Павел Кочурин - Коммунист во Христе
— Звеном ведь работаете… Не тесно было бы на этом поде и в комќплексе. — Заву хо-телось не стандартно, а как бы по-крестьянски раќзговор вести, но все равно выходило указно-казенно. — Следом за боќронами сеялки, за сеялками прикатка.
Для Дмитрия Даниловича это уже разговор о земле. Можно и свои взгляды выска-зать. Разом бы пресечь поучения, но уже вошло в сознание это самое спасительное "за-против". Объяснил спокойно:
— Вы это правильно подметили, Игорь Константинович. Но вот почќвы тут у нас та-кие нескладные. Лучше если зерно, особенно пшеничное, не сразу за бороной в землю ля-жет. Дать полю воздухом подышать, обогреться… И с прикаткой лучше повременить, что-бы не заќлоснить пашню. Зерно должно дышать и лить вместе. Тогда и всходы будут дружные и здоровые…
Горяшин усмехнулся. Агрономию он знает, но не припомнит, чтобы кем-то дава-лись такие рекомендации. Требовалось одно — ранний сев… Но опыта у него нет, не прак-тик. И тут уж лучше отойти от спора с вечным мужиком. Но и смолчать, как бы сдаться, себя уронить и в глаќзах вот этого чего-то выжидающего парня, газетчика.
Выручила Александра:
— Наши земли привередливые, Игорь Константинович, — глянула предуќпредительно и на Дмитрия Даниловича, и на Старика Соколова. — Что ни поле, то свой нрав.
Горяшин ехидно усмехнулся, высказал:
— Да и хозяева тоже не без норова… — И ободрился. — Ну а все же, почему бы часть этого поля, Александра Васильевна, не засеять льном? Лен наше богатство, перспектива… На льне и специализироваться опытному механизатору.
Старик Соколов стоял не шелохнувшись. Будто не при нем разговор. Дмитрий Да-нилович тоже не отозвался. Не к нему обращение… Для Анќдрея Великанова, корреспон-дента, эта сцена, похоже, была выразитеќльней всяких разговоров. И он спокойно вгляды-вался в лица разных людей, при одной земле сущих. Александра слегка качнула головой Горяшину, вроде как и соглашалась с ним. И в то же время развела руќками — что теперь можно сделать — отменить работы?.. Но все же перед ней был зав отделом райкома. И она с лукавинкой извинительно сказала:
— Поопоздали маленько с этим, Игорь Константинович. Поле-то, счиќтай, засеяно. Да и чем сеять-то?..
Горяшин притух. А то приезжал, рубил: "Директива райкоќма на выполнение зада-ний партии и правительства!" Ныне вроде бы и колхозу дозволено иметь свое мнение. И его, Дмитрия Даниловича Корќня, принимать за хозяина. И этот вот Коммунист во Христе за пророка слывет — предсказатель.
Воспользовавшись заминкой, корреспондент несколько раз щелкнул фотоаппара-том. Дмитрий Данилыч сказал Александре, вроде как в проќдолжение с ней прерванного разговора:
— Отсюда завтра в Кузнецово перееду.
Горяшин, отвечая на какой-то вопрос Великанова, искоса поглядел на главного аг-ронома, не скрывая своего раздражения: "Этот "хозяин" никого уже и признавать не хо-чет, сам все решает". Александра кивќнула Дмитрию Даниловичу. Горяшину, уставивше-муся на нее, сказала:
— Будем думать, Игорь Константинович о специализации. — Заву как бы польстила, но и за пахарем инициативу оставила.
Горяшин, сглаживая разговор, наставительно вымолвил:
— Медлить нельзя, возрос следует детально проработать, не затягиќвать. И кадры серьезно готовить. Все должно быть основательно.
Старика Соколова задело, как он опосля сказал,"пустословие зава", потакать без конца этому- себя не уважать… Все время безучастно стоявший, тут он сделал как бы движение в сторону Горяшина, оставаќясь на месте, и словно в бубен пробил:
— Баем о дуге, дугу не согнешь. Даже и липовую. Языком тоќже поле не вспашешь. Со льном вполдела нельзя. Посеять его и убрать знаем как, а затем что?.. Третий год гниет у нас треста. Самим бы трепало в руки взять, да вот нет их, трепал-то. Да и брать-то ко-му?.. Скоро забываем в какой колее тебя, непутевого барина, из саней выќкатило… — Ска-зано это было явно для корреспондента. И Великанов застрочил в блокноте.
Александра, пряча улыбку, уведомила корреспондента:
— Соколов Яков Филиппович. Член правления, член партбюро.
Великанов сделал еще какие-то пометки в блокноте. Горяшин багровел. Белками глаз повел на Александру: "На что намекаешь этому субќчику". Заву вовек не забыть и то-го, как Коммунист во Христе, молчавший так же вот, разом сразил Сашу Жохова на от-четно-выборном собрали: "Должность парторга для дела определяется. Так и надо ее за-нимать годному к такому делу. А Жохов ко всему притирка: чего изволите, а не чего по делу надо. И себя не забывает. Куда нам в секќретари Жохова". Это было зачитано из про-токола партийного собрания на бюро райкома "Первым". Протокол Староверская борода сам проверил, не дал подправить. Как кость в горле зава торчал этот высказ. Но опыт и тут его остерег. Натужно улыбаясь, и желая все же одержать верх, высказал шутливо снисходительно, что пришло на ум, опять из подслушанного от самого Старика Соколова.
