Несовершенства - Мейерсон Эми

— Дэн, — мягко произносит его супруга, — женщина ни в чем не виновата.

— Вы знаете, как наша семья натерпелась от вашей матери? — Дэниел повышает голос. — Когда бабушка узнала о его интрижке и о вас, она попала в психиатрическую больницу. Это разрушило…

— Дэн, она не виновата, — сурово повторяет его жена и поворачивается к Деборе. — Зачем вы пришли? Что вы хотите узнать?

Три пары глаз останавливаются на Деборе, отчего у нее зудит все тело. Она никогда не любила быть в центре внимания. Виктор начинает говорить, но она обрывает его. Она сама должна рассказать эту историю. И узнать правду.

— Мама всегда говорила мне, что отец погиб в Корее, — объясняет Дебора.

Виктор сжимает ее плечо, чтобы приободрить.

— Я никогда не сомневалась в этой истории, пока несколько месяцев назад, после смерти Хелен, мы не нашли в ее спальне брошь в виде орхидеи, которую изготовил для нее ваш отец.

Дебора описывает фотографии Хелен и Джозефа и себя у него на коленях тоже. Она рассказывает, что ей удалось выяснить по отрывочным сведениям, говорит о клейме мастера на обороте броши.

— Наверно, вы слышали о судебном процессе, в котором фигурирует алмаз «Флорентиец»?

У Дэниела загораются глаза.

— Моя семья участвует в этом процессе. Мы Миллеры. Думаю, ваш дедушка вставил бриллиант в брошь и подарил ее моей матери.

Дэниел, сложив губы трубочкой, изучает ее уже внимательнее.

— Это невозможно. Может, другие ювелиры и кажутся жуликами, но дедушка славился своей честностью, по крайней мере в бизнесе. Он не стал бы делать украшение, чтобы спрятать ворованный бриллиант, тем более принадлежавший Австрийской империи. Он любил свою страну.

Дебора просит Виктора показать фотографии брошки на его телефоне — ее «раскладушка» устарела и не имеет ни качественной камеры, ни мощного Интернета.

Увидев снимки, Дэниел энергично мотает головой:

— Дедушка никогда бы не сделал такую безвкусную вещь.

Дебора открывает другое фото, изображающее оборотную сторону с клеймом «ДжШ».

Теперь пошатывается Дэниел. Он опирается на прилавок и трет рукой лицо, словно пытается проснуться.

— У вас ведь остались журналы учета? — вставляет Виктор. — Если ваш дедушка все-таки изготовил брошь, в вашем архиве наверняка есть подтверждающие это документы.

— Наш архив находится на складе, в другом месте. На поиски документов уйдет не одна неделя.

— У нас совсем мало времени, — говорит Дебора.

— Извините, это невозможно. — Дэниел исчезает за дверью, ведущей в офис, его жена следует за ним.

— И это всё? — спрашивает Дебора, когда Виктор помогает ей встать.

— Пока да. — Она выходит на Ланкастер-авеню, уверенная, что спокойствие Виктора — правильное поведение в данных обстоятельствах.

Когда они отпирают Красного Кролика, жена Дэниела выбегает из магазина, украдкой оглядываясь через плечо. Приблизившись, она протягивает Деборе обрывок бумаги.

— Склад, который упомянул мой муж, — это наш чердак. Там нет никакой системы, но вы можете прийти и поискать, что вам надо. Завтра я целый день буду дома.

Дебора смотрит на адрес. Они живут в Бервине.

— А как же ваш муж?

Женщина машет рукой.

— Он так раскипятился, что можно вырастить алмаз у него в заднице.

Жена Дэниела представляется как Хейди, и они договариваются встретиться в доме ювелира на следующий день, когда Дэниел уедет в гольф-клуб. Глядя, как Хейди спешит обратно в магазин, Дебора спрашивает:

— Думаешь, сохранились документы на брошь? Невзирая на обстоятельства, это была афера.

Виктор пожимает плечами: его не удивишь махинациями в ювелирном деле.

— По нелегальным сделкам тоже существует документация. Потому мошенников и ловят. Стоит хотя бы попробовать поискать.

