Эми Тан - Сто тайных чувств
Но вместо призраков передо мной небольшая тихая долина с пропитанным дождевой водой пастбищем с одной стороны и возделанными полями — с другой. Наша тропинка, словно узенькая коричневая лента, спускается вниз, деля долину надвое. С обеих сторон долина защищена горами с округлыми вершинами, но эти горы гораздо меньше тех двух, что возвышаются впереди. Подобный пейзаж мог бы стать идеальной декорацией для пасторальной любовной истории, если бы мне удалось выбросить из головы перепуганные личики детей. Саймон уже начал спускаться с холма.
— Ты уверен, что это не чья-нибудь собственность? — спрашиваю я. — Может, мы нарушаем границы?
Он удивленно оборачивается:
— В Китае? Ты что, шутишь? Их что, просто так называют коммунистами? Здесь вся земля общая.
— Не думаю, что это так и теперь. Люди могут владеть домами, даже иметь собственное дело…
— Э, не волнуйся. Если даже и нарушаем границы, не пристрелят же они нас. Просто скажут, чтобы мы ушли, и мы уйдем. Вперед! Я хочу увидеть следующую долину, ту, что за этой.
Я жду, что вот-вот появится разгневанный фермер и накинется на нас с мотыгой. Но на пастбище пусто, а в полях очень тихо. Странно, день-то рабочий. Почему здесь никого нет? И для чего эти высоченные каменные стены, если не для защиты от врагов? Почему здесь такая мертвая тишина? Никаких признаков жизни, даже птицы не поют.
— Саймон, — начинаю я, — не кажется ли тебе, что…
— Знаю, это удивительно, поля выглядят точь-в-точь как какое-нибудь английское поместье, прямо сцена из «Хоуардс Энд».
Через час мы пересекаем долину и начинаем подниматься на холм, на этот раз более крутой и каменистый, нежели предыдущий. Тропинка сужается, становясь все больше похожей на американские горки. Теперь я вижу стену, второй туннель, известковые вершины, похожие на кораллы, пробившиеся со дна океана. Темные тучи застилают солнце, и воздух становится прохладным.
— Может, повернем обратно? — говорю я. — Похоже, будет дождь.
— Нет, сначала посмотрим, что на вершине.
И, не дожидаясь моего ответа, Саймон карабкается вверх по тропинке. Я следую за ним, вспоминая рассказ Кван о миссионерах — о том, как деревенские сказали, что их убили разбойники. Может, в этой сказке была доля правды? Уезжая из отеля в Гуйлине, — когда это было, неужели вчера? — я купила газету «Чайна дэйли» на английском языке. На первой странице был репортаж о неуклонном росте преступности в стране за последнее время, особенно в туристических центрах — таком, как Гуйлинь. Два дня назад в одной из деревень с населением двести семьдесят три человека было расстреляно пять преступников — один за изнасилование, два — за ограбление и два — за убийство. Все преступления были совершены в минувшем году. Пять жестоких преступлений, пять казней, и все это — в одной крошечной деревушке! Вот вам правосудие на скорую руку: обвинен, признан виновным, ба-бах. Далее в газете сообщалось, что рост преступности — следствие «тлетворного влияния Запада и дегенеративного образа мышления». Якобы перед смертью один из преступников признался, что у него помутился рассудок после просмотра пиратской копии американского фильма «Голый пистолет 33 1/3». Он также заявил, что не совершал убийства, что японскую туристку убили «бандиты с гор», а он только купил украденные часы «Сейко», принадлежавшие убитой. Вспомнив этот эпизод, я с облегчением думаю о том, что мы не представляем интереса для бандитов. Я ношу не «Сейко», а дешевенькие пластмассовые «Касио». Хотя кто знает, может, бандиты с гор мечтают именно об электронных часах с калькулятором размером с ноготь на большом пальце. Паспорт я, слава богу, оставила в доме Большой Ма. Я слышала, что паспорт стоит порядка пяти тысяч долларов на черном рынке. За такие деньги можно запросто укокошить.
— Где твой паспорт? — спрашиваю я Саймона.
— Здесь, — он хлопает рукой по своему рюкзачку, — ты думаешь, мы тут наткнемся на пограничный патруль?
— Черт, Саймон! Не надо повсюду таскать с собой паспорт!
— Почему?
Прежде чем я успеваю ответить, в кустах раздается треск, сопровождаемый стуком копыт. Это бандиты верхом на лошадях! Саймон спокойно шагает вперед.
— Саймон! Вернись!
