Рут Озеки - Моя рыба будет жить
Когда она рассказала об этом Оливеру, он выдвинул свою теорию:
— Я думаю, происходят две вещи. Кукурузная мука — это просто-напросто пища; ракушки поглощают ее, освобождая кишечный тракт и внутренние органы от этой зеленой фигни.
Когда он все это объяснял, Рут как раз резала картошку для супа. Под стук ножа и звук его голоса она вдруг ясно увидела образ матери из романа. Она носила длинные белые платья из тонкого льна. У нее в ракушках уж точно не могло быть никакой зеленой фигни.
— Это первый процесс, — говорил Оливер. — Биологический. Второй процесс — электрохимический. Соленая вода — это ионный раствор и является, таким образом, электролитом. Ржавый гвоздь состоит из железа и служит проводником, как, собственно, и сами моллюски.
На самом деле, почти наверняка это были Хэмптоны, думала Рут. Там точно были песчаные дюны и атлантические бризы, полосатые бело-зеленые тенты и холщовые шезлонги. Мать в романе носила белое платье, которое вздувалось от вечернего бриза, а может, она была в шортах, и вздувались на самом деле тюлевые занавески в высоких окнах дома.
— Когда ты помещаешь гвоздь в морскую воду, — вещал Оливер, — он генерирует небольшой электрический заряд, вполне достаточный, чтобы моллюски почувствовали раздражение и избавились от песка.
Но опять же, может, сцена из романа смешалась у нее в памяти с чем-то еще. Может, мать, красавица-блондинка в раздувающемся платье, не клала ржавый гвоздь в ведро с двустворками. Что-то не похоже на нее. Может, гвоздь в ведре был японской хитростью, и Рут переняла ее у матери или у кого-то из друзей-японцев.
— Так что, можно сказать, — заключил Оливер, — что ты параллельно кормишь их и бьешь током, заставляя плеваться и срать одновременно.
Рут, которая к тому времени уже резала лук, вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Вообще-то, — сказала она, — роман был, скорее, об одном семействе — высокие холодные стаканы, теннис, все в белом, отношения между людьми, всякое такое. В электрохимию там особо не вдавались.
Они поели в гостиной перед камином, слушая, как завывает ветер. Здесь было слишком холодно для раздувающихся белых платьев, да и, кроме того, на северо-западном побережье носили более практичную одежду, полипропилен и синтетический флис, но Рут грех было жаловаться. Приятно было сидеть у огня, и суп получился вкусным, густым и ароматным. Каким бы ни было происхождение — или объяснение — метода очистки двустворок, он работал: ракушки были сочными, но без примеси ила и песка. Кот тоже уважал суп. Весь ужин он описывал вокруг них сужающиеся круги, делая попытки лизнуть у них из мисок. Когда Оливер шуганул его, кот сделал ответный выпад лапой на руку, так что Оливер схватил его и прижал мордой к полу. Укрощенный, но оскорбленный, кот повернулся к ним спиной и мрачно таращился в огонь.
— Вот это отстой, — сказал Оливер. — Скачать «Юре Куру» я могу, но оно работает исключительно на данных Японской метеорологической службы. О землетрясениях в Канаде оно не скажет нам ровно ничего.
Рут глядела в огонь.
— Я думала, Канада в безопасности.
— Безопасности нет нигде, — сказал Оливер. — Ладно, понял. Теперь мы знаем все о сейсмической активности в Японии.
— Может, нам нужно поехать в Японию, чтобы твое приложение заработало.
— Может, нам и не нужно, потому что Япония сама едет сюда.
5
— Что?
— Япония едет сюда.
— О чем ты говоришь?
— О землетрясении, — сказал Оливер. — Оно передвинуло Японию поближе к нам.
— Правда?
Оливер выглядел озадаченным.
— Ты что, не помнишь? Сдвиг земной коры привел к тому, что суша вблизи эпицентра резко прыгнула в нашем направлении.
— Я не знала об этом.
— Нет, знала. Мы об этом говорили. Еще из-за этого масса планеты сместилась ближе к ядру, и Земля стала вращаться быстрее. Из-за повышения скорости вращения сократилась продолжительность дня. Наши дни стали короче.
— Стали короче? Ужас какой!
Он улыбнулся.
— Ты сказала это, прямо как твоя мама…
Этот комментарий она проигнорировала.
— И сколько времени мы потеряли?
— Немного. Одну целую и восемь миллионных секунды в день, думаю, где-то так. Хочешь, посмотрю поточнее?
— Верю тебе на слово.
— Мы точно говорили об этом, — сказал Оливер. — Это было по всему интернету. Ты что, не помнишь?
— Конечно, помню, — соврала она. — Я как раз думала, что-то дни стали такие короткие. Решила, мне просто показалось.
Нао
1
К концу лета с помощью Дзико я стала сильнее. Не только телом, сознание у меня тоже окрепло. У себя в сознании я стала супергероем, вроде Дзюбэй-чан, Девушки-самурая, только я была Наттчан, Супермонахиня, обладательница Буддой данных способностей: умение сражаться с волнами, пусть я и проигрывала каждый раз, и способность терпеть нереальные количества боли и трудностей. Дзико помогала мне развивать мою супапаву!, поощряя меня сидеть в дзадзэн, не двигаясь, по многу часов и никого не убивать, даже комаров, которые вечно зудели возле лица, когда я сидела в хондо или лежала ночью в кровати. Я научилась не шлепать их, когда они меня кусали, и не расчесывать потом укус, как бы он ни чесался. Сначала утром, когда я вставала, лицо и руки у меня ужасно опухали от укусов, но потом понемногу кровь и кожа у меня привыкли к комариному яду, стали сильнее, и я уже не покрывалась прыщами, сколько бы меня ни кусали. Вскоре между мной и комарами не было уже никакой разницы. Моя кожа перестала быть разделяющей нас стеной, и моя кровь стала их кровью. Я немного гордилась собой и решила пойти к Дзико и рассказать ей. Она улыбнулась.
— Да, — сказала она, похлопывая меня по руке — Тут полно прекрасной комариной еды.
Она объяснила мне, что молодым людям нужно побольше упражняться, мы должны ежедневно изматывать себя, чтобы у нас не было беспокойных мыслей и снов, которые могут вылиться в беспокойные действия. Я уже достаточно навидалась беспокойных действий со стороны молодежи и была полностью с ней согласна. Поэтому я была совсем не против каждый день работать на кухне вместе с Мудзи. Я знала, что Мудзи была очень рада моей помощи, потому что она сама мне это сказала. Может, я уже говорила — насчет жизни в храме важно понимать одну вещь: это все равно, что жить в совершенно другой эпохе, и что бы ты ни делал, это занимает раз в сто больше времени, чем в двадцать первом веке. Мудзи и Дзико никогда ничего зря не выбрасывают. Каждая резинка, каждый зажим для пакетов, каждая веревочка или бумажка — все это они тщательно собирают и используют вновь и вновь. Мудзи была особенно неравнодушна к пластиковым пакетам, она заставляла меня тщательно мыть каждый с мылом, а потом мы вешали их сушиться снаружи, где они кружились на ветру, отражая солнечный свет, как медузы или воздушные шарики. Я была не против, делать мне все равно было нечего, но, по моему личному мнению, все это занимало уж слишком много времени. Я пыталась объяснить, что быстрее и проще было бы взять и выкинуть старые пакеты и купить новые, и тогда у них было бы больше времени на дзадзэн, но Дзико меня не поддержала. Сидеть в дзадзэн, мыть пакеты — одно и то же, сказала она.
