Фонтан - Хэй Дэвид Скотт

Голливудский агент, с которым Эктор лично никогда не встречался, «большой фанат» и скупает реальные истории жизни для всех студий подряд, крупных и мелких. Из его уст часто можно услышать фразу «заявка на „Оскар"». Но реабилитация благодаря недостатку кассовых латиноамериканцев не устраивает Эктора, и он покидает проект.

Солдат с зелеными бакенбардами

Большой Тим. Великан. Защитивший их всех от смертоносной шрапнели. Само собой, было больно. Полилась кровь. В морфиновом тумане он вспоминает, как клоунесса делала ему искусственное дыхание рот в рот. Клоунесса. Женщина-клоун. Он вспоминает типа с металлическими ногами (и вытекающим глазом) и орудовавшего карандашом ублюдка, который накладывал ему на раны импровизированные повязки из пластилина «Play-Doh®» и клоунских носовых платков. Другой тип, тот, которого он бил, быстро соорудил из дешевого стола носилки. Все они вынесли его через аварийный выход, спасаясь от наводнения. Ублюдок с карандашом шел первым.

Теперь он здесь. Сигар ему не дают, зато добрая медсестра приносит огромный цирковой леденец. Большой Тим на мгновение задумывается, не оставили ли они там Дакмана.

Он не смотрит подкорректированные теленовости, где демонстрируют кадры (любезно предоставленные Белль Дэй и «Дабл-ви-джи-эн»), на которых Дакворт, когда фонтан водопадами изливается с нижних этажей, высовывается в разбитое окно на четвертом этаже с торчащими из тела карандашами, шишкой на лбу, в изорванной одежде, с разбитым мегафоном в руке, и его губы произносят: «Пейте, пейте, пейте!», но грохот и напор неодолимой силы, встречающейся с подвижными человеческими объектами, заглушают его распоряжения.

Большой Тим ничего этого не видит, он занят тем, что лебезит перед доброй медсестрой из-за другого подарка — измятой фотографии, найденной в его испорченных брюках. Он с гордостью разглаживает фотографию.

Это работа моего сына.

Великий и ужасный

После жалобы на сильный запах и громкую музыку полиция прибывает в квартиру Эммы, расположенную в двух милях от парка Оз, и обнаруживает Дакворта, свернувшегося калачиком рядом с переливающимся коконом тела Эммы. Они лежат на полу около кровати, среди разбросанных вокруг силиконовых членов в неглубокой, но постепенно увеличивающейся луже его крови. Дакворт гладит Эмму по волосам и просит прощения. Из тела его торчит зазубренный обломок карандаша, вибрируя в такт нитевидному пульсу.

Рядом с кроватью на проигрывателе подпрыгивает и шипит игла, застрявшая в канавках блэкфлэ-говского «Мучимого жаждой и несчастного». Позднее эксперт-криминалист заметит маленькую гусеницу тигровой окраски, медленно ползущую по подоконнику [49].

Трусливый лев

Би, который все еще находится в парке Оз, снимает треснувшие очки. Острые кусочки мира перетекают одни в другой — мутная смесь масла, воды, мыла и песка. В размытой акварельной картинке перед его немолодыми глазами кресла нет. Как будто никогда и не было. Ни кресла, ни фонтана, ни Кувалды, ни Олив. Если бы только он мог функционировать без очков. Он бы оставил в мире пюре из кирпичей и листьев, быть может, полоску близлежащего ручейка, оставил то немногое, что попадает в фокус его зрения, всего восемь дюймов, которого достаточно, чтобы удостовериться в наличии этикетки на пиве и маленькой родинки над губой Олив, когда она приближается к нему.

Би снова надевает очки. Мир обретает четкость. Он поворачивается к Олив. Вернее, к тому месту, где раньше находилась Олив. Оглядывается на пикап. Пикап выглядит странно. Би делает два шага и понимает, что пассажирская дверца распахнута. Рюкзак, который он дал Олив для ее вещей, исчез. Би замирает. На минуту. Десять. Пятнадцать. Ушла.

Малышка ушла, ушла.

