Эрих Кош - Избранное
И они тоже были опьянены китом.
5Между тем я втайне жаждал увидеть кита и уже давно в кармашке для часов хранил помятый и истертый билет на выставку. Но пойти туда не решался: стеснялся себя и других. Не хотелось признать свое поражение, и, кроме того, удерживала боязнь попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. Для себя я придумывал хитроумные оправдания — известно ведь, что никого мы не обманываем с такой изобретательностью, как самих себя. Мне, видите ли, необходимо изучить своего врага, то есть кита, и путем непосредственных наблюдений выяснить, насколько сильно захватило людей это наваждение, этот психоз. Словно бездомный пес из породы линялых рыжих дворняг, что забрел с окраины в город и, опустив облезший хвост, вытянув мокрый нос, рыщет возле калиток и помойных ям, пытаясь что-то вынюхать, так с некоторых пор и я пристрастился бродить, то отправляясь в свои скитания сразу после обеда, не заходя домой, то на минуту ложась, чтобы сбить с толку хозяйку, а потом выбираясь крадучись на улицу.
Сначала я держался своего района, разглядывал лица проходящих мужчин, женщин и детей, оборачивался им вслед, гадал, кто они такие, чем занимаются, и составил себе примерное представление о том, какой сорт людей наиболее рьяно посещает выставку и какой возраст больше других поддался китовой моде. Но с течением времени круг моих интересов расширялся — у меня появилась потребность останавливать моих подопытных и обращаться к ним с самыми разными вопросами, как, например: где находится такая-то улица, который час, как лучше пройти на Ташмайдан, стараясь после этого завязать с ними беседу. Какого только народа не встретишь на улице! Каких только ответов я не получал! Но все это меня мало интересовало. Подобно судебному следователю, подобно страстному следопыту, я стремился поскорее перевести разговор на кита. Видели ли его уже? Понравился ли он им? Какое они о нем составили мнение? Иные сетовали, что видели его лишь однажды, другим посчастливилось посетить выставку неоднократно, и они гордились этим вроде передовиков производства. Какой-то старик заявил, что это долгожитель, иной раз достигающий двухсотлетнего возраста. Мальчик сказал, что хотя киту пять лет, а он уже сильнее всех ребят их класса. Бедняк без пальто высказался так: этот мороза не боится, у него добрый метр сала. Женщина: вот это мужчина! Домашняя хозяйка: в нем пятьдесят тонн чистого мяса! Словом, каждый по-своему оценивал его, применительно к своей судьбе, своей жизни, своим горестям и мечтам. В результате я пришел к заключению, что не было такого человека, который так или иначе не думал бы о нем и не помнил. Он владел безраздельно людьми!
Непреодолимое влечение заставляло и меня, сужая круги, подбираться к нему все ближе и ближе. Бесконечно плутая вокруг Ташмайдана, от Теразии до Звездары, от здания Скупщины до Дуная, в метель и ветер, в стужу, в гололедицу и слякоть, в туман, дождь и оттепель, губя свою шляпу и единственное пальто, в ботинках, пропускающих воду, а потому с постоянно мокрыми ногами, пересекал я колонны людей, безостановочно двигавшихся в одном направлении — к заветной точке на Ташмайдане. На некоторое время отдаваясь течению, я потом выбирался из непрерывной лавины, переходил на другую улицу и вливался в новый поток. И всюду, неотвратимо, неторопливо, как в похоронной процессии, текли и текли к киту людские толпы. Где зарождаются они, где растворяются, какой дорогой возвращаются назад, да и возвращаются ли вообще — спрашивал я себя. Тут были и старозаветные белградцы: старики в черных пальто и черных шляпах, сгорбленные, опираясь на палки, степенные и важные, медленно шествовали они тротуаром к Ташмайданскому логову, переговариваясь между собой; старухи в народных одеждах, ведомые под руки снохами и внуками; албанцы; лесорубы, прихватившие с собой свой инструмент; крестьяне из окрестных деревень с заплечными котомками и бидонами, в которых утром привозили на продажу молоко; школьницы и школьники; солдаты; железнодорожники и чиновники. И все это, словно увлекаемое течением, двигалось вперед, и чем ближе к цели, тем стремительней становился поток и тем труднее было выдержать его напор, преодолеть его, не дать подхватить себя, унести.
