Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
Я обратился к нему, как велят нам все, за крайне немногими исключениями, основные мировые религии, от всего сердца: «Господи, Малый Отец всех страждущих и все такое прочее, я вот тут думаю, теперь, когда одна эра, механическая эра, завершается и наступает, по слухам, новая эра, так вот я думаю, не можешь ли Ты дать мне намек, ну хоть что-нибудь вроде намека, нет, не знамение, я не прошу Тебя о знамении, но хоть самый малюсенький намек, правда ли то, что нам рассказывают о Твоей сущности и о нашей сущности, прости милосердно, я знаю, как Ты относишься к сомнениям, вернее, я знаю то, что нам рассказывали про то, как Ты к ним относишься, но если Ты можешь хоть слегка намекнуть, аутентично ли то, что нам рассказывают, или все это просто куча апокрифической белиберды…»
Но Он уже отвратил от меня Свой сверкающий лик, озаренный безумно прекрасной улыбкой, и ушел, ушел, скорее всего проверять счетчики, желая уточнить эффективность использования благодати в данном регионе. Я ни в коем случае Его не осуждаю, мой вопрос был сформулирован крайне неуклюже, сумей я выразить свои мысли математически, Он, пожалуй, мог бы и заинтересоваться, только я никогда не умел выражать что бы то ни было математически.
После свадьбы миссис Дэвис объяснила мне смысл брака.
Брак, сказала она, есть институт, намертво сросшийся с конкретными особенностями механической эры.
Связи, благосклонно одобренные законом, суть овеществленные отражения законов механики, создаваемые по образу и подобию союзов технических вроде союза винта с гайкой, доски с шурупом или самолета с аэродромным автобусом.
Постоянство или непостоянство уз суть функции (1) материалов и (2) конструкции.
Существенным фактором, сказала она, является рост грамотности.
А также рост безграмотности.
Конструкция, сваренная мастером, который думаж не столько о сварке, сколько о своем лотерейном билете, неизбежно развалится.
Бог интересуется исключительно благодатью — чтобы все крутилось и гудело.
Внезапные потускнения, помрачения и полные отключения семейного света знаменуют не Божественное недовольство, но всего лишь Божественное небрежение программами повышения квалификации управляющего персонала среднего звена.
Он любит Самолично заниматься черновой работой, сказала она. С помощью Своего электрического фонарика. Он изо всех сил старается сделать как лучше.
Мы двое, она и я, также включены в общую приливно-отливную картину вселенских течений, со всеми вытекающими отсюда психологическими последствиями, сказала она.
— Горькое вперемежку со сладким, — сказала она.
За объяснением последовал развод.
— Ты намерена оспаривать развод? — спросил я у миссис Дэвис.
— Пожалуй, нет, — бесстрастно сказала она, — хотя, как мне кажется, одному из нас стоило бы этим заняться, хотя бы для смеха. Мне всегда казалось, что неоспариваемый развод противен самому духу развода.
— Верно, — сказал я. — У меня тоже возникало такое ощущение, и нередко.
После развода родился ребенок. Мы дали мальчику имя А.Ф.Т.-К.П.П.[56] Дэвис и отправили его в ту часть России, где люди доживают до ста десяти лет. Он так там и живет (возможно), ежегодно прирастая в мудрости и красоте. Мы с миссис Дэвис обменялись крепким рукопожатием, после чего она направилась на поиски Ральфа, а я на поиски Мод, ибо огонек надежды все еще теплится, страх перед тем, что все со временем приестся, не восторжествовал еще окончательно, а резервные генераторы все еще обеспечивают всем Божьим тварям надежное поступление благодати даже сейчас, на закате механической эры.
РЕБЕККА
Ребекка Варан пыталась поменять свою уродливую, рептильную, совершенно немыслимую фамилию.
— Варан, — сказал судья, — Варан, Варан, Варан, Варан. Нормальная фамилия, скажешь побольше раз и привыкаешь. Не понимаю, ну как это можно засорять расписание суда такой вот пустячной, мелкой, малозначительной тривиалыциной. К тому же в последнее время люди только и делают, что меняют свои фамилии. Изменение фамилии противоречит коренным интересам телефонной компании, электрической компании и правительства Соединенных Штатов. В иске отказано.
Варан залилась слезами.
Варан вывели из зала суда. С хризантемой из мятого «клинекса» под носом.
— Трепетная леди, — сказал кто-то. — А вы кто, школьная учительница?
Ну конечно же, идиот ты несчастный, конечно учительница. Ты что, не видишь, что несчастная женщина в полном расстройстве? Неужели ты не можешь оставить ее в покое?
— Вы же небось гомосексуальная лесбиянка, верно? Потому-то вы и не были ни разу замужем, верно?