— Сейчас, — и исчезает за поворотом. А потом я слышу его вопли: — Эй, там! Тпру! Погоди… Э, погоди! — и он несется, спотыкаясь, вниз по дороге, и с криком «Оливия, отойди!» врезается в меня с такой силой, что я, не удержавшись на ногах, мешком валюсь на землю. Я лежу в грязи, и мой разум вдруг отделяется от тела. Мысли ясные и спокойные, а чувства обострились. Я ощупываю шишку на голени, вздувшуюся вену на коленке. Боли нет. Нет боли! И без тени сомнения или страха я осознаю, что там, за поворотом — смерть. Я читала об этом в книжках: каким-то образом ты это чувствуешь, хотя и не можешь объяснить. Время течет медленно. Как правило, прошедшая жизнь мелькает перед глазами умирающего за секунды, но сейчас время тянется так медленно! У меня, похоже, предостаточно времени, чтобы вспомнить все самое лучшее, что было в моей жизни — нежданные радости, Саймона… Даже Саймона! И любовь, прощение, целительное умиротворение — оттого, что позади не осталось никаких горьких сожалений. Мне становится смешно: слава богу, на мне чистое белье, хотя здесь, в Китае, всем на это наплевать. Слава богу, со мной Саймон, и я не одна в этот ужасный и вместе с тем прекрасный момент. Слава богу, он будет со мной и после смерти — в раю или Мире Йинь, не важно. Хотя, если там и вправду что-то есть, что, если… Что, если там Эльза? В чьи ангельские объятия он устремится? Мысли вдруг перестают быть спокойными и ясными, время течет в обычном ритме, и я вскакиваю на ноги, говоря себе: «К такой-то матери все это дерьмо!»
Вот тогда-то они и появляются, наши так называемые убийцы — корова и теленок. Услыхав мои вопли, они испуганно тормозят, поднимая тучу грязных брызг.
— Что такое? — спрашивает Саймон.
Корова протяжно мычит в ответ. Если бы от стыда умирали, я бы сейчас точно отдала богу душу. Моя беседа с Создателем была глупой шуткой! А я даже не могу посмеяться. Какая же я дура! Я больше не могу доверять ни собственному чутью, ни ощущениям. Теперь я понимаю шизофреников, которые, пытаясь упорядочить окружающий их хаос, сшивают мир кое-как, прежде чем он распадется на мелкие куски.
Корова с теленком убегают прочь. Но как только мы вступаем обратно на тропу, навстречу нам спускается молодой человек с палкой в руке. На нем серый свитер поверх белой рубашки, новенькие джинсы и белоснежные кроссовки.
— Это, должно быть, пастух, — говорит Саймон.
Остерегаясь на этот раз делать какие-либо выводы, я отвечаю:
— Может, это бандит, почем мы знаем.
Мы отходим в сторону, уступая ему дорогу. Но прямо перед нами молодой человек останавливается. Я жду от него какого-нибудь вопроса, но он молчит. У него непроницаемое лицо. Взгляд внимательный, цепкий.
— Ни хау! — машет ему Саймон, хотя парень стоит прямо перед его носом.
Парень молчит. Его взгляд скользит по нашим лицам. Я начинаю бормотать по-китайски:
— Это ваши коровы? Они меня до смерти напугали… Может, вы слышали, как я кричала? Мы с мужем американцы, живем в Сан-Франциско. Знаете, где это? Да? Нет?.. А теперь мы приехали в гости в Чангмиань к тете моей сестры Ли Бин-бин.
Никакой реакции.
— Вы ее знаете? Вообще-то она умерла. Вчера, прямо перед нашим приездом, такое несчастье. А теперь мы должны… — Я так нервничаю, что никак не могу вспомнить, как будет по-китайски «похоронить». И тогда я говорю: — Устроить праздник в ее честь, печальный праздник.
Я нервно смеюсь. Мне стыдно за мой китайский, за мой американский акцент. Парень смотрит прямо мне в глаза. И я мысленно говорю ему, ладно, козел, хочешь играть в «гляделки», давай поиграем. Но спустя несколько секунд не выдерживаю и опускаю глаза.
— Что это с ним? — спрашивает Саймон.
Я пожимаю плечами. Этот пастух не похож на остальных мужчин в Чангмиане — с загрубевшими на холоде руками и кое-как подстриженными волосами. Этот аккуратно подстрижен, с чистыми ногтями. Надменный умник. В Сан-Франциско такой сошел бы за аспиранта, преподавателя университета или рефлексирующего поэта. А здесь он всего лишь пастух — пастух, которому мы не нравимся по непонятным мне причинам. Но именно поэтому я хочу одержать над ним верх, заставить его улыбнуться, убедив заодно и себя, что я вовсе не так смешна, как может показаться на первый взгляд.
— Мы тут гуляем, — продолжаю я по-китайски, — любуемся окрестностями. Здесь очень красиво. Мы хотим посмотреть, что между теми горами, — я показываю на туннель, вдруг он меня не понял.
Он смотрит вверх, потом поворачивается к нам, скаля зубы. Саймон наклоняется к моему уху:
— Он явно не понял, о чем ты толкуешь. Ладно, идем.
