Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Третье место в этом ряду занимала Кая. О ее дне рождения любящая бабушка никогда не забывала и всегда приносила с собой какой-нибудь странный подарок. За детские годы их у Каи скопилось довольно много: открытки царских времен, клочки кружев, вязанные крючком салфеточки, бархатные цветы. Именно дни рождения научили девочку притворству. Принимая подарок, она взвизгивала и прыгала от радости, а потом навсегда засовывала бабушкино приношение в картонную коробку, стоявшую под книжной полкой в ее комнате.
На день рождения бабы Майги Ванда Курман не приходила никогда. В лучшем случае звонила, желала счастья, плоско шутила: мой пример не дает тебе покоя, торопишься меня догнать.
Все семейные тропки были давно глубоко протоптаны, пьедесталы вытесаны и расставлены по местам — потому-то и ценятся традиции, что благодаря им жизнь кажется вечной, они позволяют посмеяться над маленькой видимой распрей и поглубже запрятать большой страх.
Пока вдруг не выясняется: время безжалостно берет свое.
Как-то вечером Ванда Курман позвонила, официальным тоном приказала Сильвии позвать сына и заявила ему: больше она не в силах заботиться о себе сама и дело молодых подумать, как жить дальше. Карл растерялся, сел тут же на скамейку, перекинул ногу на ногу и, почесывая пятку, долго молчал. Сильвия от всего сердца посочувствовала ему, а заодно и себе — известное дело, горе одного члена семьи — горе всей семьи.
Силы человека могут иссякнуть, кошелек — опустеть, но груз забот обычно становится только тяжелее.
Теперь Сильвии приходилось через день наведываться к свекрови, чтобы ухаживать за ней. Количество бытовых хлопот возросло неимоверно. Одно только снабжение продуктами стало целой проблемой — иногда по субботам их привозил на машине Карл, но чаще Сильвия сама тащила набитые доверху сумки. Ее коллеги не уставали удивляться — какое же здоровье у свекрови, если она способна столько слопать. На деле же старая дама только поклевывала, как птица, все пожирала огромная овчарка Ванды Курман.
Сильвии казалось, что Паулус не обыкновенная собака, а помесь собаки с оборотнем. Слишком умные животные наводят на человека ужас. Паулус встречал Сильвию у двери, обнюхивал нарушительницу границы и ее сумки. Проследовав за Сильвией на кухню, Паулус садился около сумок, и начинался таможенный досмотр. Он тыкался носом в каждый пакет, который она вынимала из сумки, — не принесла ли она чего-нибудь тухлого? Не сводя глаз, он следил за хлопотавшей Сильвией: она казалась ему подозрительной. Через два дня на третий Сильвия варила для Паулуса суп на мясном бульоне, мясо она всегда покупала с костью, чтобы Паулусу было чем позабавиться. Больше всего хлопот Сильвии доставляла странная страсть Паулуса к соленым огурцам. От магазинных огурцов Паулус с презрением отворачивался, морщил нос и глухо рычал, призывая ее к порядку. Поэтому по субботам Сильвии приходилось ходить на рынок и платить большие деньги за отборные огурцы, не дай бог, если при засолке был использован уксус! Страсть Паулуса наносила бюджету Сильвии чувствительный урон. Приходилось экономить на колготках, порванные носить в мастерскую поднимать петли. Комбинации Сильвия носила слишком подолгу, от частой стирки они становились неопределенного серого цвета и вытягивались.
Если в кухне Паулус еще терпел чужака, то в комнатах Сильвии все время нужно было быть начеку. Ей приходилось открывать дверцы шкафов, выдвигать ящики — то сменить свекрови платье, то достать чистое постельное белье, да мало ли что еще! Всякий раз, подходя к шкафу, Сильвия вынуждена была громким голосом сообщать свекрови о своем намерении. Собака, глядевшая преданно на Ванду Курман, кивком головы получала от нее согласие: ладно уж, пусть пороется в моих вещах. Случалось, что старая дама по старческому слабоумию забывала подать собаке знак, тогда Паулус одним прыжком оказывался рядом с Сильвией и раскрывал огромную, как ящик, пасть, — показывал острые клыки и зловещее черное нёбо, у нее кровь стыла в жилах. Сильвия заметила, что прыжки Паулуса доставляли свекрови удовольствие: с этим псом она не пропадет!
Паулус и был взят и дом для того, чтобы охранять драгоценные картины. В маленьком домашнем музее ни одному жулику не удалось бы протянуть руки, чтобы жадно засунуть пальцы в пазы тяжелых золоченых рам.
