Мартин Андерсен-Нексе - Дитте - дитя человеческое
IX
КОМУ ВИЛЫ В БОК, КОМУ ХЛЕБА КУСОК
Зима выдалась долгая, суровая и тяжелая. Ларc Петер был уверен, что сразу купит пай в рыбацкой артели, по оказалось, что ни одного свободного пая нет, и всякий раз, как он напоминал трактирщику об его обещании, тот отделывался словами: «Это от тебя не убежит. Дай срок».
Дай срок! Трактирщику легко было говорить. А тут человек болтается без дела и проедает с семьей последние гроши!.. И разве можно ждать, чтобы с кем-нибудь из рыбаков произошло несчастье, а самому занять его место? Не велика радость!
У Ларса Петера были основания надеяться, что трактирщик поможет ему приобрести рыболовный бот покрупнее и предоставит ему самому подобрать артель, Так Ларc Петер представлял себе дело, пока не переехал сюда, но, как видно, он ошибался.
Пока что он только помогал то одному, то другому, заменял заболевших и роптал. А трактирщик продолжал твердить: «Ну, подожди еще. Все придет в свое время. А пока забирай у меня в лавке все, что нужно».
Похоже было, что он держит Ларса Петера про запас для чего-то получше.
Наконец и весна пришла. И сразу дала себя знать на пасху страшными бурями, натворила много бед на побережье. Однажды утром бот Ларса Йенсена вернулся без своего старшины — огромная волна смыла его за борт.
— Вот теперь тебе нужно пойти к трактирщику, — сказали Ларсу Петеру двое оставшихся пайщиков.
— А не вернее ли пойти к вдове Ларса Йенсена? — спросил он. — Ведь пай-то теперь к ней перешел!
— Ну, мы в эти дела не вмешиваемся, — осторожно ответили те. — Ступай к кому хочешь! Но если у тебя водятся деньжонки, сдай их лучше в сберегательную кассу — хижине долго ли до пожара? — Они загадочно усмехнулись и повернулись спиной к Ларсу Петеру.
Он подумал-подумал… «Не тут ли загвоздка?» Потом взял свои две тысячи крон, оставшихся от аукциона и отложенные на постройку домика, и пошел к трактирщику.
— Я пришел к тебе с просьбой… возьми у меня на хранение деньги, — начал он тихим голосом. — Говорят, у тебя тут сберегательная касса.
Трактирщик пересчитал деньги и спрятал к себе в бюро.
— Дать квитанцию? — спросил он.
— Ну-у, и так, пожалуй, обойдется, — нерешительно проговорил Ларc Петер. Он бы не прочь был получить расписку на эти деньги, но не смел потребовать ее. Похоже было бы, что он не доверяет.
Трактирщик защелкнул крышку бюро. Звук этот отозвался в ушах Ларса Петера, как будто комок земли с шумом ударился о крышку гроба. А трактирщик сказал:
— Это будет твой залог за пай. Я думаю, ты заменишь Ларса Йенсена.
— Так мне бы вернее уговориться на этот счет с его вдовой, а не с тобою. Ведь это ее пай теперь.
Трактирщик повернулся к нему всем своим огромным корпусом.
— Ты, я вижу, лучше меня знаешь, что тут в поселке мое и что твое дело!..
— Нет, как можно… я только думал… — пробормотал Ларc Петер.
Выйдя из лавки, Ларc Петер пришел в себя. Черт его знает! С этим страшилищем всегда как-то, словно сам не свой. Уж одно то, что у него шеи вовсе нет… И голова огромная… А силища у него, говорят, прямо медвежья. И ума хоть отбавляй. Кого хочешь вокруг пальца обведет, и все выйдет по его. Нет, куда уж тягаться с ним. Вот и сейчас — надо было бы хорошенько обдумать свой ответ, чтобы сразу, так сказать, разрубить узел, а он вместо того стал прикидывать в уме силу этого человека, говорят, непомерную.
Словом, Ларc Петер был очень недоволен своим разговором с трактирщиком, но рад был, что так или иначе покончил с делом.
