Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди
Его слова смутили всех.
– У него действительно не было ни одной женщины, – задумчиво произнес Оудик. – Я это проверял. Может, он мальчик для мужских забав?
– Ну и что? – отпарировал Салентайн.
Кое-кто из его первых телезвезд был известен своим распутством, и он болезненно реагировал на разговоры на эту тему. Слова Оудика задели его.
Однако Луис Инч неожиданно принял сторону Оудика.
– Послушайте, – обратился он к Салентайну, – люди не имеют ничего против, если кто-то из ваших бездарных комедиантов педерасты, но если это президент Соединенных Штатов?
– Все в свое время, – заметил Салентайн.
– Мы не можем ждать, – сказал Матфорд. – Кроме того, президент не педераст, он просто находится в своего рода сексуальной спячке. Кроме того, до меня дошел слух, что он начинает проявлять известный интерес к одной молодой леди.
– Насколько молодой? – торопливо поинтересовался Луис Инч.
– Недостаточно молодой для наших целей, сухо ответствовал Матфорд. – Я думаю, лучший способ атаковать его через его штаб. Какие-то минуты он взвешивал сказанное, потом продолжил. – Вот к примеру, генеральный прокурор Кристиан Кли. Я направил моих людей, чтобы они поинтересовались им. Вы ведь знаете, для общественного лица в нем есть некая таинственность. Весьма богат, гораздо богаче, чем представляет себе публика. Я неофициально заглянул в его банковские счета. Тратит немного, не содержит женщин, не употребляет наркотики, это было бы видно по его расходам. Блестящий юрист, который на самом деле не очень считается с законом. Мы знаем, что он предан Кеннеди, а система охраны президента, которую он организовал, просто поразительна. Но эта система будет мешать предвыборной кампании Кеннеди, потому что Кли не позволит никому приблизиться к нему. Во всяком случае, я сконцентрировался бы на Кли.
– Кли работал в Центральном разведывательном управлении, – сказал Оудик, – и отличился во многих операциях. О нем ходили совершенно невероятные слухи.
– Может эти слухи мы сумеем взять на вооружение? – спросил Матфорд.
– Но это только слухи, – возразил Оудик. – И вы ничего не узнаете из досье ЦРУ, пока там вершит дела этот парень Тэппи.
– Так случилось, – заметил как бы мимоходом Джордж Гринвелл, – что мне в руки попала кое-какая информация о руководителе личного штаба президента, о том, что он ведет несколько беспорядочную личную жизнь, ссорится с женой и посещает одну молодую особу.
Ну что они за дерьмо, подумал Матфорд, надо их увести от этой темы. Джералина Альбаниз рассказала ему все о весе, которым обладает Кристиан Кли.
– Это мелкий козырь, – сказал он. – Ну что мы выиграем, даже если вышибем Дейзи? Общественное мнение никогда не обернется против президента из-за того, что член его штаба спит с молодой девушкой, если, конечно, это не связано с насилием.
– А мы подступимся к этой девушке, кинем ей миллион долларов, и она будет вопить, что ее изнасиловали.
– Да, усмехнулся Матфорд, – но ей придется кричать, что ее изнасиловали после того, как она три года спала с ним, и он оплачивал ее счета. Это не сработает.
Самое серьезное предложение внес Джордж Гринвелл:
– Мы должны сконцентрироваться на взрыве атомной бомбы в Нью-Йорке. Я думаю, что конгрессмен Джинц и сенатор Ламбертино должны образовать в палате представителей и в сенате следственные комитеты и вызвать туда для допроса всех правительственных чиновников. Даже если они не найдут ничего конкретного, выявится достаточное количество совпадений, так что средствам массовой информации будет где развернуться. Вот где вы должны использовать свое влияние, – обратился он к Салентайну. – В этом наша главная надежда. А теперь я предлагаю перейти к конкретным делам. Создавайте предвыборные комитеты, – сказал он Матфорду. – Я гарантирую вам сто миллионов долларов. Это будет разумное вложение капитала.
Когда совещание закончилось, один только Берт Оудик был за более радикальные действия.
Сразу же после этого совещания Лоуренса Салентайна вызвал президент Кеннеди. В порядке подготовки к этой встрече Салентайн собрал своих коллег – владельцев телекомпаний.
– Джентльмены, – обратился он к ним, как я однажды преподнес президенту дурную новость, так теперь он собирается преподнести мне гадость. Нас ожидают большие неприятности.
