мне предложили баллотироваться в попечительский совет местной школы, я сказал: спасибо, но у меня нет детей.
СЕРЖАНТ
Дневальный взглянул на бумагу и сказал: «Да нет, тут все в порядке. Неси ее в комнату 400». Я сказал: «Да ты послушай».
Дневальный взглянул на меня: «Я сказал, комната 400». Я сказал что-то про адвоката.
Дневальный поднялся на ноги. «Ты знаешь, что это такое?»- спросил он, указывая на торчавшего в холле Эм-Пи.
Я сказал: «Да», я еще не забыл. - О'кей. Комната 400. Возьми это с собой.
Он отдал мне бумагу.
Я подумал: «Да должны же они разобраться, раньше или позже». И: «Врач обязательно им скажет».
Врач сказал: «Ну, привет, юный воин».
*
[60] *
Другой сержант вскинул на меня глаза.
- Чего-то быстро ты дослужился до сержанта.
- Я всегда был сержантом,- сказал я,- В тот, прошлый, раз я тоже был сержантом.
- Меня произвели раньше,- сказал он,- так что я для тебя старший по званию.
Я сказал: «Нет, если учесть, что первоначально меня произвели где-то в пятьдесят третьем».
- Пятьдесят третий? - удивился он,- Это какая ж была война?
Я сказал, что с корейцами.
- Слышал я про такую,- сказал он,- слышал. Но у тебя большой перерыв.
Я сказал, что да, большой.
- А тут у нас,- сказал он,- сплошные ново-мать их- бранцы. Они не шибко-то любят армию.
- Я-то думал, что все они добровольцы,- сказал я.
- Их загнала в добровольцы экономическая свистопляска,- сказал он,- Ребята прослышали, что орел какает раз в месяц, как по часам*.
Я промолчал. Его фамилия была Томголд.
- Они начнут закатывать учебные гранаты под твою койку, как только мы научим их выдергивать чеку,- сказал он.
Я сказал, что ничего такого со мной не будет, потому что я и вообще здесь случайно, что все это ошибка, что я свое давно отслужил, что скорее всего документы на мое увольнение поступят со дня на день.
- Да и то сказать,- сказал он,- видок у тебя не то
чтобы слишком юный. Ты как, трахаться-то еще можешь?
* * *
Я вошел в казарму и включил свет.
- Вольно, ребята, не вскакивайте,- сказал я.
Множественное число оказалось излишним, в казарме был всего один человек. Он скинул ноги с койки и сел, щурясь на лампочку.
- О'кей, солдат, подъем.
- А сколько времени, сардж?
- Уже пять сорок пять, солдат; одевайся и следуй за мной. Где все остальные?
- Вероятно, не вернулись еще из города, сардж.
- У них что, круглосуточные пропуска?
- Пропуска, это обязательно, как же без этого, сардж. Уйма пропусков. Гляди, у меня ведь тоже есть пропуск.
Он показал мне какую-то бумажку.
- А что, сардж, хочешь, я и тебе выпишу пропуск?
Я сказал, что я вообще здесь случайно, что я давно
свое отслужил, что все это ошибка.
- Так ты что, сержант, хочешь, чтобы я сварганил тебе документы на увольнение? За такое дело придется платить.
Я сказал, если командир части узнает про такие делишки, тебя засадят в тюрьму.
- А хочешь, сержант, я устрою тебе какой-нибудь приказ? Как ты насчет непыльной командировки на Гавайи?
Я сказал, что не хочу ни во что такое ввязываться.
- Если уж ты ввязался в это,- сказал он,- надо ввязываться и в то. Ты не мог бы потушить свет, когда будешь выходить?
* * *
Старшим инспектором оказался полковник ВВС со значком парашютиста и генеральской портупеей. Он сказал: «Понимаете, сержант, я знаю только то, что вот здесь, на этой бумаге».
- Да, сэр,- сказал я,- но не могли бы вы запросить центральный архив?
- Они пришлют мне точно такую же бумагу, как эта.