У умной собаки были и другие неоценимые качества. Сильвия не раз думала: размеренное течение жизни нашей семьи зашло бы совсем в тупик, если бы пришлось еще раза два в день бегать к Ванде Курман выгуливать Паулуса. К счастью, хозяйка и собака вполне справлялись без посторонней помощи. Ванда Курман надевала собаке намордник и выпускала ее. Через четверть часа Паулус возвращался и царапался в дверь. Ни разу огромная овчарка не забыла о хозяйке и о своих обязанностях, ее не привлекали и не могли заманить снующие по улицам бродячие собаки — безмозглые псины низшей расы Паулуса не интересовали.
Увы, ржавеют со временем и самые железные правила — все в мире тленно. Однажды вечером глазам Сильвии предстала картина, не оставившая у нее ни малейшего сомнения: все, что было, — цветочки, ягодки впереди.
На этот раз Паулус не встречал ее в дверях. Сильвия испугалась и на цыпочках вошла в прихожую. Охваченная предчувствием беды, оставила сумки с продуктами в прихожей и прошла в глубь квартиры. Ванда Курман стояла совсем голая перед старинным трюмо в деревянной раме и, как робот, двигала рукой с растопыренными пальцами, стараясь собрать и взъерошить на темени седые, легкие как пух волосы. Прихода Сильвии она не заметила, ее пустой взгляд был неподвижно устремлен в старое зеркало с осыпавшейся местами амальгамой. Паулус сидел около хозяйки и возбужденно кряхтел, высунув язык. Через плечо пес бросил взгляд на Сильвию, капли слюны разлетелись по сторонам, налитые кровью глаза овчарки наводили ужас.
Сильвия пробормотала несколько слов в надежде, что свекровь заговорит с ней и объяснит свое странное поведение. Увы, никакой реакции не последовало. Теперь уже не оставалось сомнения, что старая женщина перенесла приступ, сознание у нее помутилось и она живет в каком-то другом измерении. Но все-таки живет! Она дышала, была в силах стоять и шевелить рукой. Нужно было срочно что-то предпринять. Отливавшие красным глаза собаки словно сковывали Сильвию. Она уже собралась было позвонить в «неотложку», но так и не подняла трубку с рычага: собака не подчинится ее приказу, ее невозможно будет запереть в другой комнате, возбужденную овчарку не удастся разлучить с хозяйкой. Не пущенные на порог квартиры врач и санитар поднимут в коридоре скандал.
«Вот так влипла!» — подумала Сильвия. Все ее надежды сосредоточились на Карле, уж он-то найдет выход из положения. Сильвия набрала номер домашнего телефона, Карла не было дома. Сильвия наказала бабе Майге, чтобы Карл не ставил машину в гараж, а примчался бы сразу на квартиру матери. Баба Майга не решалась расспрашивать, но голос у нее задрожал. Сильвия сообразила, что ее дежурная фраза, которой она обычно обрывала на полуслове разговорчивую бабу Майгу, — хватит болтать, нужно действовать, — заставила мать оробеть. Сильвия почувствовала себя виноватой. Нет, нет, ответила она на невысказанный вопрос. Она жива. И чуть не добавила: дела куда хуже, но вовремя спохватилась и промолчала.
Сильвия присела около телефона и попыталась собраться с мыслями. Одновременно она невольно прислушивалась к звукам на лестничной клетке. Из однообразного гула, доносившегося с улицы, она старалась выделить подвывающий звук мотора машины Карла — глупость, конечно. Она то и дело возвращалась в мыслях к Карлу как к спасителю, но его все не было и не было. Так уж повелось, что у мужчин время может быть, у женщин оно быть должно. Сильвия начинала злиться и на себя, и на мужа. Какая же она жалкая в своей беспомощности и нерешительности, не может справиться с паршивой собакой! Как ни странно, но постепенно овчарка успокоилась, перестала возбужденно кряхтеть. Уж не струсила ли умная псина прежде всего из-за себя? Опыты на крысах якобы дают возможность сравнивать их с людьми, что уж говорить о собаке! Наверное, Паулус приценивается к Сильвии — сойдет ли она заместо хозяйки? Сильвия осмелела, встала и подошла к потерявшей рассудок Ванде Курман, взяла ее за худые, дрожащие от холода плечи, заговорила с ней тихо и успокаивающе, как с ребенком: ляжем-ка в постель, ляжем в постель. Ей удалось уложить Ванду Курман под одеяло. Паулус растянулся перед кроватью и глубоко вздохнул.
С Сильвии будто путы спали, она расслабилась, вернулась в прихожую убрать продукты. Сквозь матерчатую сумку с мяса на пол натекла лужица крови. Сильвия поспешно вытерла ее: Паулус учует кровь и войдет во вкус — испугалась она совсем по-детски. Сильвия вымыла мясо под струей холодной воды, положила в кастрюлю, но газ не зажгла. Пожалуй, напрасно она распаковала продукты, ведь придется перевезти свекровь вместе с собакой к себе домой. Впереди ожидали непосильные заботы и трудные дни, от одной мысли о них у нее подкашивались ноги.