— А прежде все же было слово, как в писании-то сказано… Иначе все бы и пошло по пословице: "Окуля, ты шьешь не оттуля…"
Александра и корреспондент весело рассмеялись, Дмитрий Данилович тоже по-улыбался: улыбнись и ты, коли начальство шутит. А Старик Соколов со своим смешком этот высказ зава в рассудок взял.
— Верно это сказано. Но слово-то в Начале было самого Творца. Как Он сказал, так и мир сотворил. По разуму, значит. Оттого и вышло творение Благим. А коли Окуля по чужому слову к делу приставлена, все вроде бы и не без дела: один шить будет, другой пороть. Проку и нет от такого дела
Горяшин не соблазнился на спор со Староверской бородой:
— Так у нас зачастую и бывает, это верно, — сказал он наигранно, весело смеясь. И все за ним опять рассмеялись. С каким-то облегчением, вроде шутливо, ни о чем, и закон-чил разговор. Горяшин заторопился. Корреспондент, прощаясь с Дмитрием Даниловичем и Яковом Филипповичем, сказал, что побудет у них еще несколько дней.
Дорогой, сидя на мотоцикле, Старик Соколов молчал. У дома своего сказал Дмит-рию Даниловичу:
— Не больно по мне на твоем трясолете ездить. Хуже чем на телеге по булыжинам. — И все же попросил, — заверни, как в поле-то поедешь. Вдруг с Серафимом не выберусь. Слез с мотоцикла и сказал о Великанове, корреспонденте: — Парень-то и ничего. Вот бы о Тарапуне и написал. О тебе-то и не надо бы. Гусей только раздразнишь…
4
Дмитрий Данилович выехал из дому пораньше. У реки побуду с Яковом Филиппо-вичем, решил. В душе был зов поговорить с ним. В мастерских сказали, что Серафим Алексеич увез плуги. И Старик Соколов с ним уехал. Подумал о Татьяне и завернул к ней. Но дома никого не оказаќлось. На попутной со склада доберется, решил.
Колотин попался навстречу у Барских прудов. Сказал о Якове Филипќповиче, что остался на плесе. Вечером со щукой будет. Дмитрий Данилович поехал, не торопясь, к своему Данилову полю.
Плуги увидел на отвороте дороги через болотняк к Кузнецову. Огляќдел их, поехал к реке, где стояли сеялки. На мыске, при впадении Гороховки в Шелекшу, показался Яков Филиппович.
— Обмолвились давеча о рыбке-то, — заоправдывался он, будто застаќли его при праздном безделий. — Я и не стерпел. У реки посидеть, возле сосенок, оно и отдых госпо-ден.
— Поймал что?.. — поинтересовался Дмитрии Данилович.
— Поклевывает… Три сороженки да окунишво попались. Брошу коли наживки. Мо-жет щука к вечеру-то и возьмет. — Оба свернули к густым молодым сосенкам, росшим у самого берега. — С Данилом-то Игнатьичем, бывало, тут не раз сиживали. Для разговора на волю так вот и выходиќли, — вспомнил Яков Филиппович. — Летось с художником, Андреем Семеновичем два раза посидели. Так ему на молявку матерый окунь взялся. Приблудный уж что ли. И хорошо тут сейчас, легко. А то, ровно тебя между двух сил сдавливало: за спиной черные птицы каќркают, а спереди река чистая душу от черноты огораживает.
Подошли к молодой с обломанным верхом сосенка, росшей поближе к воде. На су-хой побуревшей хвое раскинута плащ-палатка. Сели на нее, глядя на тихое плесо. Старик Соколов сменил червяка, сорванного мелќкой рыбешкой.
— Сулится что ли Андруха-то, — спросил Дмитрия Даниловича, присаживаясь снова на палатку.
Дмитрии Данилович сказал о письме. Яков Филиппович кивнул ему, коќся глаз на дрогнувший поплавок.
— С годами-то и тянутся… — вымолвил он, как свою тоску старовеќрскую поведал, — а дома-то и не вдруг опору находят. Не застанет вот Глеба-то Федосеича, родня они. Преж-де гостились. Теперь гостьба телевизором заменяется. Человек человека мало слушает, выдумками больше живут, не больно и умными. А бутылка и без гостьбы кажинный день… Чего бы для него, Андрюхи-то, я собой значу… А вот наќрисовал: лицо, вишь, я державное, крестьянского мира… Лицо-то, оно еще кое-где и сыщется, а мир-то, как его в нас разглядеть, и державность незнамо чья… Поговорить-то с Андрюхой и можно, слова не стережется, многое и поповидал. Чудно это — мы уж старый мир. А где новый-то?.. Ко-ли больше смешного, да несклада, так разве это мир?.. Мир-то вот он — Земля да Небо. Тайна в нем всякому своя и усматривается.
