Александр Проханов - Теплоход "Иосиф Бродский"
— Господа, не составить ли вам компанию? Вот бы где я провел показ высокой моды! Как раз завершаю коллекцию «Космические амазонки». Это шедевр дизайна! — Он послал «Марсианскому городу» воздушный поцелуй, и Есаул охотно прихватил Словозайце-ва в шлюпку, посмеиваясь над его наивным и безобидным эстетизмом.
Лодка причалила к берегу, они высадились и стали пробираться к огромным сооружениям, которые не приближались, а отступали, заманивая их фантастическими объемами. Не было дороги, тропы. Все поглотил бурьян — высокие чертополохи с малиновыми пышными купами, истекающими запах эфира, яркая пахучая пижма, желтизна которой жгла глаза, конский щавель и одурманивающая полынь, бессчетные розовые вьюнки, ромашки, полевой клевер. Город зарастал, погружался в горячие стебли, твердые пахучие листья, дурманящие цветы. И уже пробивался из земли березняк, толпились молодые сосны, темнели пушистые елочки, и скоро кругом встанет бор, сокроет в своей чащобе творение человеческих рук.
— В Индии я видел город, который поглотили джунгли. — Посол Киршбоу шагал, обливаясь потом, окруженный слепнями, цветными мухами, порхающими мотыльками и бабочками.
— Наверное, индусы оставили город по просьбе американцев, — наивно предположил Словозайцев. — Как знак доброй воли и стратегического партнерства.
— Не следует шутить над дружескими чувствами которые Россия питает к моей стране, — наставительно и строго произнес Киршбоу. — Отказавшись от освоения Марса, вы освободились от ненужного бремени и взвалили это бремя на нас.
— Вот и я говорю, зачем нам Сибирь? Продать бы ее, как Аляску.
Есаул, глядя на простодушное, бело-розовое лицо Словозайцева, не мог понять, слышит ли он слова идиота, или в них заключена тончайшая издевка.
«Марсианский город» между тем открывался для обозрения. В нем выделялись стеклянные сферы и хрустальные купола пространных оранжерей, пропускающие солнечный свет, но задерживающие жесткую радиацию Космоса. Под прозрачными сводами предполагалось выращивать леса и плантации, обеспечивающие поселенцев плодами и кислородом. В сияющих кубах и цилиндрах содержались хранилища пресной воды, которая по серебристым трубам омывала поселение, выпадала дождями, изливалась ручьями. В сферических объемах и пирамидах скрывались энергетические установки, производящие электричество. Солнечные батареи напоминали крылья огромных бабочек. Чаши антенн, кустистые мачты приемо-переда-ющих устройств связывали «Город» с Землей и космическими кораблями. В металлических цилиндрах и керамических жаростойких оболочках размещались заводы и лаборатории, помещения для работы и отдыха. Виднелись стыковочные отсеки, похожие на сосцы, куда могли причалить сразу несколько кораблей, подобно детенышам, сосущим щедрую матку.
Есаул с обожанием и горестной тоской созерцал шедевр инженерной мысли, вместилище вековечных философских исканий и религиозных надежд, которые отражал в себе небесный град. Советская эпоха, пройдя сквозь кровавые катастрофы и неизмеримые траты, вырвалась наконец на просторы сказочных свершений.
Оказалась способной воссоздавать мечты футурологов и фантастов, расселяя на другие планеты и в удаленные миры цивилизацию коммунизма. «Марсианский город» был образом коммунистического рая, готового к воплощению. Был уничтожен врагами в момент, когда великолепные сферы и сияющие башни были готовы взмыть в мироздание. Горечь поражения затмевала Есаулу глаза.
Они взобрались на холм, поросший кустарником, откуда возносились овальные стены из легких сплавов и сверхпрочных конструкций. Стали обходить выпуклую оболочку с высокими иллюминаторами. Есаулу показалось, что впереди, в кустах мелькнула бесшумная тень. Ее явление было мимолетно. Он решил, что это блик солнца на сияющей металлической поверхности. Но через несколько шагов мелькнули две тени. Он успел разглядеть двух невысоких, легконогих людей, скользнувших в кустах. Продвигались дальше, огибая выступ стены из светлого титана. Неизвестно откуда появился человек, худой, бесшумный, в невзрачной, выгоревшей на солнце одежде^ Взглянул на' пришельцев. Есаул отчетливо разглядел сухое желтоватое лицо, выпуклые скулы, узкие, черно-блестящие глаза и черные волосы, торчащие из-под кепки. Это был китаец, держал в руках небольшой кулек. Встретившись с Есаулом взглядом, повернулся и бесшумно скрылся.
Они обогнули титановый выступ и увидели нескольких китайцев, торопливо идущих по тропке. В руках они держали кульки, матерчатые сумки, потертые саквояжи. Торопились с ношей, исчезая внутри строения, и навстречу им выходили другие китайцы, тоже несли саквояжи и сумки.
