Олег Рой - Сценарий собственных ошибок
Так оно и оказалось. Но увиденное было настолько неутешительно, что Игорь застонал, стиснув кулаки так, что ногти оставили кровавые отпечатки на ладонях. Нет – ни единого шанса у него нет! Трагедия должна произойти с минуты на минуту.
– Да что ты за гад! – закричал Игорь, обращаясь к потолку, потому что точнее не мог определить Сашкино местоположение. – Что ты за сволочь? Почему ты над нами так измываешься? Почему ты хочешь, чтобы все умерли, как ты? Неужели мало тебе Андрюхи, мало Мишки, на котором живого места не осталось, пришлось собирать по частям? Гад! Ненавижу! Ты мертвый – так тебе и надо!
Преодолев приступ отчаяния, он схватил мобильник и принялся лихорадочно звонить.
Алине… Инне… Марине… Володе…
Занято… Занято… Занято… Занято…
После самоубийства Андрея в жизни Марины потянулась тусклая и печальная полоса. Не потому, что она так обожала покойного супруга, что без него не мил белый свет: вдова засыпала без снотворного, не страдала отсутствием аппетита, не целовала без конца, обливая слезами дорогую фотографию, и, в общем, продолжала существовать в этом мире. Тем более что средств, которые у нее остались, должно было хватить и на обучение сына за границей, и на безбедное существование в течение долгих, долгих десятилетий…
Но она была несчастна. Она не ощущала того уровня заботы, которая окутывала ее всю жизнь. Она привыкла, чтобы ее желания исполнялись, чтобы вокруг нее суетились, чтобы можно было с кем-то покапризничать, кому-то пожаловаться – все равно на что, главное, чтобы вызвать участие окружающих. А теперь? Прислуга – чужие люди; да Марина, взлелеянная в семье партработника, не стала бы общаться с ними на равных. Забота должна быть не за деньги, а бескорыстная; подделки Марину не интересуют! Сын? Стасик благодаря баловству Андрея вырос таким нечутким грубияном, кроме того, у него переходный возраст… На самом деле Стас, с ранних лет разобравшийся, как мамочка помыкает окружающими, прилагал все усилия, чтобы не позволить помыкать собой, однако Марина этого не понимала… К кому еще обратиться? К друзьям? Но Марина так и не завела друзей; все ее друзья были друзьями Андрея и совсем забросили ее…
Накануне отъезда Игоря в Озерск Марина слегла с температурой. Не такой уж высокой, всего тридцать семь и шесть, но ей очень нравилось чувствовать себя больной и совершенно несчастной, гонять, больше обыкновенного, прислугу, вызывать по нескольку раз докторов и требовать повышенного внимания от сына. Марине вспомнилось, что в добрые старые времена больным обязательно наносили визиты знакомые, дабы засвидетельствовать свое почтение и пожелать скорейшего выздоровления. И так вдруг отчаянно захотелось уподобиться светским дамам прошлого, что Марина потянулась к телефону, перелистнула записную книжку и остановилась на кандидатуре Инны Гаренковой. А что? Вполне подходящий вариант. В ее, Марины, тяжелом положении – овдовела, да еще больна! – не так плохо будет пообщаться с женщиной, которой еще хуже, ведь ее недавно бросил муж. Да и Алинка что-то давно не приезжала к Стасу… Решено – Марина звонит Гаренковым.
Инна, конечно, сначала мялась, бормотала что-то про какие-то дела, но Марина всегда умела выпросить то, что ей было нужно. Ах, еще и Алина дома? Ну и отлично. Бери дочь – и ко мне. Ну и что, что машина барахлит? Такси вызови. А еще лучше – пусть вас привезет Володя, я так давно его не видела, соскучилась… Ну все, значит, договорились, жду.
Тот факт, что безотказный Володя жил не под боком, на Рублевке, как они с Инной, а в Москве, на Дорогомиловской, Марину не слишком смущал. Как и то, что у него, свободного мужчины, могли быть свои планы. Она позвонила другу покойного мужа и дала четкие инструкции: тотчас смотаться за Гаренковыми и доставить их к ней домой. Володя, как и следовало ожидать, безропотно согласился и сразу отправился разогревать свою «железную лошадку».
Володя за рулем, уверенно и с удовольствием ведет машину. Алина рядом с ним, на заднем сиденье Инна.
– Осторожнее! – волнуется Инна. – На дорогах гололедица…
– Ну что ты, мам, прямо как прогноз погоды! – смеется Алина. – Дядя Володя – классный водитель, ему любая гололедица хоть бы хны. Правда, дядь Володь?
Володя кивает, но улыбка его сдержанна. Сосредоточенным взглядом он смотрит в лобовое стекло и крепко держит руль. Эти загородные трассы – опасная штука: никогда не знаешь, чего от них ожидать… Тем более сейчас, в такую погоду, когда днем светит солнце, а как стемнеет, все, что оно успело растопить, превращается в настоящий каток…
Впрочем, ему и гололед не страшен. За рулем Володя, как и в архитектуре, – царь и бог. Нигде ему не бывает так спокойно и уютно. Порой он спрашивает себя, была ли в его жизни женщина, с которой ему было так же спокойно и уютно – и не находит ответа. Пожалуй, нет. Ни одна из трех жен не давала ему полной надежности и уверенности – и ни одна, заметьте, не разделяла его увлечение автомобильными путешествиями. Казалось бы, авангардная нестандартная Жанна способна была сделать усилие и проникнуться его увлечением? Но – нет. Значит, не захотела. А если так, нечего и жалеть о несостоявшейся семейной жизни! Надо просто принять как данность, что он – всесветный бродяга, судьба которого в том, чтобы проектировать дома, в которых он никогда не будет жить. Почему? Не из-за того, что не в силах платить за квартиру. Просто потому, что оседлость убивает в нем что-то важное, тот бродяжий вольный дух степных кочевников, который благодаря какой-то причуде генетики проснулся в нем.
Ему нравится бесцельно ехать вперед, открывая для себя новые города, новые лица, новые памятники и природу. Но не менее – мчаться вперед, имея перед собой ясную цель. А если эта цель – выполнить просьбу женщины, тогда еще лучше. В такие минуты Володя мысленно надевает на себя рыцарские доспехи. Главное для рыцаря – чтобы конь не подвел!
А конь у него – надежный. Точнее, даже не разберешь, что такое для него машина – конь или броня. «Или-или» здесь нет: и то и другое сразу. Конь – потому, что несет вперед. Броня – потому, что защищает от снега и дождя, от перепадов температуры, от всего заоконного мира унылой России. Потому что в этом его черепашьем панцире его не достанут никакие неприя…
Мир заскрежетал, взвился на дыбы. Пространство накренилось, заполнилось болью, которая жгучим наждаком скребнула по лицу, рукам, сердцу… Почему-то сердце оказалось в этом вихре страдания менее чувствительным, чем кожа… «Вот так, с поверхности кожи, уходит из меня жизнь», – понял Володя и рванулся вслед потоку, который он начинал видеть: серебристое сияние, металлический вихрь нездешних пчел. На миг все стало так прекрасно и так болезненно, и до стискивающей жути не захотелось отпускать этих насекомых, которые, оказывается, роились в нем, плодились в нем, создавали свои соты… А чем он их заполнил? Каким медом? Что в нем было такого, чем он поделился бы с другими?
![Ульяна Соболева - Пусть меня осудят...[СИ]](/uploads/posts/books/124/124.jpg)
