Алексей Слаповский - Они
— Совсем не скрываем.
— Ответ неправильный. Плюс год. Взятки давали за оформление фальшивых регистрации?
— Никому не давали.
— Ответ неправильный. Плюс еще год. Сколько ворованных машин с перебитыми номерами через вашу стоянку на продажу ушло?
— Ни одной.
— Ответ неправильный. Плюс еще год. Уже шесть.
— Вы что, до ста догнать хотите?
— А это от тебя зависит. Продолжаем игру.
19
Юрий Иванович и Ольга второй день вместе.
Они все время понемногу выпивают, как бы не давая себе опомниться. Накануне ночью договорились до того, что надо пожениться. А перед этим Карчин рассказал Ольге всю свою жизнь. Он уже рассказывал, но теперь сделал это по-другому. О том же самом, но другими словами. В том числе о событиях недавних, не коснувшись только одного: бумажных самолетиков. Словно побаивался этой темы.
Ему было с Ольгой удивительно. Он даже сказал:
— Мы с тобой будто в одном классе учились и за одной партой сидели, — погладил по щеке. — Дружочек Оля!
— Ну, я попозже училась, я младше все-таки. Но я тебя понимаю. Слушай, а как все-таки с детьми?
— Просто. Из твоих двое взрослые, ты им не нужна.
— Как это не нужна? Хотя...
— Возьмем твоего младшего, вот и все. Мой старший тоже взрослый, а младшего второй жене оставлю. Я им все равно не нужен. Буду обеспечивать, конечно. Хотя она не пропадет, найдет кого-нибудь.
— Красивая?
— Эффектная.
— То есть красивая?
— Говорю: эффектная. Большая разница.
— Вообще-то понимаю.
Юрию Ивановичу с Ольгой было легко, но не той холодной и безразличной легкостью, какая случалась с мимолетными женщинами, которые профессионально умеют, выражаясь современно, не напрягать, а легкостью иной, когда не нужно ничего из себя строить. И не хочется, и такая это женщина, что все равно поймет. Да и зачем? Если раньше Карчин воспринимал людей в ряду своих текущих проблем, то есть собственно как проблемы, в том числе и женщин, то теперь, к Ольге, это слово было абсолютно неприменимо. А еще удивительным было какое-то впадение в детство. Карчин, как верно догадалась Ольга, никого до этого толком не любивший и ни в кого даже не влюблявшийся, не знал, в чем, оказывается, одна из прелестей этого состояния: любовь — игра в детство, даже часто и не игра, а просто детское состояние. Детские слова, детские поглаживания. Вот Ольга, сама тонкая почти по-девичьи, крохотная, по сравнению с ним, называет его, большого, полного, солидного мужчину, не вчера разменявшего пятый десяток, «масенький мой» — и он уже не смущается, он сам в ответ шепчет что-то вроде: «деточек мой славный» или совсем нелепое « Олюшончик-лягушончик»...
— Слушай, а если все-таки Килька у тебя деньги взял? — вдруг спросила Ольга.
— Я уже сомневаться начал. Хотя, наверно, все-таки он. Ну что ж, поговорю с ним — теперь по-отцовски. С другой стороны, Олюшкин, начхать мне на эти деньги и вообще на все, не будем об этом. Пропал я для того мира.
— Не знаю, не знаю... Герана жалко...
— Любишь, что ли, до сих пор?
— Да нет. И не было вообще чего-то такого... Скорее такая... ну, интеллектуальная, что ли, связь.
— О как!
— А ты думал? Он писатель все-таки. И неплохой, мне кажется.
— Бывает, конечно...
— Ревнуешь, что ли? Ну, ты даешь...
— Не ревную, а просто...
— А я, знаешь, толстых мужчин не любила никогда. То есть полных. А у тебя все нравится. Живот уютный такой. Как подушка. Пузюнчик мой.
— А я таких, как ты, не любил. Я — чтобы ноги от ушей, рост приличный, грудь соответственно.
— Ясно, как модели. У них, знаешь, ноги лошадиные.
— Передние или задние? — уточнил Карчин, рассеянно вспоминая, какие бывают ноги у лошадей и вообще сами лошади.
— Задние, конечно.
Тут Карчин вспомнил и удивился точности:
— В самом деле! Длинные, мосластые, к бедрам крутые. И кривоватые, если честно. А у тебя маленькое все, зато прямо в руку просится. Под меня сделано.
Ольга, помолчав, легла на спину и сказала:
— А может, не надо?
— Чего не надо?
— Давай считать за глупость, может? Стыдно, конечно, но — бывает. А то... Ты сообрази, у меня и сейчас на лице все мои сорок лет, а что через пять лет будет? Ну, телом, кожей Бог не обидел, спасибо. А лицо? Тебе со мной рядом противно будет.
— Ерунда. У тебя красивое лицо. Штучное. Оригинальное.
— Это ты себя утешаешь?
— В смысле?
— Влюбился в уродину, ищешь теперь, что в ней хорошего?
