Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...
Клод ждал меня на пороге, и по его лицу все было ясно.
— Серена? — спросила я.
— Сегодня ночью, — ответил он. Глаза его были полны слез.
— Нет! — страшно закричала я, ворвалась в дом и помчалась вверх по лестнице.
Влетела в ее комнату.
Она мирно лежала в своей кровати, и мне на мгновение показалось, что я неправильно поняла Клода, что сейчас она откроет глаза и приветствует меня ласковой улыбкой.
Но ее веки не шевельнулась.
Я медленно подошла к кровати и склонилась над ней.
— Серена… — шепнула я.
— Она ушла тихо, не мучилась.
Я не заметила мсье Лучиани, который сидел с другой стороны кровати и держал дочь за руку.
Глаза его покраснели от слез. Да и вообще на нем лица не было.
— Я вошел к ней с утра. Она уже была бездыханна, но улыбалась, как во сне. Она понимала, что все произойдет сегодня ночью, — произнес он тусклым, измученным голосом.
И показал на экран компьютера.
Мой путь закончен. Люблю всех вас. Спасибо.
Я села рядом с ней, погладила ее по волосам.
— Не надо нам было устраивать этот день рождения, и вообще…
— Ни о чем не жалейте. Она ушла легко, светло и радостно. Я вам за это бесконечно благодарен, Лиор.
— Но, может быть, если бы ей не пришлось предпринять все эти усилия…
— Нет, она уже знала, что все кончено. Она держалась, цеплялась за жизнь, чтобы осуществить до конца свой замысел…
— Какой замысел? — спросила я.
Он не ответил.
Мы некоторое время молчали, глядя на ее лицо.
— Она вчера не захотела, чтобы я смывала ее макияж, — всхлипнула я.
— Очевидно, потому, что она решила уйти сегодня ночью. Я уверен, что она сама выбрала час своей кончины.
Я знала, что этот день когда-нибудь наступит. Я боялась его и при этом постоянно была наготове. Не первый раз умирали пациенты, с которыми я работала. Но тогда я была не более чем сиделкой, медсестрой; пусть я более обычного вкладывала душу в наши отношения, но сама логика профессии как бы предохраняла меня от душевных мук. И как правило, привязанность, которую я питала к больным, ограничивалась редкими часами, которые мне удавалось им посвятить.
А Серена стала моей подругой.
Я проводила возле нее по восемь часов в день, я поверяла ей все, что происходило в моей жизни, у нас были одни взгляды и вкусы, мы делились горем и радостью. Парадоксально, но мне казалось, что это она оберегает меня и ведет по жизни. Я так привязалась к ней, что, в конце концов, поддалась самообману, как это часто бывает с родственниками умирающих: возможно, произойдет чудо или ученые совершат открытие…
Я вышла из комнаты, села на ступеньку. В душе бушевала буря чувств и переживаний, и не было сил ей сопротивляться.
В этот самый момент позвонил Иона.
Мы вышли с кладбища. Иона держал меня за руку. Я чувствовала его силу и уверенность, его желание поддержать меня. Мы еще не обсуждали с ним нашу разлуку, его роман, вообще ничего не говорили о наших отношениях. Но мы уже были вместе.
Я плакала на его плече, я искала его успокаивающего взгляда.
Эльза, Иона и я сели в машину Клода, чтобы отправиться на виллу «Венеция» на поминки.
Когда мы подъехали к дому, Иона вдруг побледнел и как-то внутренне напрягся.
— Что с тобой? — спросила я.
ИОНАСперва этот особняк поразил меня своей красотой. Гости и прохожие, должно быть, испытывают невольное уважение, открывая для себя это величественное строение в самом центре Парижа. Я машинально поднял голову, чтобы узнать название улицы. И когда прочитал, мне отчего-то стало не по себе. Где я раньше видел это название? Вдруг я вспомнил — и вздрогнул. Проверил номер дома…
Никаких сомнений быть не могло.
Это был адрес моего таинственного покровителя.
Лиор, заметив, что со мной что-то не то, спросила, в чем дело.
Я тогда рассказал ей о деньгах, поступивших на мой счет, о моих попытках понять, что за этим стоит, о расследовании, которое провел Жош.
Она с недоверием выслушала мою историю:
— Не понимаю, в чем дело. Это невозможно. До сегодняшнего дня мсье Лучиани был с тобой незнаком.
— Думаю, он должен нам кое-что объяснить.
ЛИОРЯ искала мсье Лучиани среди гостей, но его не было.
Я взяла Иону за руку и повела его наверх. Дверь кабинета была открыта, и мы вошли. Там тоже никого не было.
Иона прошелся по кабинету, оглядывая обстановку. Затем остановился, что-то заметив, подошел к книжной полке, схватил книгу. Это был его первый роман.
