Ирвин Шоу - Вечер в Византии
Она поцеловала его в щеку. Ему показалось, что до прихода к нему она плакала, горе придало ее маленькому острому личику больше женственности. На ней было все то же платье цвета электрик — видимо, в таком наряде она считала самым уместным появляться у смертного одра.
— В этой больнице не люди, а чудовища, — сказала она. У нее и голос стал мягче.
«Моя болезнь повлияла на нее благотворно», — подумал он. — Всю эту неделю я прихожу сюда ежедневно, и все время они меня не пускают.
— Очень сожалею, — солгал он.
— Однако я не отставала от событий. И с мистером Мэрфи разговаривала. Вы не будете участвовать в работе над картиной.
— Боюсь, что так.
Она положила руки на колени. Маленькие, жесткие. Двадцать три года на пишущей машинкой. Ногти покрыты лаком кроваво-красного цвета. Она безошибочно выбирает неудачные цвета. Она подошла к окну, немного спустила штору.
— Джесс, — сказала она. — Я хочу уйти от вас.
— Не верю, — скачал он.
— Поверьте.
— Вы подыскали себе другое место?
— Конечно, нет. — Она повернулась спиной к окну, лицо ее казалось обиженным.
— Тогда зачем уходить?
— Когда вы отсюда выйдете, вы все равно не сможете работать.
— Какое-то время — да.
— Долгое время. Не будем обманывать себя, Джесс. Вам не нужны ни я, ни ваша контора. Вам еще пять лет назад надо было закрыть ее. Вы только из-за меня ее и держали.
— Какая чушь, — сказал он нарочито резким тоном. Она знала, что он говорит неправду, но ложь в данном случае была необходима.
— К тому же я и неприятностей натерпелась, — тихо сказала она. — С меня хватит. Уеду из Нью-Йорка. Больше здесь не могу. Сумасшедший дом какой-то. На днях ограбили двух моих знакомых. Средь бела дня. Племянника за пачку сигарет ударили в грудь ножом. Едва не умер. Вечером из квартиры боюсь выйти. Целый год не была ни в кино, ни даже в театре. В дверь четыре разных замка врезала. Всякий раз, когда на моем этаже открывается лифт, я вся дрожу. Джесс, если им так уж нужен этот город, пусть они возьмут его.
— Куда вы поедете? — мягко спросил он.
— У моей мамы в Ньютауне есть дом. Она нездорова, и я буду ей помогать. Это прелестный тихий городок, по его улицам можно спокойно ходить.
— Может, и я туда перееду, — сказал он полушутя-полусерьезно.
— Это было бы совсем неплохо.
— А чем вы будете зарабатывать себе на жизнь? — Вечная проблема, от нее никуда не уйдешь.
— Мне много не надо, — сказала она. — Да и скопить удалось порядочно. Благодаря вам, Джесс. Вы замечательно щедрый человек, и я хочу, чтобы вы знали мое мнение о вас.
— Вы же работали.
— Я работала у вас с удовольствием. Мне повезло. Это было лучше всякого брака. А я на них достаточно насмотрелась.
Крейг засмеялся.
— Это ни о чем не говорит.
— Для меня говорит, — сказала она. — Договор на аренду конторы истекает в этом месяце. Сказать им, что мы не будем его продлевать? — Она разглядывала свои кроваво-красные ногти и ждала ответа.
— Долгий и славный путь мы с вами прошли, а, Белинда? — ласково заметил Крейг.
— Да. Долгий и славный путь.
— Скажите им, что продлевать не будем.
— Они не удивятся.
— Белинда. Подойдите ближе и поцелуйте меня.
Она чинно поцеловала его в щеку. Обнять ее он не мог из-за трубки, подведенной к руке. Когда она выпрямилась снова, он спросил:
— Белинда, а кто же будет готовить мне на подпись чеки?
— Сами готовьте. Вы же большой, взрослый мужчина. Только не выписывайте слишком много.
— Постараюсь.
— Если я останусь здесь еще хотя бы на минуту, то разревусь, — сказала она и выбежала из комнаты.
Он откинулся на подушки и устремил взгляд в потолок. «Итак, двадцать три года долой, — подумал он. — Прибавь к ним двадцать один год, прожитый с женой. Отбыл сразу два срока. Поработал я сегодня на славу».
Когда Констанс вошла в палату, он спал. Ему приснилось, будто его целует женщина, которую он никак не может узнать. Открыв глаза, он увидел, что рядом стоит Констанс и без улыбки смотрит на него сверху.
— Здравствуй, — сказал он.
— Если ты хочешь спать, то спи. Я просто посижу здесь и посмотрю на тебя.
— Я не хочу спать. — Она стояла с той стороны кровати, где не было трубки для вливания, так что он мог взять ее руку в свою. Ладонь у нее была холодная и твердая. Она улыбнулась ему.
— Ты не стригись. Длинные волосы очень тебе идут.