Господи, ну да, да, конечно же она — гомосексуальная лесбиянка, пользуясь твоим оригинальным выражением. И не мог бы заткнуть свою пасть?
Ребекка пошла к проклятому дерматологу (новому проклятому дерматологу), но он сказал ровно то же самое, что и все прежние.
— Зеленоватый оттенок, — сказал он, — Легкая зеленоватость, некая генетическая аномалия. К моему крайнему сожалению, я бессилен помочь вам, миссис Варан.
— Мисс Варан.
— Я бессилен помочь вам, мисс Варан.
— Спасибо, доктор. Вы позволите мне дать вам что - нибудь за причиненное мною беспокойство?
— Пятьдесят долларов.
Дома Ребекку ожидало извещение о повышении квартплаты, начиная с позапрошлого месяца; бумажка хищно затаилась в почтовом ящике, как ученик, изготовившийся к удару.
Мне нужен новый пакет «клинекса». Или докторская степень. Иначе никак.
У нее мелькнула мысль, не засунуть ли голову в духовку. Но духовка была электрической.
Ребеккина любовница Хильда вернулась домой затемно.
— Ну и как оно? — спросила Хильда, имея в виду весь прошедший день.
— Хреново.
— Хм-м-м, — сказала Хильда, неторопливо смешивая две — для себя и для Ребекки — порции косорыловки с содовой.
Хильда очень красивая. Ребекка тоже. Они любят друг друга — дело, как все мы знаем, тонкое и весьма небезопасное. У Хильды длинные льняные волосы и чуть-чуть побольше красоты, чем у подруги, хотя тут мнения могут разниться. Безупречная, очень женственная фигура Ребекки является предметом всеобщего восхищения.
— Поздно ты сегодня, — сказала Ребекка, — Где ты была?
— Да выпила немного со Стефани.
— А с чего это ты вдруг придумала пить со Стефани?
— Она забежала ко мне в контору и сказала, давай выпьем.
— И куда вы пошли?
— «Беркли».
— Ну и как там у нее, у Стефани?
— Нормально.
— А чего это тебе так обязательно потребовалось пить со Стефани?
— Захотелось выпить, вот и все.
— У Стефани нет ни чуть-чуть зеленоватости, поэтому, да? Прелестная, розовенькая Стефани.
Хильда поднялась и поставила на проигрыватель прекрасную Си-энд-Даблъю[57] пластинку. «Прощание с Риманом» Дэвида Роджера, фирма «Атлантик», SD 7283. Роджер поет там такие мощные вещи, как «Голубая луна Кентукки», «Большая пятнистая птица», «Я двигаю дальше» и «Не слушая тебя». На этой пластинке вместе с ним записались уйма лучших нэшвиллских исполнителей.
— Розовый цвет совсем не главное, — сказала Хильда. — А Стефани, она все-таки малость занудная. Да ты и сама знаешь.
— Занудная не занудная, а ведь ты не отказалась с ней выпить.
— Да не интересуюсь я этой Стефани.
— Когда я выходила из зала суда, — сказала Ребекка, — какой-то мужик расстегнул мне молнию.
«Освободи меня, дай мне уйти», — пел Дэвид Роджер.
— А в чем ты была?
— В том же, что и сейчас.
— Ублюдок, — сказала Хильда, — но во вкусе ему не откажешь.
Она подошла к сидевшей на диванчике Ребекке, обняла ее и сказала:
— Я люблю тебя.
— Да иди ты на хрен, — устало сказала Ребекка, отталкивая Хильду, — Иди, милуйся со своей Стефани Сассер.
— Да не интересуюсь я никакой Стефани Сассер, — повторила Хильда.
Сплошь и рядом случается, что человек «отталкивает» именно то, во что ему больше всего хочется вцепиться обеими руками. Этот распространенный, хоть и весьма огорчительный психологический механизм бывает обычно связан (по моему мнению) с тем обстоятельством, что предлагаемое предлагается не совсем безукоризненно, иначе говоря, в нем присутствует некий крошечный ущерб, темное пятнышко. Но это — далеко не худшее, что бывает.
— Ребекка, — сказала Хильда, — а ведь мне и правда не нравится твоя зеленоватость.
Семейство Варанов (Varanidae) относится к подотряду ящериц, наряду с семействами гекконов, игуан, хамелеонов и веретениц. Согласно «Ларуссовой энциклопедии животной жизни» полный состав этого подотряда — двадцать существующих семейств плюс четыре вымерших, известных только по окаменелым останкам. Около двух с половиной тысяч видов, адаптировавшихся к самым разнообразным условиям жизни, ящерицы умеют ходить, бегать, ползать, зарываться в песок, лазать по скалам и деревьям, даже летать. Многие из них имеют весьма любопытные названия — гребнепалые гекконы, кровососы, ядозубы, василиски, летучие драконы, гологлазы.
