Владимир Степаненко - Точка росы
Скоро около полыньи лежал толстый трос с петлей. Пядышев начал раздеваться. Он еще не успел сбросить свитер, как до костей обжег мороз. Особого страха он не испытывал. В деревне мальчишки начинали купаться сразу после ледохода. Но когда петля веревки для страховки обвила его тело, чтобы течение не затащило под лед, от колючих ворсинок ему стало не по себе. Пядышева качнуло, и он чуть не потерял сознание. Фары тракторов светили прямо в лицо. «Сергей, не трусь. Надо сделать один шаг!»
Понял, что если сейчас не шагнет, то через секунду не преодолеет себя, и ступил в воду. Сердце екнуло, как будто остановилось, сжатое тисками. Уходя от бьющего в глаза яркого света фар, нырнул.
Течение рвануло Пядышева в сторону, потащило под лед, но он уже стоял ногами на дне. Вот и гусеница. Крюк слева. Негнущимися пальцами надел петлю троса и для крепости подергал. Оттолкнулся ногами и вынырнул.
— П-по-рядок!
Пядышева вытащили на край льдины. Он не удержался и упал в снег. На голого набросили шубу и потащили к балку. Четверо парней начали растирать его снегом.
— Ребята, не жалейте рук. Растирайте как следует.
— Не порвите кожу, — пытался шутить Пядышев. — Не сгодится тогда на барабан! — Потяжелели веки, потянуло ко сну.
У леса колонну тракторов встретил вездеход. Из кабины вылез мужчина и, выпрямившись, оказался великаном в малице.
— А я заждался вас, — сказал Шибякин. — Юрий Иванович, вылазь. Не ожидал меня здесь встретить? А со мной приехал и председатель сельского Совета. Знакомьтесь — Сероко.
— Спасибо, Василий Тихонович, ваше появление — счастье! — сказал главный инженер, звонко хлопая по широкой ладони начальника экспедиции.
Глава третья
Шла весна. Под майским солнцем поблескивал ноздреватый снег, схватывался по утрам морозом. А на прогретых местах царили колкая трава и ягель. Воздух дрожал от птичьих голосов. К первым, раздернутым закраинам на озерах и реках летали стаи уток и гусей. Трубно кричали лебеди, возникая на мгновение стаей в голубом небе белыми, вспененными облаками.
Викторенко жадно вдыхал сыроватый воздух, радуясь погожему дню. Последняя метель еще не забылась, и сугробы снега то и дело перегораживали дорогу. Внизу лежала Ево-Яха. Между льдинами перепархивали юркие кулички, испуганно попискивая. Викторенко обходил берег Ево-Яхи — надо было наметить план предстоящих работ. За время пути не раз возвращался к разговору с Луневым и Тонкачевым. Евгения Никифоровича утвердили начальником областного управления по добыче газа, а Викторенко — начальником Уренгойского объединения.
Сидели в кухне новой, только что полученной Луневым квартиры. Жена и дочка были еще в Березове, собирали к переезду вещи.
— Чай будем пить из самовара, как давно мечтал Юрий Иванович, — довольным голосом сказал Лунев.
— А я дома из самовара и пью, — парировал Тонкачев. — А борюсь за самовары на производстве.
Викторенко молчал. Он все еще испытывал некоторую неловкость перед Юрием Ивановичем за то, что не его, Тонкачева, двинули в Уренгой, хотя, казалось, все к тому шло. Тонкачев возглавил санный поезд к новому месторождению. И первые колышки вбил, и первые дома там поставил. Выходит, что Викторенко на готовенькое попал. А ведь у него и опыта, и знаний меньше, чем у Юрия Ивановича. Размышления Ивана прервал Лунев.
— Что зажурился, хлопец? Юрий Иванович, а это ведь он переживает, что у тебя лакомый кусочек из-под носа утащил.
Иван хорошо помнит, как он резко ответил, что да, переживает. Да, не знает, чем руководствовались управление, обком партии, министерство, решая вопрос о его назначении. Помнит также Иван, как Лунев, сразу посерьезнев, строго сказал:
— Назначение получил не за красивые глаза. Кстати, не такие уж они у тебя и красивые. Тонкачев был первопроходцем, потому что он опытнее тебя. Скажи ему спасибо. Знаю, что у Юрия Ивановича взыграло ретивое. Но ему другое предначертано. В недалеком будущем. А пока пусть завершает техническую борьбу с французами. Пока он нужен в Медвежьем. Уяснил, Иван свет Спиридонович? Не одной головой думал Лунев, а коллегиально.
И уже более жестко добавил:
— Кстати, тебе полезно начинать с нуля. А Тонкачев уже прошел эти нулевки. Так что ты за него не переживай.