Он пошел в гавань и сообщил результат двум компаньонам. Те ничего не возразили, они рады были, что у них третьим пайщиком станет Ларc Петер — такой рослый, сильный человек и к тому же хороший товарищ.
— Теперь ты должен помогать вдове, — сказали они только.
— Как так? — вырвалось у Ларса Петера. — Черт возьми! Два раза, что ли покупается пай?..
— Ну, это уж как сам знаешь. Наше дело сторона, — ответили они.
Он пошел к вдове, жившей в крохотной хижине на южной стороне поселка. Она сидела у печурки и ела гороховый суп. Слезы стекали у нее по носу и капали в миску. Увидев вошедшего, она заплакала навзрыд, причитая:
— Осталась я без кормильца!
— А я, боюсь, прогорел на этом деле, — сказал удрученно Ларc Петер. — Я заплатил трактирщику две тысячи крон за пай, а теперь узнал, что пай твой.
— Другого тебе, пожалуй, ничего и не оставалось, — заметила она дружелюбно.
— Так пай, значит, не твой?
— Муж мой получил его от трактирщика десять лет тому назад и говорил, что уже выплатил за него вдвое или втрое. Но где же тут разобраться бедной вдове, когда она должна рассчитывать на милость других? Тяжко жить на свете, Ларc Петер! У кого теперь искать защиты? Кто побранит и кто приласкает меня? — Она опять залилась слезами.
— Мы тебя часто будем навещать и насчет пропитания не забудем. Я никогда никого не обижал, а уж вдову, которая потеряла своего кормильца, и подавно не обижу… Мы, бедняки, должны стоять друг за друга.
— Знаю, знаю, что ты не бросишь меня, вдову, в нужде а готов помогать мне по мере сил. Но у тебя своя семья, есть кого кормить, а даровой хлеб у нас тут не растет на дюнах. Не вышло бы по пословице: «Рад бы в рай, да грехи не пускают».
— Так-то так, но, во всяком случае, один бедняк может опереться на другого. Мы тебя не забудем, лишь бы нам самим малость устроиться. Ты уж плюнь мне вслед три раза, когда я пойду.
— От всего сердца! — сказала вдова. — Я ничего, кроме добра, тебе не желаю.
Ларс Петер мог теперь приняться за дело. Только бы повезло ему хоть немного с уловом. Он рад был, что вдова Ларса Йенсена не желала ему зла на новом его поприще. Проклятья вдов и сирот тяжело ложатся на труд человека.
Когда Ларc Петер поближе пригляделся к делам в поселке, то увидел, что людям живется здесь не совсем так хорошо, как ему казалось сначала. Он мог выбрать себе и другое место для житья, получше. Кругом сплошь беднота, и что-то незаметно ни в ком стремления выбиться из бедности. Рыбаки выезжали в море, потому что так заведено и не прожить иначе. А если бы можно было сидеть у моря и ждать погоды, они бы так и делали.
— Работай, не работай — все равно богаче не станешь! — говорили они.
— Почему же так? Куда девается ваш заработок? — спрашивал Ларc Петер, недоверчиво усмехаясь.
— А вот погоди, сам увидишь! — отвечали ему. И вот теперь он начал понимать.
Немудрено, что у них не было особой охоты работать. Ведь никто в поселке не смел ни сказать, ни сделать ничего, не спросив трактирщика. Он тут всем ворочал, самовластно расходовал сколько требовалось на гавань, на приобретение новых рыболовных снастей и ботов; он же позаботился о том, чтобы никто в поселке не голодал и не мёрз, — открыл лавку, где всегда можно было получить в кредит все необходимое — бревна, топливо, хозяйственную утварь, съестные продукты. Все рыбаки были у него в долгу, но никто не мог сказать, сколько именно он должен. Да они и не беспокоились об этом, а забирали да забирали в кредит, пока трактирщик не закрывал его на некоторое время. Надо, впрочем, отдать ему справедливость: если в какой-нибудь хижине доходило до крайней нужды, он оказывал помощь и улаживал дело.