Вдоль прилегающих улиц, на тротуарах, словно под рождество или на ярмарке, разложили свои лотки и корзины торговцы. Книги, газеты, сонники и фотографии; картины с изображением моря, китов и кораблей в штормовых волнах; жареные китайские орешки, кукуруза, семечки — мостовая усеяна шелухой; печеные яблоки в сахаре, лимонад, фруктовая вода и буза; и даже бог весть зачем и как попавшие сюда кладбищенские свечи, изукрашенные белыми и красными ленточками, и бумажные цветы. Невесть откуда понабравшиеся нищие, кланяясь, протягивали навстречу идущим ладони и шапки, но те не замечали их, погруженные в свои мысли, влекомые общей целью. Захваченные общим движением старики, старухи, женщины и дети, солдаты и пильщики дров, водители трамваев и железнодорожники, крестьяне и крестьянки в национальных костюмах, интеллигенты и городская беднота. Мелькали черные старомодные шляпы, береты и кепки, пестрые крестьянские платочки и зеленые шляпки городских барынь, детские капоры и фуражки военных с околышами. И все это стремилось к киту.
Неутомимо шагал вперед и я, толкался среди людей, заводил разговоры и на полуслове обрывал их, избегая и прячась от знакомых. Я обкрадывал этих людей, будто вор-карманник, крал, присваивая себе чужие ощущения, и все ждал, что вот-вот кто-нибудь схватит меня за шиворот, тряхнет и спросит, с какой стати я здесь верчусь, если не иду смотреть кита.
Между тем я незаметно для себя оказался как-то совсем рядом с самым его обиталищем. Ноги скользили по грязному месиву, толпа напирала сильнее. Я снова перешел на соседнюю улицу и неожиданно выбрался на площадь.
Казалось, миллионы черных муравьев, полчища африканских термитов, наползая друг на друга, переваливаясь и падая, словно на трупе, который они облепили, кишат на площади и, снося и пожирая все на своем пути, подкатываются под высокие скользкие, словно навощенные стены, угрожая перевалить через них. Шарканье ног, гудение толпы создавали полную иллюзию шороха и шелеста гигантского муравейника. И, как осажденная крепость, возвышалась над черной толпой желтая стена, огораживающая пространство вокруг кита.
На какое-то время я окаменел. Во мне стучало сразу множество сердец, они выбивали глухо дробь, подобно негритянским барабанам, они били, нагнетали тревогу, неумолимо наращивали темп перед последним, роковым ударом. Оглушенный перестуком деревянных палочек, я не слышал ни людского говора, ни шума вокруг. Только частый, отрывистый стук сердец. И вдруг как обухом хватило: здесь, за стеной, был кит — ГИГАНТСКИЙ КИТ, прозванный БОЛЬШОЙ МАК! И пробки вылетели из моих ушей — в них хлынул рев толпы, многократно умноженный, оглушающий, точно грохот и лязг машин в трюме идущего корабля. Голова вдруг закружилась — сейчас меня сотрет могучий ревущий вал в порошок, затянет и понесет Гольфстримом в жерло страшного водоворота, туда, за высокие желтые стены, в капище КИТА.
Владычество его длится уже две недели, владычество огромного чудовища над беззащитным городом. Дракона, подобного тому, какого победил святой Георгий, — чудовища, ежедневно пожиравшего тысячи мужчин, женщин, стариков и детей. Я видел, сколько их стекается сюда — бессчетные колонны, непрерывным потоком вливающиеся в черные зевы входов, в пасти многоголового дракона. Безропотно, послушно, без протеста, без отпора.
Я схватился за кого-то, чтобы не упасть. К счастью, это был высокий, сильный, здоровый солдат. Он меня поддержал.
— Что с вами? — спросил он. — Вам плохо?
— Да, — подтвердил я. — Какая-то слабость.
И тогда он сказал:
— Вернитесь, это не для вас. Рискованно.
Я с благодарностью взглянул на него, а он, проводив меня до первого угла, назидательно заметил:
— Другое дело я. Парень я здоровый, и к тому же солдат; мне это можно.
Он ушел. А я, побитый и сломленный, не оборачиваясь, поплелся прочь. Поджав хвост.
6Дня два или три спустя к киту был открыт свободный доступ. Газеты поместили короткое сообщение, но прочли его все:
ПОСЛЕДНИЕ ВЕСТИ О КИТЕ! ОГРАНИЧЕНИЯ СНЯТЫ С ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ ВХОД СВОБОДНЫЙ! ПРИЗЫВАЕМ ГРАЖДАН СОБЛЮДАТЬ ПОРЯДОК«В связи с ростом спекуляции и перепродажи билетов в последнее время было арестовано значительное число правонарушителей. Установлено, что в основном это лица без определенных занятий, принадлежащие к частному сектору, из бывших собственников, неоднократно привлекавшиеся к ответственности за всякого рода махинации. Расследование показало, что спекулянты подкупали билетеров, нанимали детей, заставляли их часами простаивать в очередях у касс и, получая таким образом по нескольку десятков билетов в день, сбывали их затем по двести динаров за штуку. В результате произведенного обыска у одного из них было обнаружено сто билетов. Преступники понесут заслуженное наказание. В целях прекращения подобных злоупотреблений по договоренности с дирекцией выставки принято решение отменить административное распределение билетов и установить свободный вход.
