Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди
Первым взял слово Берт Оудик.
– Может ли мне кто-нибудь объяснить, почему Кеннеди не считают коммунистом? – начал он. – Он хочет национализировать медицину и жилищное строительство. Он отдал меня под следствие, а я ведь даже не итальянец, – никто не рассмеялся этой шутке и он продолжал. – Мы можем рассуждать сколько нам вздумается, но мы должны признать одно главное обстоятельство. Кеннеди представляет собой страшную опасность всему тому, что мы, собравшиеся здесь, отстаиваем. Мы должны принять решительные меры.
– Он может начать против вас следствие, – спокойно заметил Джордж Гринвелл, но он не сможет добиться вашего осуждения. В нашей стране еще существует правосудие. Я знаю, что вы подверглись серьезной провокации. Но если я услышу здесь какие-либо опасные разговоры, я уйду. Не хочу выслушивать ничего, пахнущего изменой или подстрекательством.
– Я люблю мою страну больше, чем кто-либо другой в этой комнате, – обиделся Берт Оудик. – Поэтому меня это так раздражает. Обвинение утверждает, что я действовал как изменник. Я и мои предки жили в этой стране, когда эти е…ные Кеннеди еще жрали картофель в своей Ирландии. Я был уже богат, когда они были еще бутлегерами в Бостоне. Артиллеристы стреляли по американским самолетам, бомбившим Дак, но не по моему приказу. Конечно, я предложил султану Шерабена сделку, но действовал я в интересах Соединенных Штатов.
– Мы знаем, что Кеннеди представляет собой проблему, – сухо сказал Лоуренс Салентайн. – Мы и собрались здесь, чтобы найти решение. Это наше право и наш долг.
– Все, что Кеннеди говорит народу, – вступил Мартин Матфорд, – сплошное дерьмо. Откуда возьмутся капиталы на осуществление всех этих программ? Он говорит о модифицированной форме коммунизма. Если мы сможем разъяснить это через средства массовой информации, народ отвернется от него. Каждый мужчина и каждая женщина в этой стране думают, что в один прекрасный день станут миллионерами, и уже волнуются насчет налогов.
– Тогда почему все опросы показывают, что Фрэнсис Кеннеди в ноябре победит? – с раздражением спросил Лоуренс Салентайн.
Как уже не раз бывало в прошлом, он слегка удивлялся тупости этих могущественных людей. Казалось, они не понимают, какое необыкновенное обаяние исходит от Кеннеди, когда тот обращается к стране, просто потому, что на них это обаяние не действует.
Некоторое время все молчали, потом заговорил Мартин Матфорд:
– Я имел возможность познакомиться с некоторыми подготовленными законопроектами, призванными регулировать деятельность биржи и банков. И если Кеннеди вникнет в них, будет много шума. Когда он бросит на это своих ребят из контрольных органов, тюрьмы окажутся битком набиты очень богатыми людьми.
– Ну, что ж, я буду там ожидать их, – ухмыльнулся Оудик. Несмотря на следствие, он находился, казалось, в отличном расположении духа. – К тому времени я буду там доверенным лицом и позабочусь, чтобы у них у всех в камерах были цветы.
– Вы будете, – нетерпеливо заметил Луис Инч, – одной из тех тюремных птичек, которые развлекаются с компьютером, управляя своими нефтяными танкерами.
Берту Оудику никогда не был симпатичен Луис Инч. Ему и не мог нравиться человек, который тянет людей из подземелий к звездам и взимает миллион долларов за квартиру размером с плевательницу.
– Я уверен, – сказал он, что в моей камере будет больше площади, чем в ваших замечательных квартирах. И уж раз я буду там, не думайте, что у вас найдется, чем отапливать ваши небоскребы. И еще одно – я предпочту играть в азартные игры в тюрьме, нежели в ваших казино в Атлантик-Сити.
Джордж Гринвелл, как самый старший и самый опытный во взаимоотношениях с правительством, понял, что должен изменить ход беседы.
– Я думаю, – выступил он, что мы должны через посредничество наших компаний и других представительств вложить немалые деньги в поддержку конкурента Кеннеди. Мартин, я полагаю, вы захотите быть руководителем предвыборной кампании.
– Прежде всего, – откликнулся Мартин Матфорд, – о каких денежных суммах мы говорим, и как они будут вноситься.
– Как насчет того, чтобы общая сумма составила пятьсот миллионов долларов? – предложил Джордж Гринвелл.
– Минуточку, – вскричал Берт Оудик, – я только что потерял пятьдесят миллиардов, а вы хотите, чтобы я выложил еще штуку?