Так оно и случилось. Фрэнсис Кеннеди сообщил Салентайну, что будут предприняты меры против телевизионных компаний за то, что они незаконно лишили президента Соединенных Штатов возможности выступить по телевидению в тот день, когда конгресс голосовал за его импичмент. Генеральный прокурор уже подготовил такое обвинение. Кеннеди уже поставил Салентайна в известность, что неопределенная политика регулирования остается в прошлом. Телевидение отдает слишком много эфирного времени рекламе. Это время будет сокращено наполовину.
Когда Салентайн заявил президенту, что конгресс не разрешит ему это, Кеннеди ухмыльнулся:
– Не этот конгресс, но у нас в ноябре состоятся выборы, а я собираюсь выставить свою кандидатуру для переизбрания. И я намерен помогать в предвыборной кампании тем кандидатам в конгресс, которые будут поддерживать меня.
Лоуренс Салентайн вернулся к своим коллегам и сообщил им плохие новости.
– У нас есть два возможных курса, – сказал он. – Или мы помогаем президенту, освещая его политику, или мы остаемся свободными и независимыми, и будем находиться в оппозиции к нему, когда сочтем это необходимым. – После паузы он добавил. – Ближайшее время может оказаться весьма опасным для нас. Дело не только в потере источников дохода, не только в регулирующих ограничениях, а еще и в том, что если Кеннеди зайдет достаточно далеко, мы можем лишиться наших лицензий.
Это уже было слишком. Невероятно, чтобы лицензии на телевидение были ликвидированы. Это звучало так, как если бы поселенцы во время освоения Запада должны были вернуть свои земли правительству. Лицензии телекомпаниям на свободное пользование эфиром всегда принадлежали им. Для них это было их естественным правом. Поэтому владельцы телекомпаний решили, что они не будут пресмыкаться перед президентом Соединенных Штатов, они останутся свободными и независимыми. И они будут изображать президента Кеннеди как серьезную опасность для американского демократического капитализма. Лоуренс Салентайн передаст это решение влиятельным членам Сократова клуба.
Салентайн в течение многих дней вынашивал план, как развернуть на телевидении кампанию против президента, но так, чтобы это было не слишком очевидно. В конечном итоге американский народ надеется на честную игру и ему не понравится какой-то всеобъемлющий заговор. Американская публика верит в закон, хотя это самое криминогенное общество в мире.
Салентайн действовал осторожно. Прежде всего ему надо было привлечь Кассандру Чатт, выступающую в самой популярной в стране программе новостей. Конечно, он не мог объяснить все напрямую, эти телезвезды очень ревниво относятся к откровенному вторжению в их владения. Но никто из них не сумел бы достичь своего нынешнего положения, не подыгрывая вышестоящим. А Кассандра Чатт знала, как подыгрывать.
Последние двадцать лет Салентайн способствовал ее карьере. Он заметил ее еще когда она вела утреннюю программу. Позже она перешла на вечерние новости. Всегда отличаясь бесстыдством в создании своей карьеры, она прославилась тем, что взяла государственного секретаря за глотку, разразившись слезами и криками, что если он не даст ей двухминутного интервью, она потеряет работу. Она льстила знаменитостям, обхаживала их, шантажировала, чтобы они согласились выступить в ее программе, а потом жестоко набрасывалась на них с интимными и вульгарными вопросами. Лоуренс Салентайн считал Кассандру Чатт самой грубой личностью, какую он когда-либо встречал на радио или телевидении.
Лоуренс Салентайн пригласил ее на обед в своей квартире. Ему доставляло удовольствие общество грубых людей.
Когда на следующий вечер Кассандра приехала, Салентайн редактировал видеоролик. Он завел ее в свой рабочий кабинет, где было собрано самое новое видео– и телеоборудование, микшерский комплекс, управляемый компьютером.
Кассандра уселась на стул и заявила:
– Ну, что это за дерьмо, Лоуренс, неужели я опять должна смотреть, как ты делаешь ролик из «Унесенных ветром»?
– Вместо ответа он принес ей выпивку из маленького бара в углу комнаты.
У Лоуренса имелось хобби. Он любил составлять видеоролики фильмов (у него была коллекция из ста картин, которые он считал лучшими), и он все время перекраивал их, чтобы сделать еще лучше. Даже в его самых любимых фильмах обнаруживались сцены или диалоги, которые казались ему не слишком удачными, и он стирал их. На полках в его апартаментах располагалась сотня видеовариантов лучших кинокартин, которые были короче оригиналов, но более совершенными. Попадались даже фильмы с отсеченными неугодными финалами.