— Еще неделя, — сказал он, — и я смогу выступать на Вудстокском фестивале. — Он решил выдержать разговор в шутливом тоне. Констанс — не жена и не Белинда Коэн. Им не стоит обижать друг друга и не стоит напоминать друг другу о лучших временах, когда они были вместе.
Она пододвинула стул к самой койке и села. На ней было черное платье, не придававшее, впрочем, ей траурного вида. Красивое, кажущееся безмятежным лицо. Волосы, зачесанные назад, открывали широкий прекрасный лоб.
— Скажи по буквам «Мейраг». — Эти слова вырвались у него как-то сами собой, и он тут же пожалел о них.
Но она засмеялась, все хорошо.
— А ты явно поправляешься.
— Быстро, — сказал он.
— Быстро. Я уж боялась, что так и не смогу тебя повидать. Завтра мне возвращаться в Париж.
— Вот как.
Наступило молчание. Потом она спросила:
— Что ты собираешься делать, когда тебя выпишут?
— Придется какое-то время побыть без дела.
— Я знаю. Жаль, что с картиной так получилось.
— Не так уж плохо. Она свою роль сыграла. Или почти сыграла.
— Обратно в Париж не поедешь?
— А ты оттуда уезжаешь?
— Думаю, недели через две.
— Сомневаюсь, что я поеду в Париж.
Она немного помолчала.
— Для меня арендовали дом в Сан-Франциско. Говорят, с видом на залив. Там наверху есть большая комната, где человек может спокойно работать. И не слышно, как шумят дети. Или почти не слышно.
Он улыбнулся.
— Похоже на подкуп, да? — спросила она и сама же ответила: — Наверно, да. — Она засмеялась, потом лицо ее сделалось серьезным. — Думал ли ты о том, куда подашься после того, как выберешься отсюда? Где будешь жить?
— Нет еще.
— Не в Сан-Франциско?
— Староват я для Сан-Франциско, — мягко сказал он. — Он, конечно, имел в виду не город, и она это понимала. — Но я наведаюсь туда.
— Я буду ждать, — сказала она. — Какое-то время, во всяком случае. — Слова эти прозвучали как недвусмысленное предупреждение, но что тут можно было поделать?
— Бери этот город штурмом, — сказал он.
— Попробую воспользоваться твоим советом. — Лицо ее стало опять серьезным. — Как жаль, что время наше, в сущности, не совпадает. Ну да все равно, когда тебе надоест скитаться по гостиницам, вспомни, что есть на свете Констанс. — Она протянула руку и погладила ему лоб. Ее прикосновение было приятным, но не возбуждало желания. Больное тело без остатка отдавалось своему недугу. Болезнь есть высшее проявление эгоизма.
— В последние дни я занималась отвратительным делом, — сказала она, отнимая руку. — Все подсчитывала, кто кого больше любит. Результат получился ошеломляющий: я люблю тебя больше, чем ты меня. Это — первый случай в моей жизни. Хотя, конечно, раз-то в жизни это должно случиться.
— Еще неизвестно… — начал было он.
— Известно, — резко перебила она. — Известно.
— Я-то еще не занимался подсчетом.
— И не надо. Кстати, вспомнила: виделась я с твоей хорошенькой юной приятельницей из Канна. Нас доктор Гибсон познакомил. Мы очень подружились и несколько раз встречались в ресторане. Очень умная. И очень волевая. Завидно волевая.
— Я не настолько хорошо ее знаю, — сказал он. Удивительно, но это правда. Он действительно не знал, волевая Гейл или нет.
— Обо мне она, разумеется, все знала.
— Не от меня, — сказал он.
— Нет. Разумеется, не от тебя. — Констанс улыбнулась. — Она улетает в Лондон. Ты это знал?
— Нет. Я ее не видел.
— Бедный Джесс, — насмешливо сказала Констанс. — Все трудящиеся дамы покидают его. На будущее рекомендую тебе держаться одного какого-нибудь города и выбирать женщин праздных.
— Я не люблю праздных женщин.
— Я тоже… Да! — Она порылась в сумочке и достала листок бумаги. Он узнал почерк Гейл. — Я обещала, если увижу тебя раньше ее, передать тебе ее телефон. Она живет в Филадельфии, у отца. Ради экономии, говорит, что разорилась вчистую.
Он внял у нее листок. На нем были адрес и номер телефона. И больше ничего. Он положил бумажку на столик.
Констанс встала.
— Сиделка не велела утомлять тебя.
— Увидимся ли мы еще?
— Не в Нью-Йорке, — ответила она, натягивая перчатки, — в этом городе чистых перчаток хватает только на час. — Она раздраженно смахнула сажу с тыльной стороны перчатки. — Не скажу, чтобы эта поездка в Нью-Йорк доставила мне удовольствие. Прощальный поцелуй. — Она наклонилась, поцеловала его в губы и прошептала: — Ты ведь не умрешь, милый, а?
