Наталия Костина - Только ты
– Машунь, ты чего такая смурная? Случилось чего?
– Случилось. Стой, не ходи никуда, – эксперт поймала его за рукав.
– Маш, мне давно ехать было… – он осекся, потому что Камышева молча подсунула ему зеркало.
Такого он не видел никогда. Вместо своей родной, привычной физиономии он узрел что-то такое… странное… несуразное… Над озадаченными голубыми глазами клубилось нечто темно-коричневое… почти черное… с блеском… здоровенное… он и не знал, что у него такие огромные и густые брови! Пока они были белесыми, это не было так заметно!
– Господи… – прохрипел он. – Как… как я теперь?!.. Маш, что теперь делать, а?!
Эксперт Камышева была поражена и расстроена произошедшей переменой во внешности друга не меньше, но она была стойкой женщиной и привыкла держать удар.
– Так… сейчас попробуем их немного протравить… у меня здесь где-то «Блондоран» завалялся…
– Машка, как же я в таком виде отсюда выйду?! – Игорь буквально рухнул в кресло. – Я ж… меня ж…
– Спокойно!.. – Пока эксперт размешивала новую порцию краски, ее руки заметно дрожали. – Сейчас… это такая зараза – ядерная бомба просто… сейчас весь цвет съест…
– Давай быстрее! Меня люди ждут!
– Сам виноват! – подруга, похоже, уже пришла в себя. – Я тебе что сказала? Смыть через пятнадцать минут! А ты что? Заснул!
Она раздраженно принялась наляпывать ему на лицо какую-то отвратительно пахнущую мерзость да еще и покрикивала:
– Спокойно сиди! Чего ты вертишься!
– Да воняет же…
– А ты чего хотел? Чтоб майскими фиалками пахло?
– Щиплется!
– Терпи!
– А долго держать?
– Полчаса, не меньше! – рявкнула Камышева, подбирая ватой потеки краски.
– Дай хоть в отдел позвоню…
В этот раз он сидел как на иголках, то и дело поглядывая на циферблат. Брови щипало, подтекала гнусно пахнущая тухлыми яйцами жижа, и он весь извелся, пока эти чертовы полчаса не закончились. Не дожидаясь Машки, он ринулся к умывальнику, долго тер и мылил брови, но когда, схватив зеркало, посмотрелся в него, из груди его вырвался мучительный стон:
– О-о-о-о-о!!! Маша!! – завопил он в приоткрытую щель на весь экспертный отдел. – Ма-а-аша!!!
– Иду! – шикнула Камышева, мощной грудью вдвигая его обратно в подсобку. – Чего ты разорался?
Он приподнял полотенце, которым прикрывал лицо, чтобы не дай бог никто не увидел результатов их совместной деятельности.
– Мама рудная… – только и вымолвила она.
Брови у майора уже не были темно-каштанового цвета с блеском. Но и прежний колер к ним не вернулся. Теперь они были рыжими, и не просто рыжими, а прямо-таки неприлично яркого оранжевого цвета. Под воздействием обесцвечивающего вещества кожа вокруг них также приобрела нездоровый багровый оттенок.
– Ну? – тяжело дыша, спросил зашедший к подруге в нелегкий час опер. – И что теперь?
– …
– Маш, не молчи… давай, делай что-нибудь! Я уже и телефон выключил… а выходить отсюда все равно придется!
– Ну… обратно можно перекрасить…
– Нет! – выкрикнул Лысенко и инстинктивно загородился ладонью. – Краситься больше не дам!
– И чего? Вот такого помаранчевого цвета будешь ходить? А сейчас на ковер выходит наш клоун Вася!
– Не знаю… – угрюмо буркнул он.
Камышева осторожно потрогала пострадавшего, отчего он буквально зашипел:
– Больно же!
– Давай в русый, – решительно сказала она. – Сиди здесь, а я сбегаю краску куплю.
– Да куда я теперь денусь… – Лысенко обреченно махнул рукой.
* * *– Да че… конечно, он предложил! Я ж вам говорил уже!
– А вот ваши собственные показания, где вы утверждаете, что Зозуля только согласился с вашим предложением перевезти труп Лапченко.
– Где?! – выпучил глаза бывший рядовой состав Костюченко.
– Подпись ваша, Виталий Михалыч? – устало спросила следователь.
Костюченко напряженно уставился в документ, который ему подсунули прямо под нос, и задумался.
– Ну? – поторопила его Сорокина.
– Н-не знаю, – протянул он.
– Это как?
– Похоже, конечно… но я не уверен!
– Значит, экспертизу будем делать, – равнодушно сделала вывод следователь.
Костюченко заерзал на стуле.
– Маргарита Пална, это ж вообще он предложил, вы ж понимаете, – заискивающим тоном начал он. – Ну… так мы ж всегда с ним в хороших отношениях были… так я и подумал – ну, скажу, что я предложил… какая разница? Я ж и так рядовой… а он сержант как-никак… не разжалуют же меня? И потом, мы ж оба с ним виноваты будем… ну, поругают… премию там снимут… я ж не знал, что это он ее… их всех… вот честное слово!
– Значит, привлечем за дачу заведомо ложных показаний! – припугнула хозяйка кабинета. – Статья триста восемьдесят четыре, часть вторая. Деяние, сопряженное с совершением особо тяжкого преступления. От двух до пяти. Учитывая при этом использование служебного положения, впаяют на полную катушку!
– Мне?! – Костюченко впал в состояние, близкое к панике.
– Ну не мне же! – раздраженно бросила Сорокина. – Твоя подпись, твои слова… а теперь выходит, что это все он сам, а ты просто ангел с крыльями!
– Я ж как лучше хотел! – парень едва не плакал. – А меня уволили! А я вообще ни в чем не виноват! Я этого Зозулю давно подозревал!
– Виталий, ты только что говорил, что был с Зозулей в хороших отношениях и поэтому даже взял на себя его вину. А теперь сидишь и косяки мне здесь порешь! Давно его подозреваешь, как оказалось! Ты хоть думай сначала, а потом уже и говори! Я ж в протокол записывать буду!
– Да я как раз и думаю! Правда! Он только предложил – давай ее спрячем, как я сразу заподозрил – а может, это он сам ее? Чего он на этом месте остановился? Чего туда пошел? Как знал!
– А почему ты тогда сразу никому не сказал? Чего ждал, пока мы сами тебя трясти не начали, а? Хотя бы к начальнику своему пошел, Калюжному. Он же нормальный мужик, я ж его давно знаю.
– А потом он бы и меня уделал, как бог черепаху?!
– Кто, Калюжный?
Но Костюченко злой сорокинской иронии не понял:
– Зозуля!
– Виталик, мысль, конечно, богатая. Только вот что я тебе скажу, если ты до сих пор этого не знаешь: маньяки не мочат кого попало. Если его исключительно блондинки интересовали, то зачем ему убивать своего напарника, тем более что никто и не знал бы, что это ты на него стукнул? У нас же тайна следствия, как-никак.
– Ну… он бы догадался, наверное…
– Чего догадываться, когда на него улик и так уже выше крыши? Кстати, не знаешь, куда он свалить мог?
– Не… гадом буду, не знаю! Вот тетка, знаю, у него в деревне есть где-то…
Тетку Зозули они проверили сразу – племянника та не видела уже более полугода, с тех пор, как тот приезжал весной на рыбалку. И никто из соседей ничего не видел, а так как в деревне все всё друг о друге узнают без проволочек, то этой информации можно было доверять.