– Это всего навсего одна штука, Берт, – со злобой в голосе произнес Луис Инч. – Почему нефтяная промышленность собирается засрать нам мозги? Вы, техасцы, не можете выложить сто миллионов?
– Телевизионное время, – вмешался Салентайн, стоит больших денег. Если мы намерены насыщать эфир вплоть до ноября, целых пять месяцев, это будет очень дорого стоить.
– Но ваши телекомпании тоже сорвут с этого дела хороший куш, – набросился на него Луис Инч. Он очень гордился своей репутацией ярого оппозиционера в любом споре. – Вы, телевизионщики, умеете вытащить свою долю из одного кармана, а она как по волшебству оказывается у вас же в другом кармане. Я считаю, что при распределении расходов это обстоятельство следует учитывать.
– Похоже, что мы здесь сейчас пересчитываем дерьмо, – высказался Мартин Матфорд, вызвав ярость остальных участников семинара.
Матфорд «Считайте меня частным лицом» славился своим высокомерным отношением к деньгам. Ему они представлялись неким бесплотным символом, который с помощью телекса переводится от одного бестелесного фантома к другому. Он не видел в них реальности. Своим случайным любовницам он дарил машины марки «Мерседес». Таким эксцентричным выходкам он научился у богатых техассцев. Если любовница удерживалась в течение года, он покупал ей доходный дом, чтобы обеспечить ее в старости. Одна любовница получила дом в Малибу, другая замок в Италии и квартиру в Риме. Своему незаконнорожденному сыну он купил долю в казино в Англии. Ему это ничего не стоило, он просто подписывал клочок бумаги. Где бы он не путешествовал, у него всегда находилось где остановиться. Альбаниз получила свой знаменитый ресторан и все здание таким же образом. Было множество и других женщин. Деньги ничего не значили для «Частного лица» Матфорда.
– Я заплатил свою долю Даком, – агрессивно бросил Оудик.
– Берт, – отозвался Матфорд, – вы сейчас не перед комитетом конгресса, когда вы доказываете, что нефтяные ресурсы истощаются.
– У вас нет выхода, – вступил Луис Инч. – Если Кеннеди будет переизбран и получит удобный ему конгресс, вы отправитесь в тюрьму.
Джордж Гринвелл снова подумал, не следует ли ему официально отмежеваться от этих людей. Помимо всего прочего, он уже слишком стар для подобных авантюр. Его империя зерна подвергалась меньшей опасности, чем другие сферы экономики. Нефтяная промышленность слишком уж явно шантажировала правительство, добиваясь скандальных доходов. Его бизнес с зерном был тихим, большинство людей не знало, что всего пять или шесть частных компаний контролируют хлеб во всем мире. Гривелл боялся, что опрометчивые, воинственно настроенные люди, вроде Берта Оудика, вовлекут их всех в действительно серьезные неприятности. Но он получал удовольствие от Сократова клуба, от тянувшихся неделями семинаров, заполненных интересными дискуссиями о мировых проблемах, от партий в трик-трак, робберов в бридж. Однако он готов был отказаться от всего этого ради доброго отношения своих сограждан.
– Бросьте, Берт, – сказал Инч, что значит для нефтяной промышленности лишний кусок? Вы, ребята за последние сто лет, благодаря дотациям на добычу нефти, высосали общественные титьки досуха.
– А как насчет нашего друга «Принимайте меня как частное лицо»? – сухо спросил Салентайн. – У него больше денег, чем у нас всех вместе взятых. Мы можем залезать в карман правительственного казначейства, он же залезает в карман всего национального производства. Банковская система и Уолл-стрит будут первыми, кто получит коленом под зад. Их дела так вопиют, что Кеннеди может развесить их на фонарных столбах на Уолл-стрит, и граждане будут устраивать по этому поводу праздничные шествия.
– Матфорд, – ухмыльнулся Инч, ваши парни творят Бог знает что. Последний спад на финансовом рынке, который вы организовали, обошелся рядовым держателям акций по крайней мере в двести миллиардов долларов.
– Хватит говорить глупости, – рассмеялся Мартин Матфорд. – Мы все здесь повязаны. И если победит Кеннеди, висеть будем вместе. Забудем о деньгах и перейдем к делу. Давайте решать, как нам бороться с Кеннеди в этой выборной кампании. Как насчет того, что он не сумел справиться с угрозой взрыва атомной бомбы? Не смог предотвратить его? А как с тем, что со дня смерти его жены он не имел ни одной женщины? Может, он тайно имеет девушек в Белом доме, как это делал его дядя Джон? И еще о миллионе таких вещей? Например, как насчет его личного штаба? Нам предстоит серьезно потрудиться.