Шестнадцать

Миллеры встречаются с Кристианом в вестибюле отеля и идут в винный бар, который порекомендовал консьерж. Вечера в Вене прохладные, порой даже зябкие, и Миллеры наслаждаются передышкой от жары, изводящей как восточное, так и западное побережье Америки. Сестры застегивают осенние пальто, а Джейк зимнее, и все вместе пересекают Штефансплац. Кристиан сменил свою обычную униформу — серую футболку и выцветшие рваные джинсы — на клетчатую рубашку, заправленную в черные брюки, и блейзер. В этом наряде он выглядит старше, и Бек легко представить его тридцати- или сорокалетним преподавателем, по которому сохнут студентки.

Когда они проходят мимо собора Святого Стефана к лабиринту улиц, составляющему центральный торговый район, Кристиан размахивает кожаной папкой. Что бы в ней ни лежало, это определит их дальнейшие шаги, но Кристиан никак не намекает на ее содержимое.

Винный бар находится напротив лучшего ресторана венских шницелей в городе, от дверей которого тянется заворачивающая за угол длинная очередь из туристов, одетых в этот прохладный вечер кто во что горазд. Немолодая блондинка за барной стойкой приносит посетителям блюдо с мясом и сыром вместе с бутылкой «Грюнер Вельтлинер». Кристиан наливает всем вино и только потом открывает кожаную папку и вынимает полиэтиленовый кармашек с бумагами.

— Я не нашел Флору Ауэрбах, зато нашел Флору Теппер, которая была няней пяти старших детей императора Карла с тысяча девятьсот тринадцатого по тысяча девятьсот восемнадцатый год.

— Это должна быть она, — возбужденно произносит Эшли.

Бек изучает симпатичное лицо Кристиана, явно не разделяя энтузиазма сестры.

— Если не она, то это чертовски редкое совпадение. — Джейк поворачивается к Бек. — Ты говорила, что Флора — не самое распространенное имя, так?

Бек не отрываясь смотрит на Кристиана, который посылает ей взгляд непонятного значения.

— Чтобы узнать наверняка, можно пойти в Еврейский архив и запросить свидетельство о браке.

Кристиан поясняет, что до 1938 года записи актов гражданского состояния велись в приходах или синагогах.

— Дело вот в чем. — Кристиан выкладывает на стол копию страницы из личного дела Флоры и переводит названия граф: должность, имя, дата и место рождения, вероисповедание, семейное положение и дети, образование, владение языками. Его палец останавливается на фразе и дате в конце страницы: «Wurde aus dem Hofdienst entlassen, 10 November 1918». — Это значит, что ее уволили со службы при дворе.

Миллеры смотрят на непонятную фразу, и их экзальтация выветривается. Уволили — то есть выгнали с работы. А значит, ее могли уличить в краже, а в таком случае вряд ли дарят на прощание драгоценный желтый бриллиант.

Кристиан прочищает горло, чтобы внести ясность.

— Когда в Австрии установилась республика, возник вопрос, что делать с придворными служащими. Большинство из них стали чиновниками или были отправлены в отставку. Многие должности упразднили. Я не слышал, чтобы кого-то увольняли, тем более личных слуг монаршей семьи. — Кристиан снова указывает на дату внизу страницы. — Но мне не дает покоя это число. Ночью одиннадцатого ноября императорская семья бежала в охотничий домик в Эккартсау. А десятого они еще не знали, что придется скрываться так поспешно, и не нуждались в средствах. Карл забрал из казны кучу драгоценностей еще до того, как курс кроны обвалился. У них не было никаких причин расставаться с няней.

— Так почему же, ты думаешь, ее уволили? — спрашивает Эшли.

Кристиан указывает на вероисповедание Флоры: католицизм.

— Флора не была католичкой, — твердо произносит Эшли, но потом начинает сомневаться: — Или как?

— Разве Хелен не упомянула бы об этом? — поддерживает ее Джейк. — И разве это не спасло бы ее от лагеря?

— Видите ли… — Кристиан начинает говорить своим профессорским тоном, и Бек это раздражает. — Возможно, что она приняла иудаизм позже. Межконфессиональные браки в то время были запрещены. Так что католичка могла выйти замуж за вашего прадедушку, только обратившись в его веру. С другой стороны, она могла солгать о своей религии. Цита отличалась невероятной набожностью. Все в ближайшем окружении обязаны были посещать мессу дважды в день и ежедневно ходить на исповедь. В ближний круг допускались только католики.