KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Себастьян Фолкс - И пели птицы...

Себастьян Фолкс - И пели птицы...

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Себастьян Фолкс, "И пели птицы..." бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Тяжелый артиллерийский обстрел не стал вопреки опасениям многих, предвестием большого наступления. Он сменился другим, слабым и недолгим, а затем вернулась относительная тишина. Ночью были высланы дозоры — прислушиваться к звукам обыденной жизни немцев: те чинили проволочные заграждения, пришивали оторванные пуговицы, их посещали санитары, раздававшие присыпку от вшей, и старый баварец-парикмахер. Окопались они получше британцев, да и снабжались тоже — полевые кухни и бочонки с пивом добирались до второй, резервной линии окопов. Время от времени ночь оглашалась звуками народных песен. Они были не такими сентиментальными, как у британских солдат, но исполненными печали воспоминаний о родных краях.

Стивен, лежа бок о бок с Бирном в орудийной воронке, чувствовал, как напрягается от ненависти к ним его тело. Многие бойцы из его взвода питали уважение к немцам, а в пору затишья относились к ним с терпимостью, граничившей, как ему казалось, с приязнью. Но им владела лишь одна потребность: расправиться с ними, отплатить им сталью и взрывчаткой, металлом, рвущим мягкие ткани и корежащим кости. Когда война закончится, в сердце его найдется место для понимания и даже великодушия, пока же он дорожил своей ненавистью — как средством спасения и собственной жизни, и жизней его солдат.

Он повернулся к зачерненному жженой пробкой лицу Бирна, прижал к его уху губы и прошептал — так тихо, что поскрипывание, с каким язык Стивена проходился по зубам и нёбу, казалось более громким, чем слова:

— Пулемет на дальнем фланге. Никаких передвижений. Все спят. Можно возвращаться.

Ночь, на их счастье, стояла беззвездная; луну надежно упрятали валы дождевых туч. Ветер дул не настолько порывистый, чтобы освободить ее, дать ей облить светом изрытую снарядами землю, на которой они лежали. Сквозь его шелест и бормотание пробивалось пение соловья.

Стивен с сожалением тронул пальцами рукоять так и не пригодившегося ему сегодня ножа. Бирн кивнул. Он прихватил с собой самодельную дубовую дубинку в два фута длиной. Однажды, коротко замахнувшись ею, он резким движением запястья размозжил череп немецкому часовому.

Они выбрались из воронки и поползли к своим траншеям, где их ожидала самая опасная часть ночной вылазки, пересечение четырех рядов колючей проволоки: нужно было скатиться в окоп без того, чтобы их обстреляли немецкие пулеметы, постоянно державшие на прицеле брустверы британцев, либо собственные часовые, дремавшие на постах, а потом, искупая вину, палившие на первый же услышанный звук.

В их траншее сегодня стоял на посту Хант. Когда Бирн зацепил свисавшую с проволоки жестянку, они услышали, как щелкнул затвор его винтовки.

Рука Ханта помогла Стивену спуститься в траншею. Бирн скользнул следом.

— Отлично, Хант, — сказал Стивен. — А теперь я хочу угостить этого солдата виски. Любите виски, Бирн?

— Когда его много.

— Если Петросян спросит, где Бирн, скажите, что он у меня.

— Ладно.

Хант проводил их взглядом, пока они уходили по доскам настила.


В пяти ярдах от Ханта сидел на стрелковой приступке Джек Файрбрейс с кружкой чая в руке. Он провел под землей шесть часов и теперь набирался сил. Мысли его обратились к дому. Восемь с половиной лет назад, когда жена родила ему сына, жизнь Джека переменилась. Чуть мальчик подрос, Джек открыл в нем качество, которое очень ценил, и открытие удивило его. Все в мальчике было новым, неизношенным. Его невинность внушала невнятную надежду. Маргарет, когда Джек заговорил с ней об этом, рассмеялась. «Ему всего-то два года, — сказала она. — Конечно, он невинен».

Джек имел в виду вовсе не это, однако не мог найти слова, чтобы описать, как действуют на него наблюдения за сыном. Он видел в мальчике существо, явившееся из другой вселенной, и мир, из которого пришел Джон, представлялся Джеку не просто другим, но лучшим. Невинность сына не означала невежества, в ней крылось могущество доброты, доступной любому человеку: быть может, она и была тем, что именуется в молитвах благодатью.[7]

Джеку представлялось, что если обычный человек — его сын, а не кто-то выдающийся — может обладать такой чистотой сознания, то, возможно, редкие благие дела, восхищающие людей во взрослой жизни, не так уж и единичны; возможно, это проявления естественной доброты, которую каждое человеческое существо приносит, рождаясь, в мир. А если это так, тогда собратья его, люди, вовсе не такие грубые, порочные существа, как сами они в большинстве полагают. И пороки у них не врожденные, они — результат того, что человек сбился где-то с пути или ожесточился выпавшими ему испытаниями; в сердцах же своих люди остаются способными к совершенствованию.

Любовь к сыну заставила Джека по-иному смотреть на жизнь, стала опорой для его веры в Бога. Благочестие Джека, которое было до того по большей части рефлексом малодушного человека, преобразилось в нечто иное, выражавшее его веру в людскую доброту.

Он понимал, что Джона вряд ли можно всерьез считать причиной таких изменений, но ему это было не важно: Джека заботило только одно — благоденствие сына. Отправляясь на фронт, он не смог как следует попрощаться с мальчиком, и единственным средством связи с сыном оставались письма Маргарет. На передовой и под землей он часто был слишком занят, чтобы думать о Джоне и Маргарет, рисовать в воображении точные их портреты, однако, лежа в забое на крестовине или напрягая слух на посту, всегда ощущал их присутствие рядом. Ради них он выносил все тяготы, да и выжить старался в основном ради того, чтобы снова увидеть сына.

Он посмотрел, как уходят Стивен и Бирн, потом истово помолился о спасении жизни Джона. Исходивший от стены окопа запах земли напоминал ему о собственном детстве, о том, как он шлепался носом в грязь, играя в футбол, о том, как пытался запрудить ручей, протекавший по пустоши, что лежала за фабрикой, — то был бессмертный запах почвы и мальчишеских лет. Джек был сейчас так же одинок, как всегда, но сердце его неустанно питала жизнь другого мальчишки.


На следующий день пришло письмо от Маргарет. Джек решил вскрыть конверт, когда вернется из-под земли. Его могли убить в туннеле, и, если письмо содержит плохие новости из больницы, лучше будет умереть в неведении. А если хорошие, — их опять-таки лучше оставить на потом.

День выдался тихий. Некоторые подразделения уже начали укладываться, готовясь к переброске. Утром Джек достал из вещмешка альбом для набросков и стал рисовать своего друга Артура Шоу. Крупная голова Артура с четко прочерченными тенями отличалась внушительностью, так и просившейся быть запечатленной в мягких карандашных линиях. Пока Джек работал, пока глаза его перепархивали от лица друга к бумаге и назад, а пальцы крепко сжимали карандаш, Шоу сидел, не шевелясь. Тайсон, подойдя к ним и взглянув на рисунок через плечо Джека, одобрительно крякнул. Рисунок был простым, лишенным тонких деталей, однако умение Джека передать сходство произвело на Тайсона такое впечатление, что он попросил нарисовать и его. Но выбор Джеком предметов изображения всегда и для всех оставался загадкой. У него было несколько зарисовок грузовиков и складов, виды деревни, в которую их отправляли на отдых, сделанные по памяти групповые сцены — представление, кабачок, — однако большую часть альбомных страниц занимали портреты Артура Шоу.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*