Долго гоняли тогда чаи. Потом два дня были заняты рабочей беготней. Перед отлетом Викторенко забежал к Луневу проститься. Узнал, что Тонкачев уже улетел. А Евгений Никифорович был в обкоме партии. Иван попросил у секретаря лист бумаги. Согнул пополам, написал: «Луневу Е. Н.». На обратной стороне вывел: «Спасибо, что верите, спасибо, что учите. И. В.». Снова согнул листок и попросил передать адресату.
Все это Викторенко вспомнил во время обхода Ево-Яхи. Он старательно знакомился с местностью, намечая план предстоящих работ. Перелазил через бурелом, выходил на песчаные отмели, проваливался в болотах. Легкая жизнь ему не рисовалась. Природа поражала своей дикостью. На сотни километров одна тайга, болота и озера.
В Шебелинке он, не задумываясь, построил бы без особого труда десять комплексов. Там железная дорога и автотрасса. А тут? Для всех грузов и строительных материалов единственный путь по Оби до Тазовской губы.
А после перегрузки на маленькие суденышки и баржонки далекий путь по заболоченному Пуру.
От его берегов до строительной площадки сто пятьдесят километров через торфяники и болота. Уже начали отсыпать песок под фундамент первого комплекса, а пока нет никакого оборудования и материалов. Викторенко вышел из тайги и остановился. Ладонью прикрыл глаза от солнца. Залюбовался первыми домами. Шутники из санного отряда Тонкачева окрестили застройку улицей Оптимистов. Вспомнил стихотворение:
От бетонной экспрессии
В поредевших лесах
Умирают профессии
У меня на глазах.
«Нет, дорогой Василий Федоров, не перевелись еще на Руси умельцы. Они все построят здесь, в краю болот, на века».
Есть здесь русские плотники
С золотым топором.
Это звучное четверостишие он услышал от Лунева. Евгений Никифорович всегда уважительно относится к рабочему любой профессии, был бы он мастером. У него даже меняется голос, когда он произносит: «Мастер», точно оправляет каждую букву драгоценными камнями. В ту памятную беседу в Тюмени, напутствуя Викторенко, Евгений Никифорович дал совет: «Посмотри, не закисли ли твои гвардейцы из отрядов на Сосьве. Зови к себе в Уренгой. По должности я должен ругать тебя за переманивание кадров, а тут сам даю совет! Нужны классные специалисты. Нужны мастера!»
Викторенко перебирал в голове фамилии знакомых инженеров на должность начальника первого комплекса.
Лунев словно угадал его мысли и торопливо сказал: «Не мучайся, Иван Спиридонович. Хочешь услышать мое мнение? Так знай: смело назначай на первый комплекс Пядышева. Завод ему подымать с нуля, поверь, вырастет в хорошего специалиста!»
Викторенко не думал сразу сдаваться:
«А Лавчуков разве не подойдет?»
«Лавчуков перспективный инженер о оригинальным мышлением. Но первый комплекс должен стать эталоном. Строить придется еще не один завод. Пядышев пользуется авторитетом. Его слово закон для строителей и монтажников. Ему верят. Он дерзок и резковат, но именно такой хватки недостает Лавчукову».
Викторенко продолжал свой путь по берегу Ево-Яхи. Река беспрерывно петляла из стороны в сторону, то скрывалась в тайге, то выбегала на широкие плесы, разрезая болота. За одним из поворотов Викторенко неожиданно увидел незнакомого человека.
— Здравствуйте, Иван Спиридонович, — сказал незнакомец, протягивая руку. — Не узнали?
Викторенко напрасно силился вспомнить.
— Медвежье… горком партии… магазин… кража!
— Мишустин, какими судьбами?
— По воздуху, по заданию горкома.
Викторенко, стараясь оправдаться за свою забывчивость, крепко пожал протянутую ладонь.
— Ну и силища, — удивленно протянул Мишустин.
— Чем, чем, а силой бог не обидел. Вы надолго к нам?
— На партийное собрание. Погощу, пока не надоем.
— Я слышал, вы в отпуск собирались?
— Перенес на зиму. Жена улетела сдавать экзамены. Она у меня учится в педагогическом институте. Так что рассчитывайте на помощь.
Викторенко с Мишустиным не спеша продолжали обход. Весна не торопилась открывать заветные места, красивые лужайки и спуски к реке. По границе тайги, среди кедрачей и елей, еще держались посиневшие сугробы, напоминая о зиме. А рядом, на быстрине Ево-Яхи, течение промыло лед.
Мужчины вышли на открытый простор. Впереди среди травы горбатились мочажины. Дрались куропачи. Два петуха яростно нападали друг на друга, и ветер переметал вырванные перья соперников.