— Дура. Ну, захочешь, сделаешь подтяжки какие-нибудь. Но не такие, чтобы лицо изменилось. У меня у друга мать с ума сошла, сделала операцию, выглядит на тридцать пять, но лицо мертвое абсолютно. Просто неживое лицо. Глаза-то ведь, понимаешь, они же возраст выдают! И получается: молодая маска, а сквозь нее — старые глаза. Ужас, в общем.
— Уговорил... Нет, подлая я баба.
— Я тоже довольно подлый мужик.
— Ну, на этом и успокоимся...
А звонок Шиваева застал Карчина за ловлей рыбы: взяв у одного из местных мужиков пару удочек с суковатыми удилищами, с наслаждением поймал две красноперки, размером годящиеся в еду только кошке, и готовился подсечь третью. Ответив Шиваеву, отключил телефон, предварительно послав Лиле сообщение, что задерживается по делам, но скоро будет.
20
Вернувшись домой, Геран тут же начал собирать вещи. По редкому совпадению дома были и Полина, и Гоша, и нашедшийся Килил, все видели его сборы, но никто не спросил: куда, зачем, почему, что вообще случилось. Ольга, как выяснилось, звонила, предупредила, что задерживается. Значит, у них с Карчиным продолжение следует. Вряд ли надолго, но его это уже не касается, у него продолжения не будет. Он еще любит эту женщину, но жить с нею не сможет, это понятно.
Геран уже закончил сборы, когда все-таки подошел Килил.
— Куда-то уезжаете, дядя Геран?
— Переселяюсь.
— Куда?
— Пока не знаю.
— Ясно.
— Что тебе ясно, Килька? — усмехнулся Геран.
— Ясно, что ничего не ясно, — улыбнулся в ответ Килил, повторяя чьи-то взрослые слова. А может, уже и сам достаточно взрослый, чтобы говорить эти слова как свои.
— А ты где болтался? — Геран взял Килила за плечи и шутливо потряс.
Килил стеснительно высвободился.
— Да так. Думают на меня всякую ерунду, вот я и испугался.
Но не отошел. И Геран не мог удержаться, опять взял его за плечи, чтобы повторилось это ощущение хрупкости в руках, ощущение горячего живого человеческого существа, ребенка. Геран понял вдруг, что больше всего в жизни он хочет быть не писателем, славным автором многих книг, а просто мужем и отцом, единственным для одной женщины и хотя бы одного ребенка. И не обязательно чтобы ребенок от него, важно не то, что твой сын, а чувство сына вообще, именно это он испытывает по отношению к Килилу. Только из-за него он мог бы остаться, если б был уверен, что сам тоже нужен Килилу.
— Я, наверно, совсем уйду, Килька, — сказал Геран.
— Куда?
— Не знаю. Может, уеду.
— Не сложились отношения? — спросил Килил.
— С чего ты взял?
— Вы приехали, она осталась.
— Догадливый. Да, похоже, не сложились. А поехали со мной, а? — вдруг сказал Геран и тут же опустил голову и убрал руки с плеч Килила. — Ладно, иди, играй.
Килил вышел, Геран взял свое лицо в ладони, вытер глаза. Нельзя предлагать ребенку такие вещи. Вдруг согласится по глупости?
Собравшись, Геран оставил все увязанным и упакованным и пошел на стоянку переговорить с Самиром.
Самир, увидев его, тут же сделался сердитым, гневным, но без крика, достойно. Он думал, что Геран явился разбираться насчет драки со своим старшим пасынком. И помнил закон: когда с кем конфликт и если кто пришел по поводу этого конфликта, начинать надо не по теме. У человека сложились какие-то слова, он пришел готовый, надо сбить, чтобы растерялся. Он сказал:
— Так кто поступает, Геран? На работу не пришел, исчез совсем! Срочно человека искать на замену пришлось, мы тоже люди, мы тут не можем сутками сидеть, ты как думаешь? Не понимаю вообще, говорили про дело, собирались тебе денег больше платить, а ты вместо спасибо пропал. Что такое?
— Ладно, отработаю, — сказал Геран. — Я по другому вопросу хочу поговорить.
— Ты постой другой вопрос! — не поверил Самир его мирному тону и сворачивая еще на одну тему. — У меня у самого другой вопрос! Твоего младшего считают вором, а поймали его тут, знаешь, что теперь нам за это делают? Нас считают, что мы тоже как-то замешаны, облаву устроили, проверки устроили, побрали половину людей, это что такое? Ты как хочешь это можешь понять, а я понимаю, что из-за тебя и твоей семьи сплошные неприятности у нас!
— Не надо, Самир. Килил тут ни при чем. Они не глупые, чтобы думать, будто он для вас ворует. Если ворует, кстати, это не доказано. Неприятности у вас — сожалею. Тем не менее, Самир, ты меня выслушай.
— С удовольствием! — воскликнул Самир. — Я выслушаю, но сразу скажу: он сам виноват! Я не знаю, он траву курит у тебя или колет что-то, но он бешеный совсем, я серьезно говорю, ты ему как отец, ты следить должен! Он на людей бросается! Пришли спросить про тебя, а он сразу напал, псих!
