Иэн Макьюэн - Сластена
– Посмотри на это так, – сказала я. – Перейти от первой коробки ко второй – только тогда плохое решение, когда твой выбор был правильным и пенсия – в первой коробке. Шансы на это – один к трем. Так что вероятность ошибки, когда отказываешься от первоначального выбора, – одна третья. Значит, с вероятностью две третьих ты поступишь правильно, предпочтя вторую коробку.
Он хмурился, напрягал ум. Истина забрезжила на секунду, но потом он моргнул – мысль ускользнула.
– Я знаю, что я прав, – сказал он. – Только не могу это четко объяснить. Этот Монти произвольно положил мою пенсию в одну из коробок. Осталось только две коробки, где она может быть, значит, с равной вероятностью она в одной либо в другой. – Он хотел встать, но опять опустился на стул. – Голова кружится от этих мыслей.
– Можно подойти к этому иначе, – сказала я. – Пусть у нас миллион коробок. Правила те же. Скажем, ты выбрал коробку номер семьсот тысяч. Монти идет вдоль коробок, открывает одну за другой, пустые. Когда остались только две коробки – твоя и, скажем, девяносто пятая, – он останавливается. Какие теперь шансы?
– Равные, – глухим голосом ответил он. – Пятьдесят на пятьдесят.
Я постаралась говорить не таким тоном, каким говорят с ребенком.
– Том, один шанс из миллиона, что приз в твоей коробке. И почти наверняка он – в другой.
Опять что-то будто мелькнуло у него в уме – и исчезло.
– Ну… Нет, не думаю, что это правильно, то есть… Думаю, меня сейчас стошнит.
Он вскочил и торопливо прошел мимо официантов, не попрощавшись. Когда я догнала его на улице, он стоял, прислоняясь к машине, и смотрел на свои туфли. Холод его взбодрил, его даже не стошнило. Мы под ручку направились к дому.
Решив, что голова у него достаточно прояснилась, я сказала:
– Если это поможет, попробуем проверить это эмпирически на картах. Можем взять…
– Сирина, дорогая, хватит. Если опять стану ломать голову, меня вырвет.
– Ты просил чего-то парадоксального.
– Да. Извини. Больше не попрошу. Будем держаться подальше от парадоксов.
Тогда мы стали говорить о другом и, добравшись до квартиры, легли и крепко уснули. Но рано утром в воскресенье взволнованный Том растряс меня, оборвав какой-то путаный сон.
– Я понял! Сирина, я понял, как это получается. Это же так просто – все, что ты говорила. Все вдруг встало на место, знаешь, как этот рисунок куба… как его.
– Некера.
– Я могу что-то из этого сделать?
– Да, почему бы и нет.
Я уснула под треск клавиш за дверью и проснулась только через три часа. В воскресенье мы почти не вспоминали Монти Холла. Пока Том работал, я приготовила на обед жареное мясо с картошкой. Может быть, сказывалось похмелье, но я с особенной грустью думала о возвращении на Сент-Огастин-роуд, в свою комнату-одиночку, о том, как включу электрический камин с одной трубкой, буду мыть голову в раковине и гладить юбку перед работой.
В ранних сумерках Том проводил меня на вокзал. Мы обнялись на платформе, я чуть не плакала, но виду не подала, и, наверное, он ничего не заметил.
16
Через три дня пришел по почте его рассказ. К первой странице была пришпилена открытка с Западным пирсом, и на обороте: «Правильно я понял?»
Я прочла «Вероятную измену» в ледяной кухне, за кружкой чая, перед уходом на работу. Терри Крот – лондонский архитектор, бездетный брак его постепенно разрушается из-за постоянных измен его жены Салли. Жена не работает, за детьми ухаживать не надо, домашним хозяйством занимается служанка, и она «посвятила себя беспрестанным и безоглядным адюльтерам». Кроме того, Салли каждый день прилежно курит марихуану и перед обедом употребляет хорошую порцию виски. Терри между тем трудится семьдесят часов в неделю, проектируя квартиры в дешевом многоэтажном муниципальном доме, который лет через пятнадцать будет, скорее всего, снесен. Салли вступает в сношения с почти незнакомыми мужчинами. «Ее отговорки и объяснения были оскорбительно прозрачны, но он никогда не мог их опровергнуть. У него не было на это времени». Но однажды совещание на строительном участке отменяется, и архитектор решает потратить свободные часы на слежку за женой. «Снедаемый ревностью и печалью, он желал увидеть ее с мужчиной, чтобы дать пищу своему отчаянию и укрепиться в решимости оставить ее». Она сказала ему, что проведет день у своей тетки в Сент-Олбансе. Вместо этого она отправляется на вокзал Виктория, и Терри следует за ней. Она садится в брайтонский поезд, он – тоже, на два вагона сзади. Он идет за ней по городу, через проспект Стейн, по улочкам Кемп-тауна и приходит к маленькой гостинице на Аппер-Рок-гарденс. С тротуара он видит ее в вестибюле с мужчиной, к счастью, думает Терри, довольно щуплым. Он видит, как парочка берет ключ у портье и поднимается по узкой лестнице. Терри входит в гостиницу, портье не замечает его или не обращает внимания, и он поднимается по лестнице следом. Он слышит, как открылась и закрылась дверь на четвертом этаже. Поднимается на площадку. Перед ним всего три номера: 401, 402, 403-й. План его – дождаться, когда они лягут в постель; тогда он вышибет ногой дверь, устыдит жену, а этому тщедушному врежет по морде.
Но он не знает, в каком они номере.
Он тихо стоит на площадке и ждет звуков. «Он жаждал их услышать – стон, вскрик, пружинный скрип – все годилось. Но ничего не было». Проходят минуты, он должен что-то решить. Он решает вломиться в номер 401-й, потому что дверь ближе всех. Все двери на вид – хлипкие, он знает, что хорошего пинка будет достаточно. Он отступает, чтобы разбежаться, но в это время открывается дверь номера 403-го и выходит индийская пара, неся малыша с заячьей губой. Они проходят мимо него с робкой улыбкой и спускаются.
Они ушли, и Терри в замешательстве. Здесь в рассказе напряжение нарастает, близится кульминация. Архитектор и любитель математики, он накоротке с числами. Он торопливо просчитывает варианты. Изначально был один шанс из трех, что жена в номере 401-м. То есть до сих пор было два шанса из трех, что она либо в 402-м, либо в 403-м. Теперь ясно, что 403-й пуст. Значит, два шанса из трех, что она в 402-м номере. «Только дурак будет держаться первоначального выбора, потому что законы вероятности неумолимо верны». Он разбегается, прыгает, дверь 402 с треском распахивается, и вот она, парочка, – голые в постели, только что приступили к делу. Он закатывает мужчине «увесистую оплеуху, бросает на жену взгляд, исполненный холодного презрения», и уезжает в Лондон, чтобы начать бракоразводный процесс.
