Себастьян Фолкс - И пели птицы...
Избегнув смерти, Стивен перестал бояться чего бы то ни было. Существование, которое он вел наряду с другими солдатами, было слишком странным, слишком далеким от всего, что считалось естественным, выбирать в нем приходилось лишь между жизнью и насильственной смертью; градации более тонкие — любовь, принятие решений, доброта — представлялись излишними. В этой скудной действительности, составлявшей их с Уиром бытие, Стивен отдавал бесспорное предпочтение телу вдовой фермерши, оплаченному деньгами, полученными за убийства, нежели телу Уилкинсона с рассеченной снарядом головой, из которой ему на плечо вываливался низведенный до клеточного состояния мозг с сочившимися сквозь мембраны воспоминаниями и надеждами.
Стивен вытянул ноги — каблуки оставили бороздки на утрамбованном земляном полу. Он почти прикончил бутылку вина, изгнавшего из него последние остатки осторожности, последние воспоминания о полном фальши укладе и правилах поведения мирного времени. Он чувствовал себя постаревшим, усталым, но очень спокойным.
Старуха заснула. Стивен, тихо ступая, прошел в угол комнаты, достал из буфета вторую бутылку, наполнил стакан и сел дожидаться дальше в тусклом свете.
Уир возвратился дрожащим и бледным. Черные круги под его глазами различались даже в сумраке прихожей. Стивен уставился на него вопрошающим взглядом. Уир потряс головой:
— Идите вы.
— Нет, спасибо. Это ваша экспедиция. Меня та женщина не интересует.
— Она ждет вас. Идите, повидайтесь с ней, сукин вы сын. Вы все начали. Вам и заканчивать.
Взволнован он был сильнее, чем под артиллерийским обстрелом.
Стивена вдруг охватил страх.
— Что вы сделали? — спросил он. — Что вы там натворили, идиот бесноватый?
Уир тяжело опустился на стул, закрыл ладонями лицо.
Когда Стивен проскакивал в дверь, голову его уже переполняли жуткие картины. От двери расходились четыре коридора. Он покричал.
Темно здесь было так, что он едва видел, куда ступает. Он пошарил по стене, открыл какую-то дверь. За ней всполошенно закудахтали куры. Стивен, содрогнувшись, захлопнул ее. Он побежал по второму коридору, рывками открывая двери и облегченно закрывая их, поскольку никаких ужасов за ними не обнаруживалось. Отчаяние гнало Стивена дальше.
Внезапно у него за спиной раздался женский голос:
— Месье?
Голос принадлежал молодой женщине с большими ласковыми глазами и завязанными на затылке красной лентой волосами. Стивен замер, онемев.
— Что вам нужно?
— Я ищу… вашу мать.
— Пойдемте.
Женщина взяла его за руку. Они вошли в комнату с красной лампой и расписанными на восточный манер ширмами. Деревянный наличник на двери формой напоминал минарет. Пол был таким же, как в прихожей, земляным. Терзаемый страхом Стивен озирался по сторонам. Молодая женщина провела его за ширму — к двуспальной кровати под самодельным балдахином из лилового шелка. С полдюжины свечей стояли на полу и одна на подоконнике.
— Не волнуйтесь. Все хорошо. Давайте деньги.
Последняя фраза отчасти вернула его в нормальный мир.
— Все в порядке. Я не хочу… Я просто хотел убедиться, что все в порядке.
Из-за ширмы донесся смех — смеялась та самая немолодая женщина, с которой ушел Уир.
— В порядке. Дальше некуда.
Она обошла ширму и встала рядом со Стивеном.
— Странный у вас друг. Я взяла его вот так, — она сжала рукой пах Стивена, — а он отпрыгнул.
Женщина засмеялась:
— У него эта штука длинная, мягкая, я дотронулась до нее, и он заплакал.
Она была старше, чем думал Стивен. В свете свечей он разглядел ее лучше, чем в передней комнате. Женщина села на кровать, подтянула юбку к животу, затем легла и раздвинула ноги. Никогда еще не доводилось Стивену видеть голой женщину ее лет. Она окунула пальцы в чашку с обеззараживающим раствором, провела ими по рытвине между ногами, по жестким волоскам и алой плоти, разделившейся от привычного прикосновения.
Стивен начал отступать от нее, совсем как Уир. Но тут же рассмеялся. Потянулся к молодой женщине, взял ее за руку.
— Вы, мадемуазель, — да. Иначе ничего.
Пожилая встала с кровати, одернула юбку, подступила к нему. Стивен почувствовал, как рука ее ложится на передок его брюк. Пальцы женщины скользнули внутрь, вытянули то, что ей требовалось, — так мясник достает из лотка кусок мяса и кладет его на разделочную доску. Стивен почувствовал, как губы женщины смыкаются на нем, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отпрянуть от ее слюнявых уст. Он поднял взгляд и увидел, что молодая женщина раздевается. Она выступила из нижней юбки, свечи озарили белые округлости ее ягодиц, и Стивен почувствовал, как оно зашевелилось во рту ее матери.
Та встала, улыбнулась, держа в ладони его отвердевавшую плоть.
— Англичанин, — сказала она и ушла за ширму.
Стивену и в голову не приходило, как нелепо он, наверное, выглядит. Кожа его грозила порваться, растянутая почти до прозрачности накачиваемой под нею кровью.
Девушка улыбнулась ему с кровати. Грудь у нее была маленькая, округлая. Она сидела, вытянув перед собой ноги и сложив руки на животе. Простыня на постели отсутствовала.
— Разденьтесь, — сказала девушка.
Он немо подчинился. И теперь стоял перед нею голым. Девушка была терпелива, — привыкла, наверное, иметь дело с неуклюжими военными.
Стивен разглядывал ее. Он не прикасался к женщине почти шесть лет. Эта была красива. В темно-карих глазах ее играл свет; тело дышало жизнью. Юное, ничем не поврежденное. Стивену захотелось утонуть в ней, поглубже зарыться под ее кожу и там забыть о себе. Она была покоем и нежностью, возможностью любви и продолжения людского рода.
Сделав к ней шаг, он вспомнил день, когда другая женщина вот так же лежала перед ним нагой, раздвинув ноги, и он поцеловал ее там, раскрыл ее языком, — словно отмыкая дверь, ведущую в самую глубь ее естества. Вспомнил ее потрясенный прерывистый вздох.
Он уничтожился в ней, расчистил завалы ее страстей и желаний, вселился в ее тело, облекся им. Отдал ей на хранение — ее любви и доверию к нему — все неразрешенные противоречия своей жизни. Быть может, он прежний так и живет в ней, преданный и неисцеленный.
Тело — это всего лишь плоть; но Изабель, отняв у него свое тело, не просто лишила его желанной плоти: она заставила его почувствовать себя брошенным.
Нежность, которую он недолгое время испытывал к темноволосой девушке, ушла. Девушка улыбнулась ему, повернулась на бок, снова показав возвышение бедра, слишком округлого, чтобы она могла быстро пройтись по нему ладонью — ласково или сердито.