Чуть восточнее сотрудница стоянки ездит от машины к машине на велосипеде, проверяя сроки действия парковочных талонов, размещенных на приборной панели. Би талона так и не взял. Еще один штраф — и его обязательно эвакуируют. Он вытаскивает из кошелька кредитную карту с истекшим сроком действия, чтобы скормить ее демонам паркомата. Они собирались пробыть здесь всего несколько минут. Они собирались пробыть вместе лишь всю жизнь.

Возможно, это знак. Неужто Би действительно воображал, что они смогут это сделать? Чикаго — единственный город, который он знал в своей взрослой жизни. Город, в котором остались его корни. От этого уже не отмахнешься. Может, он сможет доставлять сталь? Или работать сварщиком? Может, выпросить у Гюнтера тот старый заказ?

Позади раздается детский крик.

Би оборачивается и видит мальчика, упавшего на землю перед мостиком, перекинутым через небольшой ручей. Компания подростков без рубашек бросает в него камни. Мальчик отшатывается, затем переходит по мосту на дальнюю сторону ручья. Банда находится там. Мальчику никак не пройти мимо них.

Би направляется к нему. Затем убыстряет шаг. Интерес к мальчику у пропащих подростков пропадает, и они затевают драку между собой. Би видит, что мальчик останавливается.

Видит, что мальчик оценивает расстояние и прикидывает, сколько времени понадобится, чтобы проскочить мимо них. Если они по-прежнему будут заняты собой. Если у него хватит быстроты. И силы. В конце концов паренек решает, что умный в гору не пойдет. Он спускается к ручью и ищет, где переправиться на тот берег.

Би следует за ним.

В какой-то момент мальчик останавливается, снимает очки. Солнечные лучи отражаются и преломляются сквозь них. Даже со своего места Би видит большую трещину в стеклах. Мальчик проводит по ней пальцами, потом снова надевает. Моргая и щурясь от света. Он осматривает ручей вверх и вниз по течению. Даже самый подходящий участок для переправы все равно широк. Очень широк. А вода очень холодная. И камни скользкие. У него не получится.

Би оглядывается назад, ожидая увидеть эвакуатор, увозящий на себе его жизнь. Его будущее. Его перспективы. Но там Олив. Размахивающая парковочным талоном перед носом сотрудницы стоянки. Ветер доносит ее слова: «Да заплатили мы, блин, сейчас уедем». У ее ног стоит раскрытый рюкзак, оттуда высовывается ремешок сумочки. На капоте — два стакана кофе в картонном держателе. Олив закатывает рукава, готовая броситься в бой.

У нее чешутся руки.

Би снова поворачивается к мальчику.

Тот пятится и мотает головой. Этот мальчик в очках с толстыми линзами дрожит от страха. Он отступает на шаг. Потом на два, три, четыре. Поворачивается и бежит. Быстрыми маленькими неуклюжими шажками.

Би входит в ручей. Ноги и голени мгновенно немеют.

— Роберт! — кричит Би.

Мальчик останавливается почти на вершине берега. Оборачивается. У него текут слезы. Мимо пролетает царственная бабочка, быстро проверяя его очки на наличие нектара.

Би стоит в воде.

Мальчик стоит наверху.

Би распахивает руки.

Мальчик делает неуверенный шаг вперед. В сторону Би, в сторону ручья. Потом еще один. И вот уже мальчик несется по склону к воде, набирая скорость, на шаг опережая гравитацию, его треснувшие очки соскакивают с носа и падают на землю, и уже слишком поздно останавливаться, и полуслепой мальчик не сбивается с шага, и Би наконец понимает последнее слово Влада и Кувалды, и раскрывает руки все шире, и ноги мальчика уже касаются воды, касаются неизвестной вселенной, и Би кричит:

— Прыгай!

КОНЕЦ

Благодарности

Писательство — это занятие отшельников. На первых порах.

Итак, вот моя речь. Посмотрим, подыграет ли мне команда… Я хотел бы поблагодарить своих родителей, которые ждали этого дольше всех, — Уильяма К. Хэя и Сьюзен Л. Хэй. В общем, спасибо вам, что разрешали мне не ложиться спать, пока я читал. С тех пор я таки и не спал.