Он открыл первую страницу, задумался на мгновение, а потом протянул мне книгу.
Я прочитала посвящение и обомлела:
«Донателле. Мне дороги те слова, что нашептало ваше молчание. Моменты, проведенные рядом с вами, незабываемы. Спасибо!»
— Что это значит? — удивилась я.
— Что мсье Лучиани меня знает, — сказал он, продолжая осматривать кабинет.
— Но кто такая эта Донателла?
Он заметил на столе фотографию, подошел поближе, взял в руки.
— Это она.
С фотографии смотрела улыбающаяся Серена в объятиях отца.
— Да нет же, это Серена.
— Я совершенно уверен. Когда я с ней познакомился, она сказала мне, что ее зовут Донателла.
Я не знала, что ответить.
— Да, это ее первое имя, — раздался голос от двери кабинета.
В дверном проеме стоял мсье Лучиани. Он смотрел на нас грустно и смиренно, почти что боязливо. В нем трудно узнать было того властного, сильного человека, которого я привыкла видеть.
— Мою дочь звали Донателлой, пока болезнь не настигла ее, — сдавленным голосом сказал он.
— Я не понимаю, — ответила я.
— В нашей семье, по давней традиции, когда кто-нибудь серьезно заболевает, мы даем ему другое имя, чтобы обмануть судьбу, дьявола, смерть. Это может показаться странным, но, когда разражается беда и уничтожает все базовые ценности вашей жизни, вы уже готовы действовать вопреки всякой логике, довериться любым колдовским ритуалам, поверить во что угодно, лишь бы оставалась хоть капелька надежды.
Мы молчали, ожидая подробностей.
Он медленно подошел к своему рабочему столу, сел.
— Она совершенно случайно наткнулась на вашу книгу, полюбила ее всей душой, — сказал он Ионе. — Она написала вам, чтобы попросить автограф. Вы встретились с ней. Она была в восторге. Решила, что влюблена в вас, но вскоре поняла, что это всего лишь восхищение. А вскоре она заболела. Она прочла вторую книгу, стала ждать третью, но ее не последовало.
— Но зачем вы отправляли мне эти деньги? — спросил Иона.
— Несколько месяцев назад Серена сказала мне, что волнуется за вас. Она не понимала, почему вы перестали писать, думала, с вами что-то случилось. Я попросил специальное агентство провести расследование. Выяснил, что вы работаете в книжном магазине, сказал об этом Серене. Эта новость ее поразила: вы устроились в книжный, в который она любила ходить. Она сказала мне, что видит в этом знак, но не сказала какой. Я тогда попросил их получить более подробные сведения, выяснил, что у вас есть долги, и решил помочь вам, думая, что именно ваши денежные затруднения виной тому, что вы не пишете. Новая книга сделала бы ее такой счастливой… Я был готов на все, лишь бы она была счастлива. Я сделал это по собственной инициативе, не обсудив с Сереной. Я знал, что ей не понравится, что я так вмешиваюсь в вашу жизнь.
— Но почему вы присылали эти деньги анонимно? — спросил Иона.
— Я не хотел, чтобы вы установили с ней отношения. Вы бы начали общаться и узнали бы о моих действиях. К тому же ей не хотелось бы, чтобы вы ее видели в таком состоянии. Я надеялся, что вы окажетесь достаточно жадным или просто находитесь в безвыходном положении, чтобы не задавать лишних вопросов. Или хотя бы достаточно наивным для того, чтобы счесть это даром поклонника. Собственно, это так и было. Серена восхищалась, а я оплачивал. Нечто вроде меценатства, как я и сказал вам по телефону. Это моя беда, я всегда считаю, что деньги находятся в центре всех мотиваций.
— Но я же отказался от этих денег, — заметил Иона, — и тем не менее вы продолжали настаивать.
— Да. Сначала я даже не понял, что вы отказались. Я решил, вы просто подумали, что речь идет об ошибке. Тогда я послал вам перевод. И вы мне его вернули. Тогда я оплатил вашу квартиру. И вы были очень недовольны. Я тогда вбил себе в голову, что мне надо вас убедить, но вы не захотели меня слушать.
Я была поражена. До меня дошла часть истории, о которой я не подозревала, и я пыталась понять чувство, которое у меня вызывают эти события. Понимание? Сочувствие? Уважение? Гнев? Похоже, я все это испытывала одновременно.
— А я-то тут при чем? Какова моя роль во всей этой истории? — спросила я. — Может, вы мной тоже манипулировали, чтобы…
— Чтобы заставить Иону влюбиться в тебя и вновь заняться писательством? Нет. Слишком много власти вы мне приписываете. Эта сторона дела прошла мимо меня. Это уже была забота Серены.