Есаул в сопровождении Киршбоу и Словозайцева двинулись дальше, вдоль сияющего цилиндра, на котором проступали сварные швы. Им открылась дорожка, по которой торопились китайцы, желтолицые, узкоглазые, одинаковые, обремененные ношей. Исчезали внутри «Марсианского города», другие появлялись оттуда. Их становилось все больше. Несколько тропинок сливалось в проселок, по которому в солнечной пыли двигались люди, катили, сверкая спицами, велосипеды, пылили грузовики. В кузовах плотно сидели китайцы и китаянки. Дорога удалялась в холмы, и по ней, до горизонта, шагали, катили на велосипедах, ехали в грузовиках и в автобусах китайцы, похожие один на другого, деловитые, как муравьи, переносящие по своей тропе разнообразную ношу. Муравейником, куда они исчезали и откуда возникали бессчетно, служил «Марсианский город».
— Боже мой, — ахнул посол Киршбоу. — Откуда их здесь столько? Разве мы плыли по Янцзы и причалили к предместьям Шанхая?
— Это результаты незаконной эмиграции, — ответил Есаул, видя испуганное лицо посла. — Мы с Президентом Парфирием еще кое-как сдерживаем иммиграционный поток. Но господин Куприянов, когда станет Президентом, обещает увеличить иммиграционную квоту до трех миллионов китайцев в год. А это значит, что через десять лет весь Дальний Восток, Сибирь и Центральная Россия станут китайскими. Борьбу за сибирские сокровища, которая разгорается между Америкой и Китаем, выиграет Пекин. Мне кажется, вы к этому не стремитесь, господин посол?
— Кто может стремиться к такому кошмару! Это смерть для Америки! — На жовиальном лице дипломата появилась смертельная бледность.
— А мне нравятся китайцы, — легкомысленно заметил Словозайцев. — Будем изучать иероглифы, господа!
Сквозь шлюзовые камеры, которые являлись входом в герметические объемы «Марсианского города», они вошли внутрь. Им предстали пересечения цилиндров и сфер, пирамид и параллелепипедов, игра плавных сопряжений и изысканных линий. Повсюду сиял металл, пластик, композитные материалы, выдерживающие огромные температуры и давления, сберегающие земную жизнь от марсианских песчаных бурь, кислотных дождей, метеорных потоков. И эта земная жизнь была представлена китайцами. Повсюду, на разных уровнях, во всех отсеках и закоулках находились китайцы. Одни из них работали в швейных мастерских — кроили, сшивали, гладили, вешали на «плечики» рубахи, пиджаки, куртки, ловко цепляли ярлыки модных фирм, упаковывали в тюки и куда-то увозили. Другие трудились на кухнях — варили дунганскую лапшу, готовили «пекинскую утку», фаршировали рыбу, делали острые салаты, жарили собак, коптили ворон, парили лягушек, поливая горки риса соевым и гранатовым соком, наполняя пространство дразнящими ароматами. Третьи ремонтировали велосипеды, мотоциклы и подержанные автомобили. Снаряжали праздничные «шутихи» и фейерверки, делали бумажных драконов и змей. Четвертые изобретали фарфор, бумагу^и порох. Все шевелилось, шелестело, стрекотало от пола до высоких потолков и сводов, где каждый уголок был освоен, населен, наполнен трудолюбивыми желтолицыми мужчинами и женщинами. Их было так много, что свет, падавший сквозь хрустальные своды, был желтоватый, словно наполнен горчичной пыльцой.
Длинные коридоры «Города» кишели пешеходами и велосипедистами. Повсюду висели китайские фонарики, красочные рекламные иероглифы, резные драконы. У входа в парикмахерские, рестораны, гостиницы и учреждения стояли каменные львы, один из которых непременно держал лапу на сферу, что означало господство китайской расы над всем земным шаром. Это был «Марсианский город», превращенный в Чайна-таун. Слышалась пронзительная китайская музыка. На открытых площадках давались представления Пекинской оперы.
Киршбоу не мог скрыть волнения. Есаул, исподволь за ним наблюдая, замечал, что ему не по себе.
На открытых пространствах множество пожилых китайцев делали гимнастику, продлевая свой век, дисциплинированные, организованные, повинуясь указаниям руководителей. На обширной площади, напоминавшей Тяньаньмынь, шел парад китайских войск — маршировали несметные колонны пехоты под красными знаменами, двигались вереницы транспортеров и танков, низко летели бомбардировщики и штурмовики, плыли в блеске вод крейсеры и авианосцы. Современность небоскребов, мостов и аэропортов сочеталась с архаикой. Великолепно смотрелся Зимний императорский дворец. Вдоль летней резиденции императоров, по голубому озеру скользили ладьи в виде драконов. Уходила в поднебесье Великая Китайская стена